15 сентября в Дагестане празднуется День единства народов Дагестана. Это относительно молодой, но важный праздник, который был учреждён в 2011 году на III съезде народов Дагестана. События, к которым приурочен этот праздник, берут начало в 1741 году, когда персидский (иранский) правитель Надир-шах во главе хорошо вооружённой 100-тысячной армии двинулся на Дагестан. В первой части этой статьи мы приоткроем страницы этой поучительной истории, с последующим продолжением во второй части и выводами на будущее.
В древние времена Дагестан уже входил периодами в состав Персии, поэтому у персов к этой землей был исторический интерес, но был и практический — поскольку Дагестан занимает стратегическое положение на Кавказе. Не зря город Дербент (от перс. دربند Дарбанд — «Закрытые (связанные) врата») носит такое название, по сути являясь ключом к проходу через Восточный Кавказ. Уже тогда Дагестан был предметом спора между Россией, Ираном и Турцией.
К XVIII веку русское государство сумело расширить сферу своего влияния до реки Сулак. Остальные же районы Дагестана сохранялись за Персией. Лишь в 20-х годах XVIII века, когда, в связи с афганским нашествием, в истории Персии наступил роковой момент, дагестанские владения в числе многих других были заняты Россией и Турцией.
С первых же дней после изгнания афганцев из Персии, когда Надир стал фактическим правителем страны и выступил за возвращение Персии и остальных владений, он прилагал все усилия к восстановлению персидского владычества и в Дагестане. В итоге длительных переговоров с Россией (1735 год) и борьбы с Турцией (1736 год) Надир добился, в частности, возвращения владений его в Дагестане. Россия не стала рисковать войной на два фронта — с Турцией и Персией. Воспользовавшись раздробленностью Дагестана, Надир-шах стал насаждать свою власть.
Дагестан в те времена также был многонациональным (кумыки, даргинцы, аварцы, лакцы, лезгины и другие этнические группы) — примерно 400 тысяч человек — и был раздроблен на ряд небольших образований — Тарковское, Мехтулинское, Эндирейское, Кайтагское, Дербентское, Казикумухское и Аварское ханства. Внутринациональные отношения, как и межнациональные были далеки от идеальных. Причиной этому было несправедливое распределение продуктов труда между «элитой» и народом. Соответственно организация централизованного отпора армии Надир-шаха была достаточно затруднительной. Именно поэтому на первых порах персидскому полководцу удалось подавить крупные очаги сопротивления, хотя и с серьёзными потерями. Однако как только Надир-шах покинул Дагестан, горцы снова взялись за оружие.
Особую активность в борьбе проявлял Сурхай-хан Казикумухский со своими сыновьями. Он был изгнан Надиром из Ширвана, куда был поставлен Турцией. Основную же ударную силу составили простые жители гор, которые успели прочувствовать на себе жестокость и поборы персидского шаха.
Первоначально борьбу с восставшими возглавил Ибрагим-шах — правитель Азербайджана и родной брат Надир-шаха, он казнил восставших, брал в полон, уничтожали селения. Однако в 1739 году он попал в засаду возле горы Джаник и был убит. После этого восстания усилились, часть городов оказалась в руках восставших. Посылаемые шахом войска не достигали поставленных целей.
Легко покорив Индию, шах видимо считал, что также легко сможет расправиться и с Дагестаном, а далее нацелиться и на Русь. Сопровождавшие шаха в дагестанской кампании 1741 года русские резиденты Калушкин, а за ним и Братищев писали из Дагестана в Петербург, что:
шах со всем светом дело иметь хочет… Однако виды и приготовления наиглавнейшие против Российской империи устремляют,[что он] хочет делать с Россией то, что он делал с Индией
Они предупреждали своё правительство о враждебных намерениях шаха Надира. Шах Надир и его приближённые в своих письмах турецкому султану из Дагестана открыто заявляли, что стопятидесятитысячная армия сосредоточена в Дагестане для того, чтобы напасть на неверных русских, и старались склонить султана к совместной войне с Россией.
Таких образом, очевидно, что шах готовился к войне с Россией, но в итоге непредсказуемо для шаха — эта кампания стала войной с Дагестаном.
Шах планировал молниеносно покончить с Дагестаном, в том числе путём переселения непокорных горцев во внутренние области Персии, а горы заселить персами из внутренних областей.
