Анатомия современного террора в России

В настоящее время в Российской Федерации существуют две разновидности террора – северокавказская и русская. Они качественно отличаются друг от друга и требуют разных подходов к противодействию этому опасному для общественно-политической стабильности явлению.

Северокавказский террор, в свою очередь, подразделяется на две качественно разные террористические ветви.

Одни террористы действуют под флагом исламского фундаментализма, поэтому их террор условно можно назвать религиозным. Условно потому, что зеленое знамя Пророка служит лишь идеологическим прикрытием основной цели этого террора, которая носит геополитический характер и заключается в образовании независимого исламского государства на территориях проживания мусульманских народов России – на Северном Кавказе и в Поволжье. «Религиозные» террористы на самом деле думают не о спасении души, а о власти над людьми и землями.

В организационном отношении религиозный терроризм представляет собой продолжение вооруженного восстания сепаратистов в Чечне, поддержанного из-за рубежа (отсюда термин «международный терроризм»), с подачи оттуда же окрашенного в религиозные тона и перенесенного в другие регионы России вплоть до Москвы. Он нацелен на разрушение территориальной целостности России и ее государственности.

Вторая разновидность северокавказского терроризма – бандитская. Это вооруженная межклановая борьба за контроль над финансовыми потоками из федерального центра. Бандиты без должностей (террористы) убивают бандитов при должностях (в основном милиционеров) в стремлении самим придти к власти и разворовывать дотации, нескончаемым потоком текущие из Москвы, которая пытается русским золотом потушить тлеющий на Северном Кавказе сепаратистский пожар. (Похожую политику на закате Византийской империи проводил одряхлевший Константинополь, пытаясь откупиться от тревоживших его границы варварских племен, и кончилось это крушением империи.)

По своей сути бандитский терроризм на Северном Кавказе только тем отличается от обычных бандитских войн, например в Москве, что его мишенью являются представители государственной власти, больше ничем. За пределы своих республик террористы этой категории не выходят, на российскую государственность не посягают. Напротив, они объективно заинтересованы в сохранении нынешнего статус-кво, при котором слабая Москва платит разбойному Северному Кавказу дань, они бьются не за идеи, а за деньги. Но нападения на представителей власти в любом случае являются политическим вызовом этой власти, поэтому речь идет не о классическом бандитизме, а о терроризме.

Что делать с кавказским терроризмом - ясно. С идейными террористами, мечтающими о построении на территории России второго Халифата, разговор простой. Его смысл в свое время очень точно сформулировал Путин: «мочить в сортире». Причем «мочить» нужно всех, к этому терроризму причастных прямо или косвенно, и желательно даже не в самом «сортире», а еще на подходах к нему, в профилактическом порядке – там, где культивируется халифатская идея, в том числе за рубежом.

Иной разговор с этой породой людей невозможен. Насилие в отношении них морально оправдано и политически необходимо, поскольку исламистская идея Халифата на Руси прямо предполагает разрушение России, и исламисты сами перенесли ее из сферы идейного противостояния в область террористической вооруженной борьбы. Война с ними является оборонительной, поскольку Россия подверглась вооруженной агрессии, а значит, справедливой.

С клановым бандитским терроризмом силой бороться не следует. Не перестреляешь же всю верхушку северокавказских племен… Технически такое решение вполне реализуемо, но это было бы неправильно и несправедливо. Эти люди не виноваты в том, что они такие, какие есть. Нет их вины и в том, что после крушения советской диктатуры, державшей их в узде, и в условиях властной импотенции нынешнего «федерального центра» они стремительно вернулись в свое естественное архаичное состояние,
соответствующее родоплеменному уровню социального развития их общества. Такова природа вещей.
А чтобы положить конец драке шакалов за добычу, достаточно просто-напросто отнять у них эту добычу. Следует прекратить чрезмерное финансирование северокавказских республик из Москвы и тем самым задушить терроризм экономически – незачем станет нападать на безденежную власть. Конечно, из-за этого отдельные представители местных кланов между собой не замирятся, по-прежнему будут воровать друг у друга баранов и убивать кровников. Но это уже другое дело, поскольку власть будет позиционирована над местными разборками, а не внутри них в качестве одной из сторон.

