Двигатель

Перспективы Японии в XXI веке: специфика Японии и её культуры…

4 сентября 2016 в 19:36 |

Емеля |Молодёжная аналитическая группа | 3700 | 0

Ключи: концептуальное движение геополитика история

П К О Б

3 сентября в День Победы над Японией в Великой Отечественной войне мы решили затронуть тему взаимоотношений России и Японии. Однако, прежде чем раскрыть эти взаимоотношения, необходимо обратиться к специфике самой Японии и её культуры и посмотреть на её устремления в будущее.

«Господин Таранага очень умный: он редко ошибается»
из киносериала «Сёгун»

В отличие от России образование европейского типа стало в Японии массовым только после второй мировой войны ХХ века. И хотя через него уже прошло несколько поколений, доныне в Японии — начальное образование (а именно оно предопределяет возможности последующего образования) по-прежнему проистекает из японской самобытной культуры. Это означает, что европейское образование в японской упаковке — не европейское образование, а некий инструмент, который японская самобытная культура осваивает, оставаясь при этом в сущности сама собой.

Иными словами, в отличие от российской «элиты» правящие корпорации Японии не страдают низкопоклонством перед Западом, даже несмотря на то, что с середины XIX века под угрозой применения силы или под реальным силовым воздействием Запада и, прежде всего, США, её правящая «элита» неоднократно вынужденно изменяла внутреннюю и внешнюю политику страны. Чему примером является отказ от политики изоляционизма во второй половине XIX века произошедший под угрозой силового вмешательства государств Запада во внутренние дела Японии. По завершении второй мировой войны ХХ века Конституция Японии была продиктована победителями и в первое десятилетие своего существования она фактически была протекторатом США.

Но это происходило при сохранении самобытности культуры японского общества, от которой она никогда не собиралась и не собирается отказываться ни ныне, ни в обозримой перспективе.

На протяжении многих десятилетий (а фактически более столетия, начиная с реставрации Мейдзи) политический курс японского государства неизменен, и этой неизменности не мешают ни неоднократная смена состава парламента и правительства страны, ни какие бы то ни было политические потрясения и декларации.

В подтверждение тому, что японцы относятся к стратегической политике своего государства значительно серьёзнее чем российская «элита», можно привести следующее: В интервью, показанном по первому каналу российского телевидения 07.07.1993 года, бывший многолетний глава правительства Японии Ясухиро Накасоне сказал, что главным из того, что он сделал на этом посту, является создание в Японии Института изучения глобальных проблем. Создание государственно финансируемого института такой направленности деятельности имеет смысл, если Япония признаёт за собой глобальный уровень значимости своей политики, и вне зависимости от деклараций объективно следует глобальной концепции решения изучаемых этим институтом проблем. И он будет вполне работоспособен и соответствовать своему назначению в системе общественного самоуправления Японии, если у её политиков хватит понимания, что в обязанности института входит изучение глобальных проблем с целью их разрешения, а не создание глобальных проблем подведением фундамента наукообразной видимости под уже предопределённую в готовом виде неизвестно как появившуюся определённую политику, как это имело место в системе науки СССР (партийной, академической и отраслевой). В том же интервью, говоря о надеждах на будущее, Ясухиро Накасоне огласил намерение Японии «создать в Азии «общеазиатский дом», в котором должна принять участие и Россия». При этом Ясухиро Накасоне категорически отрицал возможность устремленности Японии к военному реваншу и говорил о необходимости:

создания структуры сотрудничества государств бассейна Японского моря.

Хотя Шанхайская организация сотрудничества была создана не по инициативе Японии, и Япония пока пребывает вне её структур. Это не означает, что в будущем она не сможет вступить в ШОС, но сейчас некие политические возможности для Японии закрыты именно созданием ШОС, хотя ШОС не носит антияпонского характера, а предназначена для решения проблем входящих в неё государств их совместными усилиями.

