Юрий Болдырев о промывке мозгов к юбилею Конституции
К юбилею Конституции — целая серия фильмов и передач. Преимущественно, пропагандистских, сбивающих зрителя с толку и запутывающих. Изредка пробиваются и дискуссии. И вот, нечастое дело, на одну из них оказался приглашен и я. А именно: на запись сегодня, 11 декабря, для программы Владимира Соловьева на ТВ «Россия-1», видимо, на ближайшее воскресенье 15 декабря. Участников будет много – времени на каждого окажется в обрез. Поэтому некоторые тезисы публикую заранее. Хотя как пойдет разговор, неизвестно – может быть, там вообще придется говорить о чем-то ином, что по ходу дискуссии окажется более актуальным.
Что ж, о Конституции за эти два десятка лет сказано и написано немало. В частности, мое системное видение можно найти здесь (это пресс-конференция во время кампании по выборам президента в феврале 2012 года), а также здесь (недавнее интервью о сущности этой Конституции).
Теперь же о другом – о сути вопроса на данный момент.
Краткие основы «теории относительности»
Итак, какова постановка вопроса? Предварительно (при приглашении на передачу): нужно ли менять Конституцию и если нужно, то что именно менять?
Мой встречный вопрос: нужно или не нужно – кому?
Если нам, то есть, обществу, то кто нас спрашивает? Не в телепередаче, которая, скорее всего, будет построена как некоторое шоу, всерьез повлиять на жизнь никак не призванное, а на самом деле?
Если же вопрос о том, нужно ли власти что-то менять в Конституции, то она, как мы это знаем по опыту, в своих собственных интересах это легко делает. Например, продлевает себе полномочия, ссылает высшие суды из столицы, объединяет высшие суды и т.п. И никакие наши советы ей совершенно не нужны.
Вы спросите: но почему такое жесткое разделение и даже противопоставление общества и власти?
Это стоит пояснить. И тоже, уж простите, в противопоставлении — тем представлениям и штампам, что так упорно вбиваются сейчас в головы наших граждан предъюбилейными «просветительскими» фильмами. Прежде всего, о главном – о сути и смысле Конституции.
Два способа сведения конституции к фикции
Если поверить этим «просветителям», то Конституция – это:
а) «правила движения», без которых наступит хаос;
б) и, одновременно, некоторый «идеал», к которому, оказывается, лишь «надо стремиться».
Далее, разумеется, сладенькое «привитие уважения к Основному закону», буквально, со школьной скамьи. Вроде как, именно в этом – залог нашего будущего успеха. Главное – всем вместе, дружненько, на равных снизу доверху, учиться «уважать» этот «идеал»…
Но наивный вопрос: а зачем «правила движения» принимать референдумом? Или вообще в такой усложненной процедуре, в которой обычно принимаются конституции? Если ничего не путаю, все наши правила дорожного движения раньше принимались правительством, и никакие проблемы не возникали.
Так в чем же неадекватность аналогии? Почему «правила движения» можно доверить принимать правительству, а конституции – никак нельзя?
Да потому, что в правилах дорожного движения, во всяком случае, в таких, что принимаются в большинстве цивилизованных стран, нет предмета для конфликта между интересами общества и власти (хотя у нас, по мере развития «выделенных полос» и платных парковок предмет такого конфликта появляется). Конституция же – это совсем другое. Это — не правила жизни общества. Такие правила нам каждый день пишут законодатели – в законах, а также исполнительная власть – в подзаконных актах.
Конституция – это, прежде всего, правила взаимодействия общества, с одной стороны, и власти – со стороны другой.
Подчеркиваю, не вообще, а именно в тех вопросах, где интересы общества и власти вступают в противоречие.
Без этого, как самого-самого основополагающего, или даже и с этим, но как чем-то второстепенным, Конституция никакого смысла не имеет и неминуемо становится фикцией.
