Сегодня российское государство задалось серьезным вопросом определения своей легитимности по сути, а не таковой что заявляется повсеместно. Этот парадокс, во многом не видный с первого взгляда, заключается в том, что не государство созидает идею, а идея созидает государство. Коль скоро идеи, если они приподнимаются над обыденностью (такими как торг, выживание, завоевание и т.д.) двигают множество людей в одну сторону и создают неудержимый поток, который на своем пути может, как разрушать, так и творить, то государство, является только их проводником, но не создателем.
Констатация факта, что сегодня у государственности Руси нет национальной идеи (иначе не было бы и поиска) требует так же сказать, что любая пустота чем-то да заполняется (а значит то, чем сегодня она заполнена государство не устраивает по каким-либо причинам). Есть полнота оснований утверждать, что заполняется она чуждым по духу народу, формирующему государство, смыслом. И этот смысл, проводимый самим государством приводит его в упадок. Это происходит из-за несовпадения векторов собственного развития, существующих сейчас (в форме тех смыслов, что заполняет пустоту) и еще возможно сокрытых (от государства, но не от народа), или как-то оставшихся от прошлой государственности.
Чем более бесценна, возвышена идея – тем она ближе к вечности, и ведет само государство через века, поэтому бессмысленно говорить только о «ближайшей» прошлой государственности. Это указывает так же на то, что засилье чужих идей ведет к самоуничтожению всей государственности, с последующей интеграцией осколков на рабских правах, в те государственные образования, откуда они пришли. Ни о каких равных правах на уровне противоборства идеологий говорить бесполезно, здесь идет вечная война за возможность существовать. У каждого государства либо есть своя идеология и идея, либо чужая, тех, в зависимости от которых оно находится. Такое государство уже нельзя называть независимым, сколько бы оно не декларировало это в воздух, в этом суть действий идеологий.
Так, если определить сегодняшний принцип нашей государственности, то далеко в историю ходить не нужно. Этот принцип весьма ясно и четко был выражен Тютчевым в 1867 году в стихотворении «Напрасный труд – нет, их не вразумишь…»
Напрасный труд – нет, их не вразумишь, –
Чем либеральней, тем они пошлее,
Цивилизация – для них фетиш,
Но недоступна им ее идея.
Как перед ней ни гнитесь, господа,
Вам не снискать признанья от Европы:
В ее глазах вы будете всегда
Не слуги просвещенья, а холопы.
Сегодняшняя действительность подтверждает это, а значит осознание государством необходимости, накушавшись холопства (но к сожалению далеко не все накушались, кто-то еще ест с рук), ищет выхода к своему выживанию как независимому и самостоятельному государству. Поэтому независимость и самостоятельность – это первые критерии, которые должны быть заложены в идею. Без нее – она не является собственной по отношению к государству, ее воплощающему. Она становится преемственной, а не способность самостоятельно, что подразумевает ответственно за свой выбор жить и развиваться в веках, определяет государство не лидера, но подчиненного и раба.
Необходимость определить национальную идею ставит задачу для начала определить терминологически понятие нации, которое сегодня считается во многом табу, так как открывает глаза, в том числе и народам, живущим в государстве на форму идеологического надгосударственного управления, возможного как в прошлом, так и сегодня. Но не только возможного, но и претворяемого повсеместно в жизнь.
Сегодня существует множество определений термину «нация», основополагающими и объемлющими можно считать два из них, на которые надо взглянуть без пиетета к авторам, чтобы их авторитет не затмевал смысл ими сказанного.