В 1741 году Надир-шах во главе громадной армии, набранной из многих покорённых им народов Востока — афганцев, туркмен, индусов, курдов, узбеков, грузин, иранцев и других начал поход в Дагестан. По подсчётам ряда авторов численность армии достигала 100 — 150 тысяч человек, армия была довольно хорошо оснащена, тем не менее воинская выучка оставляла желать лучшего, не было и разведки.
Надир Шах
Прибыв в Шемаху, шах Надир отправил Гайдарбека с десятитысячным отрядом через прибрежные районы в тыл дагестанцев. Отряд этот должен был проникнуть на территорию Мехтулинского ханства и ожидать дальнейших приказаний шаха в Аймакинском ущелье. Основная же часть армии во главе с Надиром направилась через Шах-даг и Хосрек в Казикумух (резиденцию казикумухского хана) и Хунзах (резиденцию аварского хана) по трудно проходимым ущельям. Шах намеревался сжать дагестанцев клещами и одним ударом разрешить стоявшую перед ним задачу. Объединённые волей выдающегося полководца, шахские отряды двигались вперед, преодолевая сопротивление дагестанцев и опустошая всё на своем пути.
Как воины, горцы дагестана не уступали воинам шаха. Современники отмечали храбрость и мужество воинов Дагестана. Дагестанцы пользовались славой грозных воинов даже в самой Персии. Они были прирождёнными бойцами, выросшими в суровых условиях, в борьбе с арабами, персами, турками и другими. Вооружены они были неплохо. Дагестанские мастера делали хорошие винтовки, сабли и панцири. Кубачинцы лили даже пушки.
Тем не менее играли свою роль малочисленность и межнациональная раздробленность, обусловленная борьбой между «элитами». Кроме того Надир-шах, понимая это, старался подкупить отдельных владетелей.
Дагестанцы отступали в глубь своей страны, в недоступные высокогорные районы и труднопроходимые ущелья. Часть же, оставаясь в горах, осуществляла внезапные вылазки и нападения в тыл противника, захватывая провиант и снаряжение.
По мере продвижения по Дагестану войска шаха ослаблялись постоянной партизанской борьбой, для того чтобы в решающий момент нанести сокрушительный удар.
Гайдар-беку вначале удалось преодолеть сопротивление дагестанцев в районе Табасарана. Но на территории Кайтагского ханства он был остановлен. Сопротивление кайтагцев удалось преодолеть ценой серьёзных потерь, лишь с помощью посланного шахом 20-тысячного отряда. Затем эти отряды направились через владения Хас-Булата Тарковского в пределы Мехтулинского ханства и после небольшой стычки остановились в Аймакинском ущелье.
Что касается основной части экспедиционной армии, то и здесь военные операции заканчивались в пользу шаха. Дагестанцы, заняв горные проходы, дважды пытались остановить движение шахских войск. Судя по лакскому эпосу, одна из этих попыток была сделана на реке Самур на территории лезгинских обществ, а другое столкновение между горцами и шахским отрядом произошло недалеко от сел. Кумух в районе села Шовкра. Но оба раза дагестанцы были рассеяны, как правильно объясняет резидент Калушкин, из-за отсутствия согласованности. Мало того, когда шахская армия вошла в Кази-кумухское ханство, Сурхай-хан, понесший уже в прежние годы ряд поражений и ненадеявшийся на успех и теперь, прибегнув к посредничеству афганского Гани-хана, явился 8 августа 1741 года в лагерь шаха с повинной.
После этого лакцы не сумели организовать отпор врагу. Однако многие жители Казикумуха и соседних аулов ушли в горные ущелья с тем, чтобы вести борьбу против захватчиков. В частности, сыновья Сурхай-хана отступили со своими приверженцами в Аварское ханство.
Заняв 14 августа 1741 года Казикумух, Надир направил часть своих войск на помощь шамхалу Хас-Булату и вывел его из окружения (место окружения неизвестно). После этого шах занялся ликвидацией очага сопротивления в селении Кубачи. Кайтагский уцмий Ахмед-хан, вытесненный из плоскостных районов своих владений войсками Лютф-Али-хана и Гайдар-бека, засел с отрядом в этой природной крепости. Вместе с кубачинцами он в течение трех недель оказывал героическое сопротивление 24 тысячному войску Ата-хана афганского, Мухаммед-яр-хана и Халил-хана, располагавшему 17 пушками. Однако при посредстве Сурхай-хана Надиру удалось, всё же расстроить защиту Кубачи, заманив к себе Ахмед-хана. Надир пытался привлечь на свою сторону также сына Сурхай-хана, Мухамеда, которого шамхал Хас-Булат уговаривал в своём письме прийти в лагерь шаха, обещая безопасность.