Равно, впрочем, как и в случае рассмотрения ее лишь как «идеала» — чего-то такого недостижимо прекрасного, что исполнять-то, строго говоря, не обязательно. Настоятельно требуется лишь «уважать». На равных – снизу доверху.
Значит, предлагается и не слишком строго спрашивать за несоблюдение Конституции – это же всего лишь то, к чему нужно вечно стремиться, но чего никогда не достигнешь…
Папа может…
С чего бы это вдруг такое либеральничание?
Понятно. Вот Вы, уважаемый читатель, пробовали ли когда-нибудь нарушить Конституцию? Не Правила дорожного движения, не закон, включая административный или уголовный закон, а сразу именно Конституцию?
Подозреваю, даже если и попробуете, то у Вас не очень получится. Вы наверняка нарушите, прежде всего, какую-то статью обычного закона, крайне нежелательно – Уголовного кодекса. А вот чтобы сразу Конституцию – не удастся.
А кто может нарушить Конституцию? И даже, с моей точки зрения, периодически это делает? Догадываетесь?
Помните песенку: «Папа может, папа может все, что угодно…»?
И Конституцию нарушить – запросто.
Не хочу тратить время на ответ в суде за клевету на руководителя государства и потому поясню: в данном контексте, как говаривал Бисмарк, меня интересуют не намерения, но возможности. В отличие от нас, простых граждан, именно власть – президент, парламент, высшие суды – могут нарушать Конституцию. Формально юридически не вправе, но реально, фактически — могут. Это даже прямо предусмотрено той же Конституцией – именно их решения, а не наши с вами, и должен проверять Конституционный суд.
Значит, пропагандируемая сладкая сказочка об «уважении Конституции всеми вместе снизу доверху» — это для кого и для чего? Для дурачков. И для отвода глаз. Отвода глаз наших — здесь, внизу. От действий их – там, наверху.
«Могу — значит, должен!»
Мудрость проявлял Бисмарк, когда интересовался не намерениями (откуда нам их – истинные – знать?), а возможностями. И если руководителям государства дана возможность нарушать Конституцию, то почему бы это не делать? Должны быть какие-то веские причины, ограничители.
Так достаточны ли сегодня – по этой Конституции — эти ограничители?
Многие примеры нарушения Конституции нынешней высшей властью, в том числе, и не признаваемые таковыми нынешним Конституционным судом, а также примеры такие, где со временем точка зрения Конституционного суда непостижимым образом менялась (как по вопросу о допустимости назначения из Кремля глав субъектов Федерации) уже многократно и подробно описаны. Что ж, приведу лишь один самый свежий пример, который в такой трактовке, по-моему, еще никем не рассматривался.
Термин «предстоящая президентская амнистия» — уже слышали? Как раз только что СМИ сообщили, что «президентский проект амнистии» внесен в ГосДуму. Но что это такое? Как может быть амнистия «президентская», если по действующей Конституции амнистия – исключительная компетенция Думы?
Мне объяснят, что, мол, ничего страшного: у Президента же есть право законодательной инициативы – вот он его и реализует, а окончательное решение и будет за Думой – строго по Конституции?
Но это – лукавство: амнистия принимается не законом (к чему имеет отношение понятие «право законодательной инициативы»), а постановлением Государственной Думы. И что бы ни написали депутаты единственной у нас правящей партии (под диктовку Кремля) в своем Регламенте, пусть даже и зачем-то еще и право президента вносить проекты постановлений Думы, Конституции-то такое прямое вмешательство Президента в исключительную компетенцию Думы прямо противоречит.
Перекошенные «Сдержки и противовесы»
Кто-то меня упрекнет, что в пример привожу только президента, но ведь и законы Конституционный суд признает не соответствующими Основному закону. Значит, и парламент Конституцию нарушает?
Наверное – раз Конституционный суд так признает. И необходимую нам роль Конституции в ограничении произвола не только индивидуального, но и коллективного, я никоим образом принизить не хочу. Обращу внимание лишь на три аспекта.