Первое определение дано Теодором Герцлем и звучит так:
«Нация – это общность людей в прошлом, объединенная в настоящем против общего врага»
В такой форме, можно сказать, живет не только еврейский народ, объединенный в прошлом, но потом распыленный на весь мир, но и европейский мир в целом, где влияние этой идеологии стало доминирующим. Результат этой идеологической установки сводится к тому, что для поддержания целостности государства, как нации, необходимо государство держать в тисках постоянного страха против внешнего врага, а если его нет – то искусственно его создавать. И порой вполне естественно (потому, что на страхе) для таких наций исполнять роль жертвенный агнцев для тех, кто указывает на таких врагов. Опыт всей истории на протяжении 2000 лет показывает, что превентивное нападение на «кажущегося» врагом – было естественным ходом вещей для европейского мировоззрения.
Второе определение нации дано Иосифом Сталиным, в его труде «марксизм и национальный вопрос»:
«Нация есть исторически сложившаяся устойчивая общность людей, возникшая на базе общности языка, территории, экономической жизни и психического склада, проявляющегося в общности культуры»
Так же он обоснованно добавляет следующее (и это учитывается везде как обязательное дополнение к определению):
«При этом само собой понятно, что нация, как и всякое историческое явление, подлежит закону изменения, имеет свою историю, начало и конец. Необходимо подчеркнуть, что ни один из указанных признаков, взятый в отдельности, недостаточен для определения нации. Более того: достаточно отсутствия хотя бы одного из признаков, чтобы нация перестала быть нацией»
На основе этого определения, многие государственности Европы оказываются вполне определенной фикцией, в большей мере, сегодня основанной на власти охлократии, которая поддерживается олигархией, так как через бездумную толпу проще всего управлять государственностью. В том числе выставлением для прихотей толпы соответствующих их низкой нравственной норме критериев жизни. В этой форме идеологии необходимо и достаточно для управления подхода Хитлера и Геббельсовой пропаганды, работающей на «эмоциональном заводе толпы под задачу». Результат таких техник сегодня можно видеть не только на выборах (и предвыборных компаниях), но и практически по большинству параметров государственной жизни, начиная от образования и науки, заканчивая духовностью и нравственностью. Говорить о том, что это деградация, как государственности, так и народа в целом – говорить очевидное.
Известно, что государственный строй основанный на таких принципах – не нов и он естественным путем проходит три стадии своего исторического развития (в том числе и видоизменения основной идеи) – республика, империя, диктатура.
Это видно как сегодня, на примере англосаксовского имперства или быстро переходящего к фашиствующей диктатуре тотального государственного контроля, США.
Если разсматривать данную проблему исторически, то «закономерность исторических явлений обратно пропорциональна их духовности» (афоризм Ключевского). Изходя из него, можно всегда точно выявить стадию их существования для всего спектра ныне живущих и уже почивших государственных образований, как европейских, так и всего мира.
Национал-социализм Германии под руководством Адольфа Хитлера относится к последней стадии такого развития, и тенденции к появлению еще одно выкидыша такого плана – сегодня ясны простым заданием вопроса – «у кого больше всего авианосцев и зачем?». Это не досужий умысел, но принцип, с которым государственность, основанная на идеологии потребления, единственно может существовать, потому что чтобы потреблять больше, надо иметь больше рабов, чтобы иметь больше рабов, надо или их купить, или их завоевать.
Так все три стадии развития такой государственности в прошлом прошел Рим, закончив свое существование так же, как и его противник – Карфаген, который Рим уничтожил, являясь молодым и агрессивным, но не поняв собственно же сознанного исторического урока. Достигнув такой же формы олигархического рваческого правления охлократии, всегда очень опасного для самой государственности, чей столп служения, необходимо и достаточно должен быть отторжен от идеологии купли-продажи, они так же были разрушены теми, чья мера государственности и сознания служения, оказалась выше, а сила достаточной, чтобы преодолеть все что было «куплено».
Для примера еще можно дать определение нации данное Беннито Муссолини, который являлся идеологом фашизма, описывая историзм собственного государства – имперского вида – Рима. Нацизм является крайней формой фашизма, что важно понимать, а тот фашизм, о котором сегодня говорят – это тоже национализм, но имеющий итальянские исторические корни, лежащие в основе Римской Империи с ее термином «fascia» – связка, повязка, полоса или пучок прутьев, в который был, завернут топор, символично носимый Римскими консулами:
«Нация не есть раса, или определенная географическая местность, но длящаяся в истории группа, то есть множество, объединенное одной идеей, каковая есть воля к существованию и господству, то есть самосознание, следовательно и личность».