В Казикумухе шах приступил к реализации своего замысла о переселении дагестанцев в Персию и пополнении ими своей армии. Но он безуспешно пытался обещаниями вернуть бежавшее в горы население. Надир посылал отряды в различные населённые пункты, жители которых не покинули их, с тем чтобы выслать этих жителей в Персию. Но отряды шаха встречали в аулах решительный отпор. Например, посланный шахом в один из аулов (название неизвестно) отряд в течение 10 дней не мог овладеть им даже после прибытия семитысячного подкрепления. Жители этого аула оказывали упорное сопротивление врагу и устраивали смелые вылазки, в которых участвовали и женщины. В одной из таких вылазок было убито свыше трёхсот осаждающих, В конце концов горцы вырвались из осады и с семьями, имуществом и скотом ушли по узкой тропе в горы. Шахский отряд вернулся с большими потерями. Между отрядами шаха и населением не прекращались схватки. Шаху удалось отправить в Персию лишь 200 человек стариков и женщин. Людей же, попавших в плен в сражениях, истребляли поголовно.
Таким образом, осуществление плана переселения натолкнулось на непреодолимые трудности. Такие же препятствия шах встретил и в деле пополнения своей армии.
Следует сказать, что попытки реализовать эти замыслы Надира вызвали в Дагестане большое негодование, что несомненно сыграло важную роль в неудаче его дальнейших военных операций. Этим же объясняется отход Ахмед-хана кайтагского от Надира; посланный шахом в Кайтаг для набора воинов и переселения местных жителей, он порвал связи с Надиром, а впоследствии восстал против него.
Занятый ликвидацией отдельных очагов сопротивления и осуществлением плана переселения дагестанцев в Персию, Надир не спешил с дальнейшим продвижением своей армии, ожидая прибытия аварского нуцала Мухаммед-хана на поклон. Естественно, что после того, как Надир одерживал «победу за победой», когда популярный на восточном Кавказе Сурхай-хан, а за ним Ахмед-хан перешли на его сторону и когда Дагестан в основном оказался почти покоренным, шах имел, казалось бы, основания не спешить с походом в Аварию. Именно поэтому явилось совершенно неожиданным для шаха сообщение вернувшегося из своих владений, пограничных с Аварией, Сурхай-хана, куда он был послан для вербовки воинов, о том, что местные жители, находясь под влиянием аварского хана, не подчинились Сурхай-хану. Разъярённый шах приказал войскам немедленно перебраться через Казикумухский мост и направиться в Аварию.
12 сентября 1741 года Надир проник на территорию Андалала, но не встретив здесь благоприятного отношения к себе жителей, остановился лагерем в районе села Чох.
С началом сражения в Андаляле, по планам Надира, должен был совпасть удар по аварцам со стороны отрядов Лютф-Али-хана и Гайдар-бека через Аймакинское ущелье. Шамхал Хас-Булат со своими ополченцами должен был отвлечь силы дагестанцев, сосредоточенные в Аварии.
В свою очередь шла усиленная подготовка к бою и в Аварии. Старики совещались. Гонцы спешили из аула в аул, призывая своих земляков к защите родных земель. Со всех концов Аварии вооруженные всадники — гидатлинцы, карахцы, чамаляльцы, багуляльцы, койсубоюнцы и другие, толпами стекались на территорию Андалала. С тыла противника пробирались в Андалал лакцы, лезгины, а также джарские аварцы. Усиленно готовились к бою также жители Мехтулинского и Кайтагского ханств и другие.
В ходе борьбы против захватнической армии шаха Надира среди дагестанцев росло сознание преимущества согласованных и объединённых усилий. Особенно это стало заметным тогда, когда дагестанцы очутились перед смертельной опасностью.
Наблюдались случаи, когда ранее враждовавшие общества, отбросив свои распри, заключали договоры и спешили в Андалал. Туда прибыл и аварский хан со своими отрядами. Руководство военными операциями принадлежало Ахмед-хану Мехтулинскому. Даже уцмий, находившийся в тылу противника, согласовывал с Ахмед-ханом свои планы действия против Надира.
Готовясь к бою, дагестанцы вместе с тем попытались предотвратить кровопролитие. В письме к шаху они с достоинством спрашивали его, с какой целью он явился в их страну, и ультимативно требовали его ухода из Дагестана.