Первый: а парламентское большинство у нас кем контролируется? Не главой ли государства? Подчеркиваю: акцентирую здесь внимание не на злой или доброй воле конкретного руководителя, но на институциональной стороне дела – на заложенной в Конституции монополии фактической, реальной власти, неминуемо расползавшейся затем по всем ветвям власти, захватившей их в свое полное подчинение.
Второй: а законы, нарушающие Конституцию, у нас кто подписывал? Найдется ли среди признанных неконституционными такой закон, на который президент накладывал вето, которое затем Дума и Совет Федерации дружно преодолели? Я таких примеров пока не встретил.
И третий: а термин, обратный термину «президентская амнистия», можете себе представить? Например, «думское помилование»? Это если бы проект помилования готовила бы комиссия из депутатов и затем вносила бы его на окончательное принятие президенту? Как-то, согласитесь, не ложится. Да и президент такой проект даже и читать не станет. Возмутится: мол, это моя прерогатива и нечего кому-то еще в нее лезть…
Хочешь того или нет, но по факту придется признать, что основная опасность нарушения Конституции, как минимум, с точки зрения если не намерений, то возможностей, у нас исходит от одного лица – от главы государства.
Значит, если вопрос ставится о том, какие изменения в Конституцию вносить, то, очевидно: тот, в чьих силах сегодня Конституцию менять, вовсе не заинтересован в каком-либо ограничении своего полновластия. В том числе, в пресечении имеющейся (и фактически, с моей точки зрения, реализуемой) возможности не считаться с Конституцией, откровенно ее попирать.
У преступления должен быть мотив
Кто-то скажет, что мой пример недостаточно убедителен, что это же – такая мелочь! Какая разница, кто внес проект?
Что ж, я и не утверждал, что это пример самый грандиозный. Просто самый свежий, еще, скажем так, не замусоленный. И главное – происходящий прямо сейчас на наших глазах – даже специально приуроченный к юбилею Конституции. Так и просится:
- Чем вы встречаете юбилей Конституции?
- Мы подготовили и реализуем очередное ее попрание…
А кто-то другой не согласится и с оценкой «прегрешения» как мелкого: в таких вопросах, как компетенция высших органов власти, мелочей и случайностей не бывает. И вторжение главы государства в явно чужую по Конституции компетенцию – это уже преступление. Но ведь у каждого преступления должен быть мотив?
Допустим, оставим спор о конституционности такого метода подготовки амнистии. Например, на усмотрение Конституционного суда – если кто-то еще, кроме меня, также сочтет, что это – далеко не мелочь. Но главное: зачем действуют именно так? Почему было проект постановления об амнистии, пусть даже и подготовленный в администрации президента, не внести самим депутатам правящей партии? В строгом соответствии с Конституцией. Зачем использовать в таких вопросах хотя бы и просто спорные процедуры, вместо ясно и однозначно бесспорных — конституционных?
Подлинный мотив мне, разумеется, неизвестен. Но подозрения есть. И они возвращают нас в историю двадцатилетней давности. Ведь совсем скоро, после двадцатилетия Конституции, наступит и двадцатилетие амнистии, по которой вышли из заключения арестованные узурпатором депутаты разогнанного Ельциным Верховного Совета, обвиненные тогда в «мятеже» — точно по методике представления белого черным и наоборот.
Напомню: в соответствии с Конституцией и вопреки воле президента Ельцина, Дума приняла Постановление об амнистии. Ельцин пытался препятствовать: как принятию амнистии, так затем и ее реализации – дал указание назначенному им генпрокурору Казаннику амнистию не исполнять. Но Казанник, честь ему за это и слава, подчинился не воле главы государства (более чем «решительного» — только что совершившего государственный переворот), а закону – и «мятежники» были освобождены.