Данное понимание никуда не видоизменилось с исторического периода существования Римской империи, но как известно в одну реку не войти дважды. Так же опять же этим определением Муссолини показал, что его «фашизм», достаточно явно отличался от национал-социализма по расовому признаку Хитлера, и это еще один аргумент различать крайность и общую тенденцию, которая может быстро прийти к крайности (у Хитлера это получилось за 7 лет).
Для нашего понимания, так же не стоит предполагать, что Рим разрушили «дикие варвары», потому что принцип служения (о котором сказано выше), является одним из глубочайших и высокодуховных (а значит державных, потому что держава держится на духовности ее идеи). Поэтому несомненным критерием для оценки взрослости национальной идеи, потеря которой критична для существования нации вообще, является отношение к служению. В том числе и служению в армии, как пример служения государству и долга государству. Это частная мера, потому что служение может выражаться множеством путей, но она показательна.
В этом ракурсе – идеология о создании из Руси «третьего Рима» – является не только лишней, но и опасной. Она наносит вред именно нравственному (духовному), мировоззренческому базису Русского народа, а значит и государственности, живущей не по критерию «силы», а по критерию «правды». Рим основан и существовал на силе, как только он начал брать ее извне, наемников – он исчез, как и Карфаген. Купленная армия не несет духа служения отечеству, и это так же выражается в известной фразе «Бог не в силе, а в правде». И если пойти дальше – то этот критерий вполне адекватно и объективно выявляет человеческие интересы, определяет его цели и на какие он готов пойти средства для ее достижения. По ней легко увидеть противоречащие Русскому Духу идеологические посылы, и отсечь их как лишнее и мешающее возстановлению связи народа и государства.
Для Российской Империи возможность существовать достаточный период времени, определял именно критерий служения, но с «законом о кухаркиных детях» – его лишили наиглавнейшего основания – связности элиты и народа. Потому, что элита, зацикленная на саму себя – превращается в то, о чем писал выше Тютчев, или «страшно далеки они от народа» говорил о такой элите Салтыков-Щедрин. Это и определило не способность элиты выразить национальную, т.е. в первую очередь народную идею, которая бы сплачивала государство. А если что-то не сплачивает (что объективно должно), то оно разъединяет. Сегодня мы видим подобнейшее, поэтому необходимость определения народной идеи, основанной не на авторитете отдельных личностей, а на том, что именно было ими высказано для основы государственности – требует особого внимания.
Сегодняшний мир, как впрочем и в прошлом, показывает настойчиво и постоянно, что национализм, особенно основанный на расовой, религиозной, экономической, культурной, территориальной нетерпимостях строго противоречит саму замыслу государственного строительства. В этом закладывается следующий критерий, который, кстати, в нашем народе проявлялся повсеместно и является одним из сплачивающих его факторов – это критерий мировоззренческий. Потому что любая нетерпимость, может быть изжита, только если будет объединена во что-то общее, где она компенсируется общей пользой и исчезает, находя для себя достойную альтернативу. Именно на уровне мировоззрения любая нетерпимость может быть замещена соединением общего и личного блага. Так, если прослеживать логическую цепочку – коммунизм и СССР стал возможным потому, что большевики смогли дать народу ту идею, с которой он жил на протяжении множества веков. Коммуна – это община. А значит, к нашей национальной идеи общинность имеет первостепенное отношение.
Но как показал коммунизм, только общинность еще не является достаточным для формирования идейного единства. То, что было дано позволило прожить государственности хоть и небольшой исторический срок, но в сверх важный исторический период смены логики социального поведения. Позволило выжить, справившись с совокупной угрозой агрессивной над-национальной идеологии Европы еще раз.