Битва началась нападением Ахмед-хана Мехтулинского на отряд Лютф-Али-хана в Аймакинском ущелье. Большая часть 20-тысячного его войска была истреблена. Лишь самому хану с несколькими сотнями своих воинов удалось выбраться живым. Такой же участи подвергся и отряд Гайдар-бека в той же местности. От четырёх тысяч воинов осталось всего 500. Почти всех своих воинов (5000 человек) потерял и Джалал-бек, который, по-видимому, входил в Аймакинскую группировку шахской армии. Он спасся бегством с 600 воинами. Весь обоз, 19 пушек, много боеприпасов оказалось в руках победителей.
После этого была одержана победа в местности Койлю-дере (местонахождение неизвестно) над отрядами Ата-хана, Мухаммед-Яр-хана и Джалил хана. Среди убитых был найден и труп Джалил-хана. Остальные ханы спаслись бегством с незначительной частью своих войск. Победителями были захвачены в плен более тысячи человек, много пушек, боеприпасов и других трофеев. В этот же день кайтагцами была захвачена огромная сумма денег, присланная шаху из Индии в сопровождении специального отряда. Спустя некоторое время недалеко от резиденции шамхала Тарковского была захвачена ещё некоторая сумма шахских денег.
Военные действия на территории Андалала начались одновременным нападением шахских отрядов на селение Согратль, Могеб, Обох и Чох. Ахмед-ханом Мехтулинским были приняты необходимые для их обороны меры. С ранним рассветом завязалась решительная битва. Прекрасно знавшие местность, дагестанцы то тут, то там истребляли шахские отряды, захватывали людей, обозы и лошадей, организовывали внезапные нападения на позиции врага, его аванпосты и даже совершали ночные набеги на ставку самого шаха.
Положение экспедиционной армии Надира, находившейся в незнакомой местности, в окружении враждебного населения, становилось всё более тяжёлым. Шахские отряды один за другим терпели поражение в селениях Согратль, Могеб, Обох и других местностях. На территории Андаляль шах Надир одержал победу лишь в одном ауле (название этого аула не упоминается в документах), потеряв при этом две тысячи воинов. В осаде этого аула участвовал сам Надир, по приказу которого взятые в плен 200 человек, были тут же казнены. Битва продолжалась на территории Андалала 5 дней. Наконец, Ахмед-хан, увидев, что шах пустил в бой все резервы, выступил во главе всех своих сил против него.
Решающее значение имело для дагестанцев сражение при селе Чох.
Вначале защитники его очутились в трудном положении из-за отсутствия пополнений. Но при помощи прибывшего подкрепления была одержана победа и здесь. Как пишет Калушкин, Надир-шах потерял надежду выиграть войну ещё тогда, когда он увидел, что в одном только Согратле он потерял огромное множество воинов. В Чохе же он окончательно убедился в том, что ему более нельзя оставаться на территории Андалала.
28 сентября 1741 года Надир ночью отправился из Аварии в обратный путь. Отступление было столь поспешно, что очевидцы совершенно справедливо называют его бегством. Отступавшие не успели захватить с собой даже свои богатства. Многие нагруженные верблюды и мулы, принадлежавшие самому шаху, были брошены.
Победители преследовали бегущую армию по пятам, настигая и заставляя её обороняться на каждом шагу. После каждой схватки в руках дагестанцев оказывались сотни пленных и огромная добыча. Нередко им удавалось вызволять своих земляков из шахского плена. Особенные бедствия претерпели бегущие в одном узком и длинном проходе, название которого осталось нам неизвестным. Здесь дагестанцы едва не захватили самого шаха и его гарем. Отступавшие шахские войска подвергались нападениям и со стороны населения покорённых районов, через которые они проходили. Так, например, в ущелье Капкай кайтагцы разбили отряд захватчиков не без участия уцмия Ахмед-хана.
Калушкин называет поход в Аварию «бездельной потерей войск». Лишь в одном ауле Согратль шах потерял 5000 человек.
Нигде, — писал Калушкин в своём донесении в Петербург, — не слыхано потери стольких людей, богатств и оружия.
Касаясь андалалского похода, Братищев писал, что шах здесь был «несчастно разбит». Даже личный секретарь шаха Мехди-хан Астрабади назвал андалалскую землю «областью несчастий», куда солдаты Надир-шаха пришли «в добычу врагам». Автор хроники войн Джара писал, что шах вернулся с половиной своего войска, лишившись казны, имущества и почти всех вьючных животных.
Поражение, — писал своему двору Маркиз де-ла Шетарди из Петербурга, — было тем более значительно, что Кули-хан (Надир-шах) дал заманить себя в ловушку и попал в ущелье, где скрытые с двух сторон войска произвели ужасную резню над большею частью его армии.