Прошло два десятка лет. Сейчас подобное – амнистию вопреки главе государства – даже представить себе невозможно. Ни ее принятие, ни последующее исполнение, даже если бы и предположить возможность принятия. Кадры расставлены теперь уже надежно. Так тогда зачем же и в этом вопросе наступать на компетенцию и без того совершенно послушного парламента?
У меня версия одна: чтобы все привыкли и согласились с тем, что амнистия – это всегда и исключительно с подачи президента, а иначе и не бывает. И тогда не отдельным специальным актом, а при случае, в пакете с чем-то еще, на будущее подправить эту «недоработочку» в Конституции – труда не составит.
Основные направления «совершенствования»
Отсюда вырисовываются некие основные направления совершенствования нашей Конституции – в интересах отнюдь не общества, но тех, в чьих силах ныне нашу Конституцию менять и кто, более того, это уже успешно апробировал.
Пока, им представляется, все спокойно, революционной ситуации нет. А смениться власть у нас может исключительно в силу именно революционной ситуации – без этого бастионы на пути смены власти воздвигнуты железобетонные. Но если ситуация изменится и это повлечет за собой, пусть пока еще не полную смену власти, но хотя бы изменение расстановки сил в парламенте – к этому им надо готовиться?
И они готовятся. Уместно предположить, что они постепенно постараются закрепить в Конституции то, что уже застолбили в законах и на практике. Пока — вопреки Конституции. Но это лишь пока – при нынешнем Конституционном суде и при нынешнем состоянии общества, когда такое пренебрежение Конституцией совершенно безопасно для нарушителя.
Например, вслед за ныне уже запланированным окончательным введением прокуратуры исключительно под контроль президента, можно ожидать закрепления в Конституции и уже более десяти лет практикуемого и застолбленного в соответствующем законе механизма назначения руководителей Счетной палаты (органа контроля за исполнительной властью) исключительно с подачи президента или, как минимум, по согласованию с ним. Возможно, подведут постепенно и к лишению Думы права на самостоятельное объявление амнистии (о чем мы говорили выше).
Конечно, вожделеют о закреплении и неподсудности президентов – не только в законе, но и в Конституции. Но подо что это подвести? Самостоятельно, отдельным актом – робеют, что ли? Скорее всего, и здесь действовать будут «в пакете». Например, с решением вопроса о «приоритете международного права» — о выводе страны из-под юрисдикции международных судов и ограничении распространения на нас «общепризнанных норм международного права».
«Суверенизация» как ширма
Должен заметить, что последнее – вопрос о «приоритете международного права» — тема отдельная и серьезная. С одной стороны – давно назревшая (например, мы ставили этот вопрос без малого два года назад во время выборов президента). Но, с другой стороны –интенсивно демагогически перехваченная клоунами-«освободителями» — подручными того же Чубайса и, одновременно, не последними функционерами той же «Единой России». Причем, весьма иезуитски — в одном пакете с проблемой якобы … нехватки полномочий у президента, вплоть до совершенно неуместного сравнения президента России с не имеющим полномочий что-либо решать … нотариусом. То есть, для еще более успешной борьбы за освобождение страны от какого-то совершенно не персонализированного «гауляйтера» – ставленника заокеанских завоевателей, мы все еще теснее должны сплотиться вокруг нынешнего президента, читай, сделать его власть еще более бесконтрольной и безнаказанной. В процессе такой «борьбы за освобождение» избавиться от «приоритета международного права» по каким-либо «объективным» причинам им как будто не удастся, но зато безнаказанность наших президентов будет закреплена уже конституционно. И остатки стратегической госсобственности (напомню, в отличие от закона о недрах, по этой Конституции природные ресурсы также вполне законно могут быть и в частной собственности…), понятно, растащат под шумок – уж под окончательно закрепленную безответственность-то чего еще стесняться?