Как бы там ни было, северокавказский терроризм во всех его проявлениях для России нетерпим, поскольку он разрушает общее правовое поле и причиняет гибель и страдания гражданам. Власть, не способная его обуздать, несет за это политическую ответственность.

Вместе с тем, очевидно, что северокавказский терроризм не представляет собой реальной угрозы государственной безопасности России. Это периферийный феномен локального масштаба, и, главное, он политически отторгается российским обществом. Для искоренения террора на Северном Кавказе нужны элементарная политическая воля и хотя бы минимальная дееспособность аппарата государственного управления. Нынешнему российскому правительству ни того, ни другого из-за его политической слабости не хватает, но это дело поправимое. Когда придет политически сильная национальная власть, она быстро наведет на Северном Кавказе порядок.

Иное дело – терроризм русский, исходящий от государствообразующего русского народа. Это действительно серьезно. Само  национальное происхождение данного феномена говорит о фундаментальном неблагополучии в стране и предвещает большие потрясения. Террор, идущий из среды государствообразующего народа и получающий в этой среде положительный отклик – он не сам по себе. Такой террор есть если не начало, то во всяком случает предвестник революции, своего рода стихийная разведка боем.

Терроризм нацменьшинств (у нас – северокавказских) является делом обычным даже для самых благополучных демократических стран Запада. Меньшинства не могут мирным путем реализовать свои национальные устремления, когда те идут вразрез с волей большинства. Демократия есть власть большинства, и она не позволяет меньшинствам ущемлять интересы этого большинства. Поэтому некоторые представители национальных меньшинств иногда вступают на террористический путь насильственного навязывания национальному большинству своих устремлений.

Обычно, как и у нас в Чечне, национальный терроризм произрастает на политической почве сепаратизма. Ирландцы в Великобритании, корсиканцы во Франции, баски в Испании пытаются методом террора добиться независимости своих территорий. Правительства национального большинства с террором борются - дело это традиционное и порой длится столетиями, все к этому привыкли.

Русский террор в русской России – это качественно иное явление. Террор государствообразующего народа встречается в истории нечасто и всегда носит исключительно социальный характер. Русский национальный террор в России – исключение из общего правила, порожденное противоестественным положением в нашей стране после 1991-го года.

Государствообразующий народ потому так и называется, что он сам «образовывает» свое государство, включая, разумеется, и государственную власть. В Англии власть английская, во Франции французская, в Испании испанская, хотя в последнее время нужно вносить поправку на либеральную глобализацию, размывающую национальный характер европейских государств (но еще не размывшую его до конца).
Когда государствообразующим народам этих стран правительства перестают нравиться, они, пользуясь демократическим правом большинства, просто их заменяют на очередных выборах, на то она и демократия. Поэтому ни англичанину, ни французу, ни испанцу в кошмарном сне не приснится их «национальный» террор против их собственного правительства. Зачем, если все вопросы можно решить мирно и без кровопролития, через урну для голосования?

Конечно, до формирования развитых демократий в истории этих стран бывали периоды террора и случались революции, но то на социальной почве классовой борьбы. Национального же террора не было и быть не могло: с какой стати, например, французскому народу бороться против национальной политики французского короля, убивая нефранцузов? С нефранцузами король и сам управлялся способами, удовлетворявшими его французских подданных, нормальная была у него национальная политика.

И в России в конце позапрошлого – начале прошлого века террор был социальным, нацеленным против самодержавного образа правления, который тормозил развитие страны. Террористы добивались свободы от социального произвола царского режима. Им и в голову не приходило стрелять в инородцев, поскольку на национальном направлении, в отличие от социального, политика царского правительства была вполне адекватной, во всяком случае, не ущемляющей интересы государствообразующего русского народа.
Тем большего внимания и более тщательного анализа требует современный русский терроризм, который включает в себя не только социальную, но и национальную составляющую.

Русский национальный террор начался в современной России раньше социального. Подобно всякому террору, русский национальный террор неизбирателен, и, подобно всякому национальному террору, он нацелен против целой этнической общности людей, а через нее – против власти. Как чеченские террористы убивают «русских вообще», пытаясь таким образом расшатать государственную власть в империи, так и русские террористы нападают на «нерусских вообще», не разбираясь, кто есть кто, и протестуя таким опосредованным образом против национальной политики правящего режима. Естественно, страдают при этом в основном представители иных рас, которые на улицах городов выделяются из русской этнической массы.