Сегодня видна необходимость в подобном сплочении снова, так как холодная информационная война на идеологическом фронте не останавливается и не остановится, как было сказано выше, пока какая-либо из противников не изживет себя сама в общем течении жизни.
Важно понимать, что идеология «силы», как основного критерия выживания, логически вытекающего из определения нации Герцлем, совершенно не похожа на идеологию «правды», которая существовала и существует в Русском народе. Это значит, что есть потребность говорить не о национальной идее, как таковой, потому что сегодня, нация для Руси – этап пройденный (как этап спячки для медведя), а говорить о цивилизационной идее (сплачивающей множество наций в единый блок). Ее основы закладывали многие, многие показывали лишнее, для построения общего базиса будет достаточно следующего:
И. Сталин: «Я русский человек, грузинской национальности».
Эта фраза определяет не национальный аспект видения национального единства, а над-национальный, проще говоря – цивилизационный.
Другое определение дано неавторским коллективом Кузьма Прутков: «нет ничего слюнявее и плюгавее русского безбожия и православия».
Тут заложено понимание того, что бывшее в Российской Империи православие, являющееся критерием легитимизации государственности, по сути феодального строя (а империя – это пережиток именно феодального строя), не справилась с собственным идеалистическим атеизмом, в результате чего в государстве проявился, путем естественного замещения материалистический атеизм. Сегодня наше государство, как цивилизация, духовно оказалась на перепутье, куда более глубоком, чем просто смена идеологической матрицы. Государство, как народ, переварило внутри себя как идеалистический атеизм, так и материалистический и вышло к возможности соединения в истинной религиозности (religo – лат. «возстановление связи»). И, дабы не уподобляться сегодняшней православной церкви, которая все еще не хочет принимать и понимать это, живя прошлым, необходимо цивилизационную идею строить на основе именно требований момента сейчас в соединении с общей для народа многовековой традицией. К этому пониманию пришел Алексей Степанович Хомяков (1804 – 1860 г), давший достаточно полное описание соборности, вернее увидевший его в сути Святой Руси, но оказавшийся не воспринятым элитарной верхушкой, по выше описанным причинам:
«Соборность — это цельность, внутренняя полнота, множество, собранное силой любви в свободное и органическое единство»
Развивая идеи И.В. Киреевского о духовной цельности, Хомяков пишет об особом соборном состоянии человека, истинной вере, когда все многообразие духовных и душевных сил человека объединено в живую и стройную цельность его соборной волей, нравственным самосознанием, устремленностью к творчеству. А Д.А. Хомяков дает определение соборности, которое продолжает идейную линию русской мысли еще с дохристианских времен. Соборность, по его учению, — целостное сочетание свободы и единства многих людей на основе их общей любви к одним и тем же абсолютным ценностям. Такое понимание соборности соответствовало древнерусскому понятию «лад» и было неразрывно связано с общинной жизнью русского народа.
«Соборность противоположна и католической авторитарности, и протестантскому индивидуализму, она означает коммунитарность (общинность), не знающую внешнего над собой авторитета, но не знающую и индивидуалистического уединения и замкнутости» (Н.А. Бердяев).
Соборность — одно из главных духовных условий национального единства и создания мощной державы, такой как Россия. Запад не сумел создать такого мощного государства, как Россия, объединенного на духовных началах, потому что он не достиг соборности, а для объединения народов вынужден был использовать, прежде всего, насилие. Католические страны, справедливо считал Хомяков, обладали единством без свободы, а протестантские — свободой без единства.
Россия сумела создать органичное сочетание единства и свободы, в условиях которого почти каждый русский был строителем великой державы не за страх, а за совесть. Абсолютные ценности, на любви к которым объединялись русские люди — Бог, Царь, Родина, или, как это звучало в массе, «за Бога, Царя и Отечество».
