Национальная идея РА

             Сегодня российское государство задалось серьезным вопросом определения своей легитимности (законности) по сути, а не таковой, что заявляется повсеместно. Этот парадокс, во многом не видный с первого взгляда, заключается в том, что не государство созидает любую идею (в том числе о своей законности, как форме согласия общества и управляющего его жизнью административного аппарата), а идеи созидают государство. Поэтому, власть не определяет или навязывает определение своей законности, а ищет приемлемые варианты, критерии и единые цели для народа, которым она управляет, которые народ согласится поддерживать. Иначе остается только сила, но на ней любая власть держится в исторической перспективе – мгновения. Коль скоро идеи, если они приподнимаются над обыденностью (такой как торг, выживание, завоевание и т.д.) могут двигать множество людей в одну сторону, создавая направленный поток, который на своем пути может, как разрушать, так и творить, то и государство, является только их проводником, а не создателем, посредником к их осуществлению. Это так еще потому, что для создания новых идей требуются романтики, а не высокооплачиваемые специалисты НИИ, такие идеи иного невозможно создавать на государственные гранты, хотя государство в своей мере может научиться находить таких людей и поддерживать, а не выхолащивать любое их желание движения к обновлению.

 Торговля, выживание, завоевание, доминирование, какую юбку надеть – это личные интересы частного индивидуализма, не ведущие к решению глобальных задач общества. Они не ставят глобальных общественных целей, а значит для глобальной идеи – не состоятельны.

             Констатация факта, что сегодня у государственности Руси нет собственной[1] национальной идеи (иначе не было бы желания найти) требует так же указать на то, что любая пустота чем-то да заполняется (а значит то, чем сегодня она заполнена, государство уже не устраивает по каким-либо причинам). Есть полнота оснований утверждать, что заполняется она сегодня чуждым по духу народу, смыслом. И государство, наконец, после многих лет реформ под западный образец, поняло, что что-то не так. Потому, что смысл этих реформ, проводимых государством по западному образцу, приводит его само не к расцвету, а в упадок. Такое происходит из-за несовпадения векторов развития, существующих сейчас (в форме тех идей, что заполняют пустоту) и векторов, возможно  еще сокрытых (от государства, но не от народа), или как-то оставшихся от прошлой государственности, которые необходимо понять, чтобы вырастить идею, соответствующую сегодняшним требованиям, которые будет народу по душе.

В некотором роде об этом говорил Эрик Хобсбаум: «Национальные феномены имеют, на мой взгляд двойственный характер: в главном они конструируются «сверху», и все же их нельзя постигнуть вполне, если не подойти к ним «снизу», с точки зрения убеждений, предрассудков, надежд, потребностей, чаяний и интересов простого человека…».[2]

«Национальную», а по-русски значит «народную»[3] идею надо искать и единственно возможно искать – в народном мировоззрении. В привнесенном варианте извне – искать ее бесполезно, хотя бы потому, что там существует отличное от нашего, мировоззрение, которое не умеет решать задачи и проблемы, которые есть у нас. Это видно даже просто на том, как сегодня народ отказывает торгашеству западных идей, накушавшись всласть. На ее основе законность власти построена быть не может, как нельзя сидеть на двух стульях одновременно – провозглашения служения народу и личному карману.

Народное мировоззрение Руси всегда было связано напрямую с жизнью «по кону», т.е. по совести, а не по за-кону. Закон же требовался тогда, когда совесть подавляется или выхолащивается вообще из критериев самоуправления как отдельного человека, так и всего общества. Сегодня результат подавления совести ясно виден как на эволюции самой западной цивилизации с ее кризисами, наступившими и неотвратимо (по причине не решаемости в рамках западного мировоззренческого образца) наступающими, так и применения ее «норм» на Русь.

 

Чем ближе к бесценности идея, чем более возвышена – тем она ближе к вечности, и ведет само государство через века, поэтому бессмысленно говорить только о «ближайшей» прошлой государственности, чтобы понять, на чем в народе она основана. Без исторической памяти – государство становится невинным младенцем, обидеть которого – легко, победить – еще легче, потому что у такого государства будет отрублена память о великом Духе, который побеждал и побеждает и будет побеждать. И это одна из главных целей, если необходимо уничтожить государство, которое не сломить простым оружием. Уничтожение духа – ведет к духовному бессилию защитников, держащих оружие.

 Это указывает так же на то, что засилье чуждых духовности народа идей ведет к самоуничтожению всей государственности, с последующей поглощением осколков на «рабских правах», в те государственные образования, откуда идеи пришли. Ни о каких равных правах на уровне противоборства идеологий говорить нельзя,  потому что здесь идет вечная война за возможность существовать. У каждого государства либо есть своя идеология и идея, либо есть чуждая, тех, в чьей рабской зависимости оно находится. Такое государство уже нельзя называть независимым, сколько бы оно не декларировало это в воздух, в этом суть эффективности идеологий, а так же причина начала поиска таковой идеи.

Так, если определить сегодняшний принцип нашей элитарной государственности, то весьма ясно и четко был выражен Тютчевым еще в 1867 году, совершенно не утратив своего смысла сегодня, в стихотворении «Напрасный труд – нет, их не вразумишь...»

 

 

Сегодняшняя действительность подтверждает это, а значит осознание, государством необходимости, накушавшись холопства (но, к сожалению далеко не все накушались, кто-то еще ест с рук), ищет выхода к своему выживанию как независимому и самостоятельному государству. Поэтому  независимость и самостоятельность – это первые критерии, которые должны быть заложены в идею. Без нее – она не является собственной по отношению к государству, ее воплощающему. Она становится заимствованной. Неспособность созидать самостоятельно, что подразумевает ответственно (значит совестливо) за свой выбор жить и развиваться в веках, определяет государство не лидера, но подчиненного и раба. Для этого государству объективно необходимо определиться в целях, без них – идея не имеет фундамента, и в средствах, которые оправдывают эту цель[4].