Поскольку ксенофобия, психологически и идейно питающая национальный террор, как черта национального характера русскому народу всегда была чужда, должны существовать веские причины, чтобы в его среде мог возникнуть феномен национального терроризма, представляющего собой крайне радикальную форму ксенофобии. Каковы эти причины?

Все началось с развала Советского Союза, трансформации союзных республик в независимые государства и «суверенизации» автономных республик бывшего СССР, оставшихся в составе России. Национальное самоутверждение новых независимых государств и «суверенных» российских республик проходило методом геноцида их русского населения. У всех на слуху Чечня (двадцать тысяч убитых и двести тысяч русских беженцев еще до начала боевых действий), но нечто подобное с разными нюансами происходило повсеместно. Даже из Казахстана с его умеренным и ориентированным на сотрудничество с Россией президентом Назарбаевым вынуждены были бежать два миллиона этнических русских.

Русских беженцев в России очень много. У всех у них есть родственники и друзья, сопереживающие их беде и поэтому настроенные негативно в отношении бывших «братьев по советской семье народов», так жестоко обошедшихся с людьми, вся «вина» которых заключалась в том, что они «поднимали национальные окраины», несли их отсталому нерусскому населению блага культуры и цивилизации. Это десятки миллионов этнических русских, прямо или косвенно травмированных геноцидом русского народа. Появление в России огромного количества русских людей, соприкоснувшихся с геноцидом, является первым фундаментальным фактором возникновения ксенофобских тенденций.

Второй фактор, более поздний, порожден массовой иммиграцией коренного населения бывших советских республик в Российскую Федерацию. Обретя независимость, многие из них к самостоятельной жизни оказались недееспособными. Без постоянной подпитки за счет экономически развитых русских регионов, да еще и без изгнанных русских специалистов, на которых там держались производство, наука и образование, большинство новых независимых государств быстро пришли де факто в состояние банкротства и не могут прокормить собственное население.

Под страхом голодной смерти жители этих стран ринулись туда, где можно заработать хоть какие-то деньги. В Европу и Америку их не пускают, остается только Россия, которую буквально затопила волна инородной иммиграции с юга, из бывших «братских» республик, дополняемая китайцами, вьетнамцами, неграми и прочими этническими элементами, чуждыми русской нации и остальным коренным народам страны.
Этнический баланс на территории России, складывавшийся веками, оказался грубо нарушенным, что само по себе вызывает протестную реакцию со стороны местного населения, преимущественно русского. Естественно, что такая реакция усиливается, когда граждане России наблюдают, как к ним домой вторгаются люди, только что в своих странах убивавшие и грабившие русских.

 Чрезвычайно дешевая рабочая сила иммигрантов, готовых работать на любых условиях, создает для российских граждан дополнительные проблемы с трудоустройством, что усугубляет социальную напряженность. Из-за обвальной архаизации бывших советских республик, где без имперского цивилизационного фактора быстро восстановились условия жизни восточного средневековья, волна иммиграции несет с собой опасные экзотические болезни, в СССР давно считавшиеся изжитыми, и это пугает местное население. Иммиграционный потоп, разливающийся по русской земле вне правового поля, создает идеальные условия для произвола этнического криминала, терроризирующего коренных жителей.
Все это в совокупности обостряет межнациональную напряженность и создает благоприятную атмосферу для распространения в русском обществе ксенофобских настроений, облегчаемых люмпенизацией значительной части населения. Резкое падение интеллектуального и культурного уровня, целенаправленное разрушение традиционных морально-нравственных устоев, девальвация ценности человеческой жизни делают возможным ранее русскому народу не свойственное - рост ксенофобии и появление национального терроризма как крайней ее формы.

Но главным, определяющим фактором национального террора, безусловно, является сама национальная политика «демократического» российского руководства, последовательно русофобская. Все перечисленные выше факторы представляют собой прямые следствия этой политики.

Так, геноцид русских в национальных республиках был сознательно спровоцирован «демократами» в целях разрушения Советского Союза. В частности, видная «демократка» Г.В. Старовойтова весной 1991 года на встрече с активистами вайнахской демократической партии в Грозном публично разъяснила делегатам, что «борьба за свободу» для них заключается в убийстве русских жителей Чечено-Ингушетии. Так и сказала с трибуны: «Убивайте русских!».