О японской живописи и не только…

Это интервью Я.Накасоне, если и не прошло не замеченным в дни его выхода в эфир, то не было понято политической «элитой» России, а потом забылось. Но в том интервью было сказано и ещё кое-что значимое для понимания политики Японии, хотя казалось бы прямо с политикой не связанное. Когда ведущий Урмас Отт завёл речь о свободном времяпрепровождении, то Я.Накасоне сказал, что он — художник-любитель. При этом он вспомнил свой разговор о живописи с Р.Рейганом (в бытность того президентом США) и как он объяснял Р.Рейгану, в чём, по его мнению, состоит главное отличие европейской и японской традиции живописи.

Прежде чем дать ответ Накасоне, следует пояснить: с точки зрения европейцев:

европейская живопись (до появления разного рода абстракционизма) реалистична и один из показателей мастерства её художников (наряду с передачей настроения или создания настроения у зрителя) — близкая к фотографической точность изображения объектов и перспективы;
художники традиционной японской живописи большей частью игнорируют законы перспективы (масштаба), изображения объектов в их произведениях во многом условны, стилизованы, т.е. «фотографически» не точны. Осознавая эти различия, многие убеждены в том, что европейская культура превзошла японскую в живописном мастерстве. С этим мнением, возможно в каких-то деталях изменив формулировки, в целом согласится большинство читателей.

По мнению же Я.Накасоне главное отличие европейской и японской традиций живописи состоит в том, что:

в европейской традиции весь холст заполнен изображением, созданным художником, и если есть незаполненные художником области, то картина воспринимается как набросок или не завершённое произведение;
в японской же традиции в картине, если не всегда, то достаточно часто присутствуют области, которых ни кисть, ни перо художника не касались, и которые остаются чистыми, белыми, однако при этом органично вливаясь в композицию.

Как пояснил Я.Накасоне, тем самым художник предоставляет зрителю возможность заполнить «белые пятна» в композиции картины своим воображением (или заглянуть «за изображённое» художником, проникнув в сюжет сквозь «белые пятна». Это обстоятельство не позволяет характеризовать японскую живопись как нереалистичную или неумелую. Она реалистична так же как и европейская, но призвана решать и решает несколько иные задачи). На наш взгляд это мнение о различиях европейской и японской живописных традиций содержательно глубже, нежели приведённое выше мнение об очевидных стилистических различиях. Таким образом японская живописная традиция предоставляет зрителю возможность и определённую свободу мысленного сотворчества с художником, а европейская — нет. Это не означает, что произведения европейской традиции глушат мысль зрителя (иначе бы такие художественные музеи были бы пусты, а сама такая традиция давно бы умерла), но пути течения мысли и, соответственно, общая картина психической деятельности в целом при созерцании произведений европейской и японской традиций живописи как по-европейски воспитанными людьми, так и по-японски воспитанными людьми — разные.

Сад камней…

В связи с рассматриваемой нами проблематикой невозможно не упомянуть ещё одно уникальное достижение японской культуры — Сад 15 камней в буддистском монастыре Рёандзи. Ему как средству воздействия на психику — мировосприятие и миропонимание — людей персонально и японского общества в целом нет аналогов в культурах других стран.

Заметки на полях о Саде Камней

«Сад камней», «Философский сад», «Сад Рёандзи»… Десятки имён у главной достопримечательности японского города Киото и, вероятно, самой большой ценности и десятки толкований сути, какую вложил столетия назад мудрый монах Соами в пятнадцать чёрных необработанных и разных по величине камней, разбросанных по белому песку. В путеводителе указано: «пятнадцать камней». На самом деле замечаешь четырнадцать. Пятнадцатого камня перед глазами нет. Его загораживают соседние камни. Делаешь шаг по деревянной галерее, протянувшейся вдоль края песчаного прямоугольника — с остальных трёх сторон сад ограничен каменными монастырскими стенами, — и снова четырнадцать камней. Пятнадцатый — тот, что до сих пор прятался, теперь оказался в их числе, а исчез другой камень. Ещё шаг по галерее — и гениально спланированный хаос предстаёт опять в иной композиции, состоящей из тех же пятнадцати камней, из которых один — невидим. Разные люди проходят по галерее. И разные мысли вызывал у них сад. «Сад камней» может символизировать собой своеобразие экономической структуры Японии, где «утёсы» монополистического капитала возвышаются над морем песчинок — бесчисленных мелких и мельчайших предприятий. Возможно, именно такие слова могут родиться у туриста между двумя спусками автоматического затвора фотоаппарата. Ассоциация бесспорная, что касается японской экономики, но воспринимающаяся в «Саду камней», будто скрежет гвоздя по ржавому железу. А возможно — и такие:

Это была наглядная модель познания, метафора науки. Обязательно остаётся что-то неизвестное, не сосчитанное, неучтённое. Мы уверенны, что есть что- то ещё, чего мы не видим.

Это итог размышлений в саду человека. Таковы, наверное, полярные по чувствам и эстетической подготовленности восприятия «Сада камней». Может, Соами хотел сказать, что дело не в камнях, а в людях, которые в сад приходят? Уж, не в том ли суть сада, что люди воспринимают одно и тоже по-разному, каждый по своему? И при этом никому не приходит в голову утверждать: я вижу мир правильно, а остальные нет? Может быть, ключ к идее, заложенной в «Саде камней», — это конституция, составленная принцем Сётоку ещё в VII веке.

У каждого человека есть сердце, — гласит статья конституции. — А у каждого сердца есть свои наклонности. Он считает это хорошим, он — дурным. Но я вовсе не обязательно мудрец, а он вовсе не обязательно глупец. Оба мы только обыкновенные люди.

http://knigosite.org/library/read/80561

Однако необходимо обратить внимание на то, что подавляющее большинство интерпретаторов смысла Сада 15 камней подходят к нему с позиций индивидуализма, т.е. они задаются вопросом: Что Сад способен передать человеку как индивиду? Но есть и аспект коллективного восприятия Сада. Если на дорожке, проложенной вдоль одной из сторон сада, оказываются несколько человек, то хотя каждый из них видит только 14 камней, но вместе они видят одновременно все 15 камней. По сути Сад 15 камней — образно-метафорический учебник философии, который воспитал и воспитывает многие поколения японцев если не в осознанном понимании, то в непосредственном ощущении того, что истина в её полноте индивиду не даётся, хотя он и может видеть какие-то грани истины. Многогранная истина в её полноте, достаточной для жизни и развития общества, даётся всему народу, а не исключительно кому-то одному. Такого уникального учебника философии, воплощённого в искусно созданном искусственном ландшафте, нет ни в одной стране мира.

В России уникальным по своему психологическому воздействию является Павловский парк (в г. Павловск в окрестностях Санкт-Петербурга), начало которому будущий император Павел I положил ещё в бытность свою наследником престола. Но Павловский парк с его природным ландшафтом и искусственными пейзажами — это совсем другая тема; и его воздействие — иного характера как в силу его размеров, так и в силу того, что в нём выразился европейский способ восприятия жизни.

Копирование Сада 15 камней бессмысленно, поскольку копия была бы чужда иной — не японской — культуре: Сад 15 камней в Киото — первый и в силу первенства и культурного своеобразия — единственно функциональный. Также не надо забывать, что буддизм присутствует в Японии в качестве традиционной религии уже много веков, хотя при этом наряду с ним сохранился исконно японский синтоизм. В исторически сложившейся культуре человечества в широко распространённых экзотерических религиозно-философских системах вопрос о порождении определённого эмоционально-смыслового строя — настроения — самим человеком подаётся как ключевой для начала всякой деятельности, пожалуй, только в буддизме:

Нет вещи, которая извне может заставить нас страдать; всё зависит от истолкования нашего опыта. Отсюда ясна великая роль ума в том, испытываем ли мы страдание или радость.

Неспособность совершить некое дело — не повод для беспокойства. Способность совершить некое дело — также не повод для волнения. Так зачем волноваться? Будьте счастливы.

Единственный источник ваших страданий — ваши собственные деяния. Всегда следите за тем, как поступаете.

Научитесь всегда быть спокойным и мудрым. Когда вы спокойны и мудры, ваши действия будут соответствовать ситуации и не будут омрачены отрицательными эмоциями.