Попутно исключат норму о недопустимости государственной идеологии, впишут вместо этого какие-нибудь пустые и ни к чему не обязывающие красивые «патриотические» слова. И под прикрытием этого реализуют старую мечту – незаметно и совсем тихо исключат норму о социальном государстве. Новые слова об идеологии будут, конечно, краше прежних – тех, что о ее недопустимости. Социальное государство же будет уничтожено под корень не только фактически, но даже и как лозунг.
Все это, вкупе с подачками в виде ни к чему не обязывающих слов о ключевой роли русского народа и православной церкви, будет подано как великий прорыв в деле «суверенизации»…
А о том, что еще в 1999 году одним из обвинений для запуска процедуры импичмента президента Ельцина было ни что иное, как именно геноцид русского народа, об этом все уже забудут. Равно как и о том, благодаря кому импичмент тогда не только не реализовался, но даже и процедура вообще не была запущена. А, может быть, стоит поднять списки тех, кто голосовал тогда против импичмента? Не те ли самые «герои», что теперь так носятся с идеей подачки о записи в Конституции красивых, но пустых и ни к чему не обязывающих слов – вместо реализуемых механизмов ответственности власти за преступления?
Соответственно, останется открытым вопрос: приведет ли закрепление особой роли православия к удушению ростовщичества – как нынешней фактической государственной идеологии?
И точно так же: приведет ли закрепление особой роли русского народа, например, к изменению национального состава властных структур? Даже не приведет ли, а иначе – будет ли на то хотя бы направлено? А национального состава верхушки банковского сословия?
Вопросы эти, понятно, совершенно риторические.
И дополнительно поясню: я никак не против фиксации в Конституции особой роли русского народа. Но я против того, чтобы это была недвусмысленная подачка, очередное прикрытие сути — ВМЕСТО насущно необходимых механизмов независимого контроля за властью и реальной ответственности власти за преступления.
Запись в Конституции об особой роли русского народа никак не скомпенсирует заложенной в нее же фактической невозможности импичмента главы государства – даже и за геноцид нашего народа…
Время упущено? Или еще не пришло?
Выше я обратил внимание на то, что сейчас нас – общество – никто всерьез ни о чем не спрашивает. В том числе, разумеется, в части изменений в Конституцию. И без нас обходятся легко. Но так ведь было не всегда. Бывают моменты, когда от нас зависит. Такой момент, в частности, был двадцать лет назад. Тогда зависело именно от нас – от общества. Но как мы этим воспользовались?
Всю свою тогдашнюю избирательную кампанию в Совет Федерации я провел под одним лозунгом: «Если Вы собираетесь голосовать за эту Конституцию, то не голосуйте за меня – не посылайте меня в парламент со связанными руками!». Тогда от общества зависело – оно могло отвергнуть узурпатора. Кстати, мало кто это уже помнит: обещавшего тогда через полгода, то есть, весной 1994 года, и перевыборы президента, но, разумеется, тут же обманувшего… Общество могло тогда отвергнуть эту Конституцию, но не сумело, не захотело сделать это достаточно активно и убедительно – Конституция считается принятой.
А когда нас спрашивали в последний раз всерьез, в том числе, о самых фундаментальных вопросах – о суверенитете страны, о конституции, о праве на референдум? Да совсем недавно – на президентских выборах 2012 года. Спрашивала, разумеется, не ныне действующая власть, но мы – те, кто ей оппонировал. Мы пытались вывести на обсуждение самую актуальную повестку (см., например, по прежде уже упомянутой ссылке):
- не абстрактную «реформу» власти, но ясные и понятные механизмы ее ответственности;
- о безусловном праве народа на общенациональный референдум;
- о суверенной финансовой системе – Центральном банке, который должен служить национальному развитию;
- о недопустимости дальнейшей сдачи суверенитета страны путем втягивания страны в ВТО без общенационального референдума.
Это было совсем недавно – менее двух лет назад.
Тогда наше общество не увидело в этих вопросах своего интереса.
Увидит ли в следующий раз – тогда, когда можно будет не просто поговорить на эти темы, но когда от общества вновь будет что-то зависеть?