По подсчёту Калушкина (на основании рапортов командиров отрядов шаху) близ Дербента число захваченных в плен, убитых и раненых, совершенно вышедших из строя людей, в армии шаха доходило до 42278 человек. Было потеряно пушек малых и больших — 79, верблюдов, мулов и лошадей 33280. Кроме всего этого, дагестанцам досталось огромное количество золотых, серебряных вещей и денег. Шах плакал от злости и бранил бога. Особенно он негодовал, когда получил с гор письмо, полное иронии и издевательств.
Весть об этой победе молниеносно распространилась среди народов Дагестана. Для них эта победа имела важное значение. Она укрепила их моральное состояние, воодушевила и породила уверенность в успехе борьбы. Не удивительно, что после этого произошло восстание и во многих других районах Дагестана, которые считались «покорёнными» шахом. Всюду повстанцы нападали на гарнизоны вражеских укреплений, истребляли отряды, захватывали персидских чиновников и их местных пособников.
Таким образом, самонадеянный план шаха одним ударом покорить Дагестан и использовать его в качестве плацдарма для осуществления своих авантюристических замыслов против России, потерпел полный крах.
Это понудило шаха отказаться от первоначальной тактики и перейти к тактике затяжной войны, преследующей цель поражения Дагестана методом постепенного измора и истощения.
Отступив в район Дербента и готовясь к затяжной войне, Надир занялся возведением укреплений и сторожевых постов вдоль предгорья. Для своей ставки он построил к северу от Дербента во владениях уцмия кайтагского большую крепость с высокими валами и башнями, назвав её в знак своей решимости или завоевать Дагестан или погубить Персию — «Иран-хараб» (Разрушение Ирана). Здесь он сосредотачивал запасы провианта из многих районов своей монархии, сюда же стекались рекруты, набираемые им в различных провинциях. Шахом были разосланы в провинциальные города указы, предписывавшие гарнизонам находиться наготове с тем, чтобы направиться в Дагестан. Как свидетельствуют современники, шаху удалось пополнять свою армию, и в его лагере всего было в изобилии.
Из своих укреплений шахские отряды совершали неожиданные разбойничьи набеги на Табасаран, Кайтаг, Аварию, на даргинские, лезгинские и кумыкские аулы. В этих набегах они пытались не столько уничтожать посевы, сады, разрушать жилища и угонять скот, сколько истреблять местное население. Шах намеревался всем этим разрушить экономику страны, чтобы тем самым сломить, наконец, сопротивление дагестанцев.
Ободрённые одержанными успехами, дагестанцы оказывали шахским отрядам всё возрастающее сопротивление. В первые же дни после отступления шаха из гор 5 тысяч табасаранцев атаковали крепость Кабир и истребили 2000 человек из восьмитысячного гарнизона, а остальных вынудили бежать. В другом месте 5000 дагестанцев взяли верх над 14-тысячным шахским отрядом и захватили тысячи пленных. Постоянным набегам подвергали дагестанцы окрестности Дербента, угоняли скот и захватывали людей. Всё более чувствительными становились налёты кайтагцев. На лагерь шаха совершали лихие набеги даже эндирейские и аксайские кумыки. Дагестанцы постоянно тревожили гарнизоны крепостей, истребляли проходящие отряды врага, захватывали провиант и лошадей.
Жаркие схватки почти всегда кончалась неудачей для шаха. В конце октября 1741 года шах послал в один аул, окружённый лесом, большой отряд. Жители впустили неприятеля в аул без сопротивления. При этом большинство жителей отступило в лес. Когда же враги занялись грабежом, забыв поставить охрану, и уже приступили к навьючиванию награбленного добра, жители аула разрушили мост и ударили по грабителям. Грабители, бросив навьюченных лошадей и мулов, кинулись бежать, но были встречены огнём поджидавших их жителей около разрушенного моста. Лишь немногим грабителям удалось спастись, часть из них утонула. Посланный шахом карательный отряд был уничтожен жителями этого аула в лесу. Только одного солдата отпустили для извещения шаха о полном уничтожении этого второго отряда. Жителями того же аула был полностью уничтожен и третий отряд захватчиков.