Исходя из этого понимания, для задачи определения цивилизационной идеи, необходимо кроме соборности выделить совесть. То, что на Руси понималось под «ладом», во многом осознавалось, как жизнь не по закону, который есть применение силы одной части общества по отношению к остальной части общества (при чем, их размеры не важны), а по совести, как жили предки «из-по-кон веков». О том же говорил Пифагор:
«Народы! Старайтесь прежде иметь добрые нравы, нежели законы: нравы суть самые первые законы»
В подтверждение чему можно привести слова Августина Аврелия: «Тот, кто добр, – свободен, даже если он раб; тот, что зол, – раб, даже если он король», а завершить высказыванием Симеона Афонского «Человек, который не хочет делать добро другим, не находит его сам».
По своей сути, совесть, и является тем «органом», через который человек может прийти к соборности и единству и без нее – единство народа, а особенно Русских по Духу народов – невозможно. Именно совесть, живущая в народе, не даст жизни и любой идее, не несущей внутри себя ее проявление.
Дабы государственность состоялась и имела возможность жить, ей необходимо внутри себя, соединить прошлое и будущее, в достойный сплав, так, чтобы было возможно соответствующее прошлому и настоящему будущее. Если постоянно заниматься переписью истории, делать из народа-победителя, причем победителя на протяжении многих веков, что значит не только сильного и могучего физически, но и духовно могучего (а именно духовность определяет цельность государственной идеи, на торгашестве можно только все продать, как нельзя служить одновременно «Богу и мамоне») – проигравшего, ничего не выйдет.
Исторические корни нравственности народа, его видение мира являются тем фундаментом, который необходимо заложить в цивилизационную идею (или открыть заново, что будет вернее). Без них будет разорвана связь времен, а это влечет за собою неминуемый крах, как отдельных личностей проводящих такую идею, так элит эту идею поддерживающих, и, возможно, государства в целом. Если, конечно, народ сам не встанет, и не будет проводить санационные процессы в жизнь, почувствовав в этом необходимость для выживания общего для них образования – цивилизации, для элит тогда придет то, о чем говорил Салтыков-Щедрин в «Помпадурах и помпадуршах»: «Нужно ли, чтобы он понимал, что такое внутренняя политика? – на этот счет мнения могут быть различны; но я со своей стороны, говорю прямо: берегитесь, господа! Потому что, как только мужик поймет, что такое внутренняя политика – n-i-ni, c’est fini (кончено)»
Если мы берем фундаментом для идеи – критерий «жизнь по совести» (закон нужен только там, где совесть заглушена), то этот принцип определяет так же необходимость жизни по справедливости. И это не слова в воздух, мол, совесть и справедливость у каждого своя, а естественный, ладный принцип жизни, заложенный в традиционном для Руси общинном укладе жизни, практически оправдывающий себя и во многом защищавший государства от безумств его “элит” многим потом и кровью на протяжении веков, возстанавливавший государственность. Но он несет в себе противоречие принципу индивидуалистического собственничества в пользу общего, для общего же блага, а значит здесь необходимо видеть столкновение двух идеологий и избавляться от чуждых форм, иначе все принципы декларируемые выше окажутся во власти умолчаний чуждых идеологических матриц.
Для выражения идеи, кроме формирования ее критериев, необходимо так же показать, то, что является лишним, а часто и вредным, для ее состоятельности. Выше уже было сказано о том, что низменная идея дает низменные результаты, соответственно закладывание в идею элементов нравственного разложения. Тут опять же необходимо дать слово классику, описавшему это понимание ясно и полно:
Был день, когда Господней правды молот
Громил, дробил ветхозаветный храм
И, собственным мечом своим заколот,
В нем издыхал первосвященник сам.
Еще страшней, еще неумолимей
И в наши дни – дни Божьего суда –
Свершится казнь в отступническом Риме
Над лженаместником Христа.