Далее – бессердечное отношение властей России к нуждам миллионов русских беженцев. Родина приняла их отнюдь не по-матерински и до сих пор не делает различия между русскими из бывших советских республик, вынужденно вернувшимися на землю их предков, и изгнавшими их иностранными аборигенами. Чиновники даже специальный термин пустили в оборот – «соотечественники» (то есть граждане бывшего СССР), чтобы подчеркнуть, что им все равно, кто перед ними, палачи-инородцы или жертвы-соплеменники.

Более того, по фактам геноцида русских в Чечне, где в мирное время были убиты десятки тысяч и пострадали сотни тысяч человек, фактам, задокументированным специальной парламентской комиссией (т.н. комиссия Говорухина), до сих пор не возбуждено ни одного уголовного дела. Официальное расследование аналогичных событий в других национальных республиках вообще не проводилось. Это нельзя истолковать иначе как злонамеренное ущемление государственной властью элементарного права русских людей, права на жизнь в ими же созданном российском государстве, где они сейчас составляют более 80% населения.

Миграционная политика властей и коррупционное сращивание чиновников на местах с пришлым этническим криминалом тоже  вопиюще противоречат жизненным интересам русского народа и других коренных народов страны. А массовое обнищание и бесправие населения является закономерным результатом социально-экономической политики государства. В итоге, куда ни посмотри, всюду увидишь последовательную антирусскую политику государственного руководства России.

Ввиду системной русофобии правящего режима в обществе нарастает ощущение незащищенности против этнической агрессии, подкрепляемое правоохранительной и судебной практикой, которая в любом конфликте русского с нерусским вину автоматически возлагает на русского. Для этого в Уголовный кодекс даже специальная статья введена – пресловутая 282-ая.

Это ощущение имеет два основных последствия. Во-первых, политический отрыв власти от народа. Власть, не желающая защитить жизненные интересы русских людей и хотя бы обеспечить их физическую безопасность, а наоборот, прощающая массовых убийц и способствующая чужеродной этнической агрессии, русскому обществу не нужна и враждебна. Такая власть воспринимается обществом как антинациональная (все чаще звучит определение «оккупационная»), и поэтому она обречена.

Во-вторых, когда государственная власть не выполняет своей главнейшей обязанности по защите граждан, граждане пытаются защититься сами доступными им средствами, в том числе такими крайне радикальными, как национальный террор.

Все очень просто. Всякое действие вызывает противодействие, это закон природы. Антирусское действие правящего режима порождает противодействие русского народа, от политической безысходности принимающее порой насильственную национально-террористическую форму. Это очень похоже на ситуацию в Северной Ирландии, на Корсике и в Стране басков. С той только принципиальной разницей, что в положение национального меньшинства в России поставлен государствообразующий русский народ, притесняемый его собственной государственной властью гораздо более жестоко, чем нацменьшинства в европейских странах (трудно представить, что британское правительство могло бы оставить без уголовного расследования убийство двадцати тысяч подданных Ее Величества).

Оправдать террор нельзя, но понять его причины необходимо. В случае русского национального террора эти причины лежат на поверхности, и все они сводятся к русофобской политике правящего режима. В ней, в этой политике находится и точка соприкосновения национального русского террора с другой формой террористической активности этнических русских– социальной.

Русский социальный террор, в отличие от русского национального террора – явления, в России прежде небывалого (не было до сих пор тому причин), - имеет вековые исторические традиции. Кому довелось изучать историю КПСС, помнит советскую героизацию террористов-народовольцев и им подобных.
Феномен социального террора в России всесторонне исследован, и теоретизировать на его счет нужды нет. Достаточно напомнить, что, по международно признанным социологическим оценкам, десятикратный разрыв в уровне доходов между богатыми и бедными неизбежно вызывает социальные потрясения, а некоторые эксперты полагают, что у нас этот разрыв уже сорокакратный. В таких условиях удивителен не социальный террор, удивительно то, что до сих пор не началась социальная революция. Впрочем, социальный террор является верным признаком ее приближения.