Мудрость без сострадания — суха и вредоносна. Сострадание без мудрости — слепо и немощно. Не пренебрегайте ни мудростью, ни состраданием.

Первый шаг к мудрости — увидеть собственные недостатки. Итак, прежде всего, исправьте свои недостатки.

Действия, вдохновляемые гневом, свидетельствуют о том, что вы утратили власть над собой и более не способны ясно мыслить и видеть. Это весьма опасный путь.

http://terrao.livejournal.com/2887782.html

Иными словами, буддизм обязывает человека быть властным над своими эмоциями и потоком сознания. Вероучения, сложившиеся на основе Библии и Корана, не обязывают к этому основную массу своих последователей. В этом отличие буддизма от вероучений, в основе которых лежат Библия и Коран.

Как невозможно виртуозно исполнять музыкальные произведения на не настроенном инструменте, так и многие дела, которые делают люди, получаются плохо или не получаются вообще, если их настроение не соответствует характеру этих дел. В ориентации людей на самообладание в любых обстоятельствах — ещё одно преимущество исторически сложившейся культуры Японии перед культурами западного типа. Кроме того, буддизм обязывает своих последователей к тому, чтобы достичь так называемого «просветления», т.е. пережить некое качество в себе самом, а не только знать о возможности «просветления» и учить других тому, что некая возможность существует, но не воспользоваться ею.

Иное положение дел в библейских культах, в которых предпочитают «говорить о …», но не делать самого того дела, о котором идёт речь. Об этом упрёки Христа библейским вероучителям:

Горе вам, законникам, что вы взяли ключи разумения: сами не вошли и входящим воспрепятствовали» (Лука, 11:52);

Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что затворяете Царство Небесное человекам, ибо сами не входите и хотящих войти не допускаете» (Матфей, 23:13).

Бонсай…

Тем не менее впадать в низкопоклонство перед Японией тоже было бы неправильно. Есть в японской культуре и нечто дефективное, препятствующее обретению личностью полноты достоинства человека. Именно в силу этого к сокрушительному поражению во второй мировой войне ХХ века Япония непреклонно шла, начиная по крайней мере с реставрации Мейдзи. Если характеризовать это нечто своеобразно японское и дефективное одним словом, то это слово — «бонсай». Словом «бонсай» («бон» — горшок, «сай» — выращивать) именуется традиционное японское декоративно-прикладное искусство (известное с XI века), суть которого состоит в том, чтобы посадить в горшочек дерево, не давать ему вырасти естественным путём в полный рост на протяжении десятилетий (сосна, принуждённая быть карлицей, «высотой» в пределах метра — один из примеров; наиболее популярны «деревца» высотой 38 — 65 см), создать вокруг него искусственный ландшафт и изящно подать это на обозрение зрителям, чтобы их чувство прекрасного отозвалось. По сути же искусство «бонсай» — это надругательство над Природой вообще и природой всякого «обонсаенного» дерева, в частности: сосна должна быть большой, в средней полосе России — минимум в обхват толщиной и высотой 30 и более метров. Исходящий из глубокой древности некий эзотеризм Японии проделывает «бонсай» по отношению к духу человека как в эзотерической, так и в экзотерической культуре Японии, что неоднократно находило своё выражение в её истории и в политике (в частности изоляционизм, которому следовала Япония на протяжении нескольких веков до середины XIX века, — одно из выражений эзотерического искусства «бонсай» по отношению к духу человека). Другой пример «бонсай» — это некоторые элементы культуры самураев, или даже традиционная женская одежда японцев, сковывающая движения. Иными словами, специфика дефективности японской культуры состоит в том, что вседозволенность допустима, но должна быть подана красиво.

То есть Япония практически своею многовековой культурой опровергает возведённое многими в ранг пророчества высказывание Ф.М.Достоевского «красота спасёт мир».

И одна из объективно стоящих перед Японией в XXI веке задач — преодолеть укоренившуюся в её культуре приверженность к разнородному «бонсаю» как красиво поданной вседозволенности…