Столетья шли, ему прощалось много,
Кривые толки, темные дела,
Но не простится правдой Бога
Его последняя хула…
Не от меча погибнет он земного,
Мечом земным владевший столько лет, -
Его погубит роковое слово:
«Свобода совести есть бред!»
Это стихотворение написано в связи с обнародованием 26 ноября 1864 года послания папы Пия 9ого – энциклики, осуждающей в числе прочих «заблуждения века» свободу совести. Его состоятельность можно дополнить фразой Жванецкого – «А вообще все всем пожалуйста. В пределах совести. Совесть в пределах Библии, Библия в пределах знания».
То, что ограничивает совесть – убивает духовную связь внутри человека, в результате имеем, что имеем – ту самую гегемонию низменных идей, которые ведут общество к саморазрушению:
- Это понятие свободы. Потому что критерий свободы двояк, свобода может быть для чего-то, а может быть от чего-то. В результате таковое скрытое умолчание делает идею конструктивно зыбкой, и она теряет устойчивость. Альтернатива понятию свободы в русском народе была всегда – воля. Так Степан Разин, говорил именно о ней: «я принес вам волю». Только обладающей волей – свободен. Безвольный – раб своего безволия. Но обладание волей требует от человека способность быть самостоятельным, а значит ответственно и осознанно строить свою жизнь. Эти весы свобода и воля, как следствие и причина – поменяй их местами и все рассыплется. Но не пониманием этого насыщена Европа – в ней декларируется сонм прав, существует множество право-защитников, но не существует ни одного защитника «причины», возможности всех прав – ответственности. Если есть ответственность – есть и права, если нет – нет и прав. Если ставить себя на место Европы в этом – мы не получим достаточную устойчивость для идеи.
- Это понятие толерантности. Это понятие противоречит сути Русского понимания справедливости, но не идет в разрез с понятием принуждения и силы, на котором основано европейское мировоззрение, где государство только прикрывается демократией, на самом деле существуя в виде охлократической подстройки под олигархию, которой необходимо, чтобы рабы были толерантны максимально, ко всем прихотям хозяев. Именно по этому в Европе в первую очередь купируют совесть, как основной «орган» чувства праведности дел и плодов дел. Толерантность не дает возможность решать зреющие нарывы проблем общества, так как она поддерживается табу «все подавляющей свободы». Именно такая свобода подавляет волю, а значит подавляет все человечное в человеке, замещая это иным. Простейший пример движения общества к пределу толерантности в частной мере вопроса сексуальных меньшинств (которым отдается приоритет) ведет к созданию общества доминирования сексуальных меньшинств, а значит демографического кризиса, вымирания. Называть естественное продолжение жизни – бездуховным, это значит идти против своей природы, а значит заниматься самоуничтожением. Но ведь еще Байрон писал – «семья – это не ячейка государства. Семья – это государство и есть». Тогда по плодам семьи – можно увидеть и плодоносность государства. У государства, где семья – однополая, не случается даже выкидыша.
- Это понятие сексуальной (и прочей) вседозволенности. Это и создает из народа – толпу и в пределе охлос. Вернее не создает, а вырождает народ в охлос. Во время великой отечественной войны немецкие врачи проводили исследование русских захваченных женщин в вопросе девственности. В результате исследования, оказалось, что подавляющее число женщин до 21 года оказалось девственными. Это повергло их в шок, врачи написали следующее: «народ с такой нравственностью невозможно победить». Не зря Бисмарк еще ранее предупреждал немцев, да не вняли: «На востоке врага нет». Он понимал русскую нравственность, так как прожил достаточно в России, но в большинстве Европы – не понимают этого и мерят от своих нравов. Нужны ли нам их нравы?