Но грядущая революция будет не только социальной. Террор, революции предшествующий, в России сейчас не исключительно социальный, как в начале прошлого века, но и национальный. Соответственно структуре предреволюционного террора, и революция будет одновременно национальной и социальной. То есть национально-социальной, нацеленной на восстановление нарушенного режимом равновесия в обеих основных областях жизнедеятельности государства и общества, национальной и социальной. В результате революции в России должно быть свергнуто господство антирусского, то есть антинационального, и одновременно антисоциального меньшинства и должна установиться власть русского национального и социального большинства.

Вывод о двойном, национально-социальном характере предстоящей революционной трансформации России косвенно подтверждается последними тенденциями в русском терроре, отмеченными исследовательским центром СОВА, который специализируется на мониторинге межнациональных отношений. По данным этого центра, фокус террористической активности русских радикальных группировок смещается из горизонтальной плоскости в вертикальную - от террора в отношении инородцев к террору в отношении представителей власти (в основном милиционеров как наиболее заметных и уязвимых членов этой социальной группы). То есть происходит переход от национальной к социальной форме террористических проявлений.

Русские террористы – это в основном молодежь, самая радикальная часть социума. Отмеченная центром СОВА тенденция говорит о том, что даже в молодежной среде, по определению самой политически незрелой, растет понимание того, что беды русской нации коренятся в русофобской природе правящего режима. Изначально озабоченные этнической агрессией, юные террористы постепенно приходят к осознанию того факта, что инородное засилье на русской земле является лишь следствием политики властей и убивать инородцев - все равно, что лечить бубонную чуму прижиганием язв на коже. Сколько ни прижигай, чумной вирус породит новые язвы и в конце концов погубит весь организм. Лечить симптомы заболевания бессмысленно, нужно бороться с его источником. Радикальная молодежь видит, что все беды идут от антинациональной природы самой государственной власти, и начинает вооруженную борьбу непосредственно против нее.

Во всяком случае, переориентация террористической активности с национального на социальное направление свидетельствует о том, что источник у этой активности один – русское национальное и социальное большинство населения России, недовольное и национальным, и социальным своим положением при нынешней «демократической» диктатуре. Молодежь с ее нетерпеливостью и радикализмом, как всегда, впереди.

Русское большинство в своей массе симпатизирует действиям малолетних террористов, несмотря на их очевидную негуманность. Сами террористы чувствуют себя своего рода «городскими партизанами» на оккупированной врагом территории, что при политике правящего Россией режима и неудивительно, настолько она противоречит жизненным интересам русской нации. Итоги двадцати лет правления «демократов» сопоставимы с демографическим и экономическим ущербом, который немцы нанесли Советскому Союзу во время Великой отечественной войны.

Во время войны в партизаны шли немногие, основная масса населения на временно оккупированных территориях просто пыталась выживать. Но эта масса симпатизировала партизанам, что придавало их действиям социальный характер народной войны. Нечто подобное происходит и сейчас, когда общество (за исключением, разумеется, его либеральной части, которая контролирует СМИ, но сама по себе статистически и политически незначима) сочувствует русским террористам, и именно это дает основание считать современный русский террор социальным явлением. (Северокавказский террор, в отсутствие общественного одобрения в масштабах всей страны, таким качеством не обладает, и поэтому для правящего режима он политически неопасен.)

Для русского террора как социального явления характерен эффект, в синергетике называемый «автокатализацией». Положительная обратная связь между террором и социумом в виде общественного одобрения терактов стимулирует террористов на продолжение их войны с режимом, а нарастание террористической активности в свою очередь радикализует общественные настроения, из-за чего население еще положительнее реагирует на террор, придавая ему новый политический импульс, и так далее по спирали. Логическим завершением этого процесса, идущего по нарастающей, с железной неизбежностью станет окончательная дестабилизация общественно-политической ситуации и национально-социальная революция.
Вот этого как раз и не хотелось бы. Революция – это всегда кровь и насилие, а Россия за последние сто лет хлебнула ими досыта. Что же делать? Как противостоять русскому террору и избежать революции?
Теоретически возможных вариантов действий всего три.

Первый и самый бестолковый – это то, что власть делает сейчас. А именно попытка силового подавления террора в сочетании с пропагандой толерантности, мультикультурности, политкорректности и социальной покорности. Однако ясно, что при столкновении с реалиями жизни официальная пропаганда не работает, а полицейский антитеррор против террора, обретшего качество социального явления, бессилен в принципе.