В мае 1742 года Надир во главе 30-тысячного войска трижды обрушивался на Табасаран, но каждый раз отступал с большим уроном. В том же году шах со своей армией двинулся на север и, достигнув района Тарки, разделил её на два отряда. Один отряд под командой самого шаха пошёл в Аварию. Второй отряд был направлен против засулакских кумыков. Но, поскольку районы, где жили эти кумыки, входили в состав русского государства и поскольку русское правительство твёрдо напомнило шаху, что согласно договору 1735 года река Сулак признана границей русского и персидского государства, этому отряду пришлось отказаться от своих намерений. Без всякого успеха вернулся и другой отряд из Аварии.
В августе 1742 Надир вновь отправил в Аварию шеститысячный отряд, которому удалось было пробраться в аварские горы, но в конце концов и этот отряд оказался изгнанным «с немалым уроном».
В сентябре сам шах с войском, снабжённый топорами, отправился в Аварию. Однако, и эта операция не принесла ему успеха. В ноябре того же года в верховьях реки Дарбах шах был снова разбит и вернулся с тяжёлыми потерями.
Единственный успех шаха за время его пребывания на территории заключался в овладении им укрепления Кала-и-Курейш. Однажды он вместе с Сурхай-ханом и Щамхалом Хас-Булатом направился против этого укрепления и осадил его. Но кайтагцы оказывали превосходящим силам шаха героический отпор. В течение нескольких недель осаждающие упорно пытались овладеть крепостью. Но попытки эти не увенчались успехом. Шах вынужден был отбросить своё обычное высокомерие и начать переговоры с защитниками крепости, стараясь «ласково уговорить их на добровольную сдачу крепости». Он «милостиво» обещал им не требовать у них хлебных запасов, не переселять их в Персию и не налагать на них никаких податей. Шах требовал лишь в знак подданства аманатов (заложников). Кайтагцы не хотели и слушать посланцев, шаха, но, в конце концов, по уговору старшин всё же приняли условия, предложенные шахом.
В остальных случаях шах Надир терпел поражение за поражением. Калушкин не без иронии писал, что сабли шаха заржавели от влажного воздуха Дагестана.
В ходе изнурительной борьбы дагестанцы не раз пытались заручиться поддержкой России.
Мы, — писали дагестанцы в Кизляр, — посылаем наших выбранных от имени всего народа, умоляя… чтобы её императорское величество приняла нас под своё` могучее покровительство.
В 1742 — 1743 годах Братищев и Долгорукий писали в Петербург, что дагестанские владельцы и старшины твердо намерены стать верными подданными России и с нетерпением ждут того дня, когда русские войска придут в движение против шахской армии, с тем, чтобы совместными усилиями изгнать её из своих земель.
Однако в тогдашней международной обстановке не в интересах России было нарушение условий договора 1735 года с Персией. Провоцировавшая войну Швеции с Россией французская дипломатия, в целях отвлечения части русской армии, прилагала усилия для того, чтобы натравить Персию против русского государства. Она старалась убедить шаха в том, что восстание 1737 года в Дагестане — результат козней русского двора. При этом французы и шведы усиливали и при турецком дворе антирусскую интригу. Они надеялись объединить Турцию с Персией против России.
С другой стороны, агент английской торговой кампании Эльтон не без санкции английского двора старался убедить шаха в лёгкости расправы с русскими и строил для шаха на Каспийском море корабли, первой обязанностью которых он считал «переброску войск на русскую сторону».
Карта походов Надир-шаха
В таких условиях в интересах России было остаться верной договору 1735 года, тем более, что Персия, держа Турцию под угрозой с востока, лишала её возможностей вмешательства в европейские дела. Как сказано выше, русское правительство было хорошо информировано относительно основной цели кампании 1741 года. Тем не менее оно надеялось избежать войны с Персией и использовать шаха в интересах русского государства против Турции. Вы должны, — писали из Петербурга Калушкину, — стараться всеми средствами войти в кредит у шаха Надира.
Приняв необходимые меры предосторожности на границах, русское правительство не спешило с помощью дагестанцам даже тогда, когда обнаружились явные признаки вероломства шаха в отношении России. Россия могла остаться верной этой своей политике, тем более, что Надир-шах терпел в Дагестане поражение за поражением.
Неудачи в борьбе с дагестанцами выводили из себя Надира. Озлобленный шах, по словам Калушкина, иногда заставлял остатки своих же отрядов, возвращающихся без успеха из набегов, сражаться между собою и истреблять друг друга до последнего солдата.
Хотя счастье и покидает меня, — кричал он, — но я, вопреки судьбе овладею Дагестаном.