- Это торгашество. Невозможно не только купить все, но и бессмысленно заниматься накопительством, потому что накопленное богатство не унести посмертно за собою. Инвестирование в сегодня, чтобы было завтра – это такая же естественная необходимость, как для отдельной семьи, так и для государства в целом. И идея – это одна из мер этих инвестиций, нуждается в очищении от пустого торгашеского мировоззрения «делания денег». Деньги никогда не станут целью, но они могут быть средством. Как пример, в период управления Сталиным, единственный, раз за ближайшую историю цены снижались, а не росли, как сегодня, что говорит о том, что тогда был рост качества управления, на основе общинной составляющей. Сегодня мы видим инфляцию, как показатель падения качества управления, на основе собственничества, приводящего к рвачеству, если человек с таким мировоззрением приходит к рычагам управления (ведь таким не служение государству важно, а свой карман).
- Это конкуренция, как борьба. Это плод, созданный специально для того, чтобы на его основе (описанной Адамом Смитом) смог в дальнейшем появится нацизм. Взаимодействие видов, народов, культур идет не через борьбу, а через взаимодополнение и замещение устаревшего новым. Именно поэтому постановка конкуренции в край угла, как борьбы всех против всех, в совокупности с европейским индивидуализмом дает возможность существованию охлократии – никто не задумывается о большем, если задача стоит – урвать у соседа. Никто не задумывается о единстве. Необходимость же единения, как созревшая осознанная задача, требует в первую очередь очищения от конкуренции разъединения и переходу к объединению. Где польза для государства там вырастает и польза каждому человеку, соединяя их во всех аспектах жизни, в финансовом, общественном, нравственном, духовном и т.д.. Только тогда общество получается целым, а идея состоятельной и не превращается в догму поддерживаемую силой. Тогда ее цельность поддерживается чувством времени, самой осознаваемой необходимостью пребывать в состоянии целости, как счастья не для избранных, но для всех. И любое несчастье будет, а на самом деле и является, показателем качества такого управления. Сегодня достаточно видеть, на сколько по этому критерию качество управления не соответствует даже уровню выживания (достаточно взять демографические показатели).
Цивилизационная идея – это не просто набор идеологем, типа «Россия вперед!», потому что такие идеологемы бесцельны и ведут в никуда – ведь там где должно быть это «вперед» – оно не определено. В результате разброда в определении цели следования государство становится похожим на Крыловских «лебедя, рака и щуку». Но как говорил Льюис Кэрролл в своей книге «Алиса в стране чудес» устами своих героев: «надо очень быстро бежать, чтобы хотя бы оставаться на месте». Если же государство находится в состоянии «Крыловской басни» – оно даже не бежит, а в лучшем случае стоит, что значит неумолимо деградирует. И это видно невооруженным глазом. Чтобы изменить эту ситуацию необходимо поднимать целый пласт информации, что сегодня официальными идеологами общества «считается» фундаментом и критично пересматривать, как показано здесь всего-то для национальной-цивилизационной идеи. И в обществе всегда существует достаточная мера понимания, куда оно хочет двигаться. Но чтобы понять народ, “элите”, государству необходимо восстанавливать связь с тем, чему они предназначены ответственно (отвечая за свои поступки) служить, а не чем они имеют право пользоваться.
Подводя итог, цивилизационная идея, выражается в сплаве традиционного мировоззрения народа, который меняется много медленнее, чем государственные институты и государственное устройство, с необходимостью сегодняшнего времени, требованием момента. Иначе, без сплава прошлого и настоящего, идея не будет поддержана, а значит ее заменит что-то (что и происходит), что или имеет более сильную духовную составляющую (а по сути сегодня нету другой более духовно вызревшей цивилизации, чем Русь) или более духовно деградирующую, но способную силой навязать свои принципы жизни, конечно не на равных правах, а на правах сильного по отношению к слабому – т.е. прийти и отобрать. Глупо было бы надеяться на доброту США в вопросе равенства, если помнить историю о том, какое равенство они принесли индейцам, оцивилизовывая их по европейскому общему принципу через концлагеря и геноцид. Если у любого государства нет желания повторить путь индейцев – у него есть два пути, вернее сегодня уже только один. Во время СССР был возможен путь соразмерности военной силы – был почти достаточен (но на нем СССР надорвалось, так как ресурсы, человеческие, финансовые, промышленные были не сопоставимы со всей европой в целом). Холодная война, информационно-идеологическая начавшаяся сразу после 1945 года, была проиграна к 80-ым под чистую. Идеология всегда оказывается мощнее любого оружия, так как действует на умы его держащих. Поэтому для Русской цивилизации в задаче воссоздании своей цивилизационной идеи жизненно необходимо именно возвращение духовной, нравственной основы мировоззрения, которое живет все государственных категорий, называясь, Русский дух. Через нее возможно остальное, без нее – невозможно сегодня уже ничего.