Конечно, террористов нельзя не преследовать в уголовном порядке за нарушение действующего законодательства. Но нужно и понимать, что социум постоянно их воспроизводит и что это воспроизводство - расширенное. Как сказал кто-то из большевиков, всех не перевешаешь. А коли всех перевешать не получится, а повешенных общество традиционно возводит в ранг национальных героев и на их примере воспитывает все больше новых террористов, жди закономерного политического итога, то есть революции. Поэтому нынешний способ антитеррористических действий правительства является политически тупиковым и прямо ведет к революционной конфронтации.

Второй вариант, самый радикальный и самый нереальный, заключается в том, чтобы нынешняя власть одумалась и сама ликвидировала причины террора, как национальные, так и социальные. Но это невозможно по двум причинам.

Во-первых, для господствующей «элиты» такое означало бы вывернуться наизнанку. Действовать в интересах нации, а не в собственных шкурных интересах российская «элита» не может органически, она на это не способна по своей природе. Если шакала посадить на вегетарианскую диету, он просто сдохнет.
Но даже если предположить невозможное, а именно, что высшее государственное руководство – плоть от плоти этой «элиты» - примет соответствующие решения, все равно ничего не изменится. Это во-вторых. Аппарат государственного управления такие решения выполнять не станет – не захочет и не сможет, как и любые другие политические решения, ограничивающие его свободу обогащаться за счет народа. Еще Ленин подметил, что там, где есть взятка, нет и не может быть никакой политики. А поскольку в российском бюрократическом аппарате взятка сейчас есть везде, то и политики там не может быть нигде. То есть высшая государственная власть просто недееспособна – ей «некем работать», поскольку подчиненные чиновники работают только на свой карман.

Третий вариант, промежуточный между двумя крайностями, предполагает постепенное изменение структуры государственной власти и характера ее политики под влиянием участия в ней тех политических сил, которые ориентированы на эволюционный путь национально-социальных преобразований. Для этого не требуется никаких специальных законодательных усилий, достаточно лишь начать соблюдать действующую Конституцию России.

Такие силы самостоятельно проявятся в форме политических партий (они уже существуют, только бюрократия не допускает их к участию в официальном парламентском процессе) и через демократические выборы войдут в «сложившуюся политическую систему», которая в ее нынешнем виде бутафорского придатка к гомогенной вертикали исполнительно-законодательно-судебной власти функции народного представительства не выполняет и никакого политического влияния в народе из-за этого не имеет. Появление в этой системе реальных политических партий неизбежно оживит политическую жизнь страны, что важно само по себе. Но важнее другое.

В настоящее время русские «эволюционисты», ратующие за конституционный путь развития, мало что могут противопоставить радикалам, выступающим за насильственные методы борьбы против режима, поскольку самих их бюрократы к ненасильственной политической деятельности в правовом поле не допускают. Естественно, что в ситуации, когда правящий режим грубо и цинично нарушает Основной закон, ссылки на Конституцию звучат неубедительно.

Но в случае вхождения таких «эволюционистских» организаций (разумеется, реальных, а не искусственно сконструированных околовластными политтехнологами вокруг фигур профессиональных провокаторов-«народных вождей», такое политическое наперсточничество больше не пройдет) в официальную политическую систему ситуация в России вообще и ситуация с русским терроризмом, в частности, изменятся коренным образом.

В этом случае взрослые политически опытные люди сами вытащат малолетних радикалов из их подворотен и подвалов и займут их легальными политическими делами в целях реализации национальной политической идеи. А кто продолжит шалить, баловаться ножиками и пистолетиками, мешая взрослому политическому делу на потребу провокаторам, того отшлепают. Тем самым будет прерван порочный круг эскалации насилия, и революционный финал станет менее неизбежным благодаря открытию правового пути политической борьбы в рамках парламентской демократии.

Этот третий вариант в сложившейся обстановке – единственное политическое решение, пока еще способное предотвратить революционную конфронтацию народа с  властью в широком смысле и пресечь набирающий силу русский терроризм в смысле узком.

Все, других вариантов нет физически. Во всяком случае, истории человечества они неизвестны. Упрямое продолжение конфронтации с революционным финалом, перерождение власти, невозможное по природе вещей, или политический компромисс, дающий шанс на продолжение эволюционного развития. Иного не дано.

Источник