В другой раз он заявлял, что или сам пропадёт и погубит свое войско, или же добьётся того, что весь Дагестан будет превращен в пепел. Шах прилагал все усилия к тому, чтобы поддержать свою славу завоевателя. Однако все его последующие операции проходили под знаком постоянных поражений. Однажды в Табасаране сам Надир-шах чуть не поплатился жизнью. Лишь спустившись в ров, он спасся от меткой пули дагестанского воина.
Наступила суровая зима, начался голод. Среди воинов шахской армии свирепствовали различные болезни. Надир не мог прокормить свою армию за счёт бедных местных ресурсов. Этого не допускали и сами хозяева страны.
Надиру нельзя было рассчитывать на обеспечение своей армии продовольствием за счёт своих разоренных владений. Нелегко было и перебрасывать продовольствие в Дагестан из Персии. В то же время попытки шаха наладить снабжение своей армии при помощи России, также не дали положительных результатов. Солдаты шахской армии питались трупами лошадей, верблюдов и мулов. Наблюдались даже факты людоедства. В лагере шаха люди падали от голода, холода, от пуль и кинжалов дагестанцев.
Дисциплина падала в армии шаха с каждым днём. Надир приказывал выкалывать глаза участникам «беспорядков». По Дагестану и Азербайджану толпами бродили ослеплённые персидские воины.
Но самым страшным для Надира было дезертирство солдат из его армии, их переход на сторону дагестанцев.
Ни единый человек, — свидетельствует Братищев, — не имеет ревности упражняться в войне». Даже «ближайшие его (шаха) фавориты, военные командиры, статские люди и служивые персияне… только вид верности шаху отдают, а внутренне все ему гибели желают…
Внимательно следившие за ходом борьбы шаха Надира с дагестанцами русские резиденты Калушкин и Братищев предсказывали, что он:
потеряет свое войско, и сам пропадёт, нежели покорит дагестанцев.
В конце концов самонадеянный шах Надир, желавший одним ударом поставить дагестанцев на колени и тем разрешить свои задачи в Дагестане, на горьком опыте убедился в тщетности своих усилий. Испытанный им в Индии, Афганистане и других странах метод террора, жестокой карательной политики, на дагестанской почве оказался недейственным. Как пишет Д. Ханвай, шах встретил в Дагестане народ сильный, крепкий, закалённый и непобедимый. Пытаясь сломить дух сопротивления дагестанцев, шах лишь вызвал их ожесточение, ярость и тем самым усилил их отпор. Опьянённый своими прежними военными удачами, Надир недооценивал силу сопротивления народов Дагестана. Рассчитывая на лёгкость расправы с малочисленным и разрозненным населением Дагестана, он повторил ошибку ряда прежних завоевателей.
В октябре 1742 года шах прекратил военные действия в Дагестане.
Понеже, — писал Братищев, — шах в Дагестан более входить не хочет и токмо ищет дачею денег и кафтанами уровнить дело с лезгинцами (дагестанцами).
Теперь шах старался привлечь дагестанцев на свою сторону путём применения «коротких, ласкательных» средств. Им был выделен специальный фонд для подкупа старшин общества и феодалов.
Надир посылал специальных людей в различные районы Дагестана для агитации среди главарей обществ и феодалов с целью их привлечения на сторону Ирана. Подкупая их, раздавал титулы, кафтаны, деньги, халаты. В частности, Ахмед-хану Кайтагскому было предложено принять на себя главенство над всеми дагестанскими феодалами. Как уже отмечалось выше, подобным методом шаху в своё время удалось «покорить» крепость Кала-и-Курейш, чего он не был в состоянии добиться силою оружия.
Именно подобный приём приобретает теперь широкое распространение и становится характерным для политики шаха Надира в отношении дагестанцев. Он требовал от дагестанцев лишь аманатов. Шах уже отказался от дани и не требовал людей для пополнения своей армии. Также не думал он теперь о переселении кого-либо из дагестанцев в Персию. Мало того, он примирился с отказом поставлять хлеб даже со стороны жителей тех аулов, которые считались его верными подданными.
Характерно отношение шаха к жителям сел. Тарки, резиденции шамхала Хас-Булата. Шах несколько раз посылал к тарковцам сборщиков хлебных запасов, но тарковцы со дня на день откладывали выполнение этого требования, ссылаясь на то, что «на них оного много наложено» и, что «от недородов хлебов столько поставлять не в состоянии». Но не помогло и сокращение наложенной на них дани. В конце концов тарковцы отправили сборщика налогов в шахский лагерь с прямым отказом, мотивируя его тем, что «им самим себя прокормить не без трудности». Такие случаи прямого отказа и «ослушания» оставались теперь не только безнаказанными со стороны шаха, но и обходились молчанием, как недостойные внимания, в то время как армия Надира испытывала острый недостаток в провианте.