В результате всего сказанного Русская цивилизационная идея должна строится из следующих конструктивных блоков:
Фундаментом служит настоящая религиозность, выраженная в жизни по совести. Именно совесть порождает чувства справедливости и праведности. Она порождает желание жить в правде.
На основе справедливости зарождается чувство ответственности и осознанности своих действий, как в личностном аспекте, собственной жизни, так и в глобальном, чувстве связи себя и мира, в данном случае себя и государства.
Это в свою очередь, порождает чувство необходимости служения себе, выраженного через служение всему государству. Потому что, делая пользу всему государству, являясь его членом, человек приносит пользу и себе. Именно этот фактор определил возможность технологического рывка СССР и его необходимо учитывать, без него – никакая сегодняшняя модернизация невозможна, потому что на место служения приходит торгашество коррупции, как критерия интереса собственного кармана, а не пользы для целого государства.
Служение гарантирует возможность осознания себя как человека, как вольную личность. Оно необходимо, как инструмент, вырабатывающий опыт реализации ответственности. Этот опыт на практике проявляет пользу от идеи общинности, соборности, что дает возможность государству двигаться в едином направлении, и тогда для государства нет ничего невозможного, потому, что оно основано не на большинстве или меньшинстве или единогласии, а на единодушии.
Единодушие – является мировоззрением народа и всегда являлось. Все, что идет с ним в противоречие вызывает у народа неприятие и отказ. А то, от чего народ отказывается – отмирает. Не будет народ кормить то, что ему не только не нужно, но и вредно, поэтому единогласие бесполезно, если отсутствует единодушие. Это разные мировоззрения, а идея может выражать какую-либо концепцию основанную только на одном каком-то мировоззрении.
Все вышеописанное является выработкой критериев, но не самой идеей. Идею можно и нужно выражать доступно, но ее образ должен полностью соответствовать критериям, иначе уложенные умолчания лебедь, рак и щука разных направлений и мнений превратят идею в бесплодную говорильню.
Для меня идея может быть выражена кратко так: «Баранкин, будь человеком». Но, например европейское мировоззрение понимает под человеком, только гуманизм, заключая человека в его рамки, отказывая себе даже в возможности решать проблемы вызревающие за его рамками, что сегодня и видно в социальных и духовных аспектах всей западной цивилизации, так же лезущей и в наши головы.
Человек куда сложнее «гуманного робота», принятого на западе, поэтому в идею необходимо закладывать не человека самого, а человечность, то, что делает человека человеком, делает его отличным от животного в образе человека, или безвольного робота, или бездушного себялюбца. Необходимость человечности – заложена в сами выбранные критерии, не основанные на догматических постулатах, а на вполне естественном языке жизни, которая говорит о том, где место человека и в чем заключается его служение, как человека.
Жизнь по совести, ответственно и осознанно творя – вот та идея, что достойна для человека, а значит достойная и для государства, которое само по себе является только инструментом для человека, который посредством его реализует себя. Государство служит человеку, иначе человеку в государстве нужды нет никакой. Поэтому государству в первую очередь надо понять человека, народ. Особенно в аспекте: «что для русского – хорошо, то немцу – смерть», в том, что инновационные идеи, чуждых мировоззрений ведут само государство к смерти. А самоубийством занимаются только те, кто не «в ладу» с самим собою.