Всё это говорит о том, что шах Надир в силу обстоятельств вынужден был переменить прежнюю тактику насильственных мер и перейти к политике прежних шахов; не вмешиваясь во внутренние дела Дагестана и отпуская из государственной казны отдельным феодалам и старшинам обществ денежные средства, привлекать их на свою сторону, ставить их хотя бы в формальную от себя зависимость и использовать Дагестан в своих интересах.
Удалось ли шаху Надиру разрешить в Дагестане хотя бы такую скромную задачу? Разумеется, нет. Даже те из дагестанцев, которые переходили на сторону шаха, «льстясь на его кафтаны и деньги», оказывали ему лишь явно притворное послушание. При первой же возможности они истребляли персов. Теперь оказывали шаху Надиру лишь показную верность даже такие его ярые сторонники, как например, шамхал Хас-Булат. Тайно связавшись с кизлярским комендантом, он с «жадностью добивался» принятия его в русское подданство.
Кампания шаха Надира 1741— 1743 годов потерпела в Дагестане позорный провал. Ему не удалось достигнуть не только своих сумасбродных целей, но и даже того, чего достигали его предшественники. В такой обстановке, когда шаху Надиру не удалось не только укрепить своё положение в Дагестане, но и привести местные народы хотя бы к формальной зависимости от Персии, и когда оказалось, что его армия пришла к распаду, — уже не могло быть и речи о вторжении в Россию. Не удивительно, что на военном совете шаха было решено, что, пока дагестанцы не покорены, воздержаться от вторжения в пределы русского государства. Таким образом, лишь в силу обстоятельств кампания 1741 года стала только дагестанской.
Довольно показуется, пишет Братищев, — гнилые плоды действий его (шаха), что через два года ничего в дагестанской стороне достигнуть не мог, кроме что государство свое подорвал, народ (персидский) истомил, войска растерял и остальное крайне изнурил.
Через долговременное свое пребывание на Кавказе, — говорит Лерх, — ничего он (шах) не учинил, но разорил только свое войско, да и через то славу, приобретенную им через завоевание монгольского царства (Индии), довольно затмил.
В результате многих бесплодных попыток…, — говорит Ханвай, — Надир, этот могущественный завоеватель, оказался в таком плохом состоянии, что остатки его расстроенного войска… должны были дезертировать или погибнуть.
Даже наследный принц Риза-кули-Мирза перед казнью назвал отца безумцем, который:
растерял и истребил и крайне изнурил свою армию в Дагестане и ничего не мог достигнуть.
О масштабах бедствий, постигших шаха в Дагестане, говорит и тот факт, что место, где завершился провал дагестанского нашествия 1741 — 1743 годов стало, называться «Иран-хараб», т. е. «гибель Ирана».
Несмотря на всё это, готовясь к отступлению из Дагестана, шах заявлял в кругу своих военачальников, что «в Дагестане более дела нет», ибо-де «дагестанцы истреблены, а которые остались, то от опустошения их жилищ, скитаясь по горам, от голода сами погибнут». Ту же самую мысль услужливо отражал в своей «истории» и соратник шаха, Мехди-хан-Астрабади. Он писал, что все ущелье Дагестана истоптаны скаковыми лошадьми завоевателей и что доблестные герои наказали дагестанцев и страна приведена в состояние порядка и покорности. На самом же деле за шахом числился в Дагестане лишь город Дербент с прилегающей территорией.
Надир-шых с приближёнными
15 февраля 1743 года шах ухватился за представившийся ему случай начать менее трудную войну, которая могла бы поддержать его престиж завоевателя. С уцелевшим воинством он отправился на юг, чтобы разрешить якобы более важную задачу в борьбе с Турцией, где он лишь ещё раз продемонстрировал падение своей мощи.
Значение битв 1741— 1743 годов в Дагестане было велико и выходит за пределы истории страны. Успешная борьба народов Дагестана ослабила военную машину шаха, облегчила борьбу порабощённых им народов и показала им, что «грозу вселенной» можно победить. Участившиеся восстания в его владениях — в Грузии, Хорезме, Туркмении, Азербайджане и в других районах говорит о том, как был воспринят здесь успех дагестанцев.
В Петербурге и в Константинополе живо следили за ходом этой борьбы, интересовались ею также в Стокгольме и Париже. Из этого можно заключить, что борьба народов Дагестана имела широкое международное значение.