 

Необходимость определить национальную идею ставит задачу для начала определить терминологически понятие нации (народа), которое сегодня считается во многом табу, так как открывает глаза, в том числе и народам, живущим в государствах на форму идеологического, часто надгосударственного управления[5], возможного как в прошлом, так и сегодня. И не только возможного, но и претворяемого повсеместно в жизнь.

Существует множество определений термину «нация», основополагающими и объемлющими можно считать два из них, на которые надо взглянуть без пиетета к авторам, чтобы их авторитет не затмевал смысл ими сказанного (как позитивно, так и негативно).

Первое определение дано Теодором Герцлем и звучит так: «Нация – это общность людей в прошлом, объединенная в настоящем против общего врага».

В такой идеологической форме,  живет на протяжении последних ста лет не только еврейское общество, объединено в прошлом, потом распыленное на весь мир, но и европейский мир в целом, где влияние этой идеологии стало в последнее время доминирующей. Результат этой идеологической установки сводится к тому, что для поддержания целостности государства, как единой нации (что по сути уже является шагом к расизму и это будет показано далее), необходимо государство держать в тисках постоянного страха против внешнего врага, а если его нет – то искусственно его создавать. Иначе нация, удивительным образом исчезает. И делает это вполне естественно, через процессы ассимиляции и замещения общей совокупной культурой или более подходящей в данный момент. И делает это потому, что без идеологического страха,  для таких наций исполнять роль жертвенный агнцев, на которых указывают как на врагов (внешних или внутренних – роли не играет) – уже нет смысла. Опыт истории на протяжении более 2000 лет показывает, что превентивное нападение на «кажущегося» врагом – было естественным ходом вещей для европейского во многом иудейско-христианского идеологического сплава.

Второе определение нации дано Иосифом Виссарионовичем Сталиным, в его труде «Марксизм и национальный вопрос»: «Нация есть исторически сложившаяся устойчивая общность людей, возникшая на базе общности языка, территории, экономической жизни и психического склада, проявляющегося в общности культуры».

Так же он обоснованно добавляет следующее (и это учитывается везде как обязательное дополнение к определению): «При этом само собой понятно, что нация, как и всякое историческое явление, подлежит закону изменения, имеет свою историю, начало и конец. Необходимо подчеркнуть, что ни один из указанных признаков, взятый в отдельности, недостаточен для определения нации. Более того: достаточно отсутствия хотя бы одного из признаков, чтобы нация перестала быть нацией».

 

На основе определений Герцля и Сталина, многие государственности Европы оказываются вполне определенной фикцией, в большей мере, сегодня основанной на власти охлократии[6], которая поддерживается олигархией, так как через бездумную толпу проще всего управлять государственностью. В том числе выставлением для прихотей толпы соответствующих их занижаемой вседозволенности нравственных норм и критериев жизни. В этой форме идеологии необходимо и достаточно для управления подхода Геббельсовой пропаганды, работающей на «эмоциональном заводе толпы под задачу». Результат таких техник сегодня можно видеть не только на выборах (и предвыборных компаниях), но и практически по большинству параметров государственной жизни, начиная от образования и науки, СМИ, заканчивая духовностью и шаблонами догматичной нравственности. Говорить о том, что это деградация, как государственности, духовности, так и народа в целом – говорить очевидное. Этот культ уродства пропагандируемый в США, вполне может довести государство до состояния идиократии (власти идиотов, см. одноименный фильм Идиократия, Idiocracy, 2006 г. )

Известно, что государственный строй, основанный на таких принципах – не нов, и он естественным путем проходит три стадии своего исторического развития (в том числе и как процесс видоизменения движущей идеи) – это республика, империя, диктатура[7].

В частности, диктатура, может проявляться как в диктатуре личности, тогда путь развития государства определяет нравственность и целеустремленность, выраженная в воле самой личности, или же в воле тех, кто привел личность к власти и используют ее в качестве марионетки.

Это видно как сегодня, на примере неизменного англосаксовского имперства или быстро переходящего к фашиствующей диктатуре тотального государственного контроля в США[8]. Если рассматривать данную проблему исторически, то «закономерность исторических явлений обратно пропорциональна их духовности» (афоризм Ключевского). Исходя из него, можно всегда  точно выявить стадию существования государства для всего спектра ныне живущих и уже почивших государственных образований. Главным же критерием духовности всегда являлась личная воля человека. Если ее нет, т.е. есть некоторая форма рабства, то она в результате приходит к состоянию «видимости» власти рабов. Демократия, как власть невежества и есть таковая видимость.

 

 Национал-социализм Германии под руководством Адольфа Хитлера относится к последней стадии развития рабовладельческих государств, и тенденции к появлению еще одно выкидыша такого плана - сегодня ясны простым заданием вопроса – «у кого больше всего авианосцев и зачем?». Это не досужий умысел, но принцип, с которым государственность, основанная на идеологии потребления, единственно может существовать, потому что, чтобы потреблять больше, надо иметь больше рабов, чтобы иметь больше рабов, надо или их купить, или их завоевать и насильно принуждать, а потом еще и охранять.

Так все три стадии развития такой государственности в прошлом прошел Рим, закончив свое существование так же, как и его противник – Карфаген, который Рим уничтожил, являясь молодым и агрессивным, но не поняв самостоятельно же созданного исторического урока. Достигнув такой же формы олигархического правления охлократии, всегда очень опасного для самой государственности, чей столп служения, необходимо и достаточно должен быть отторжен от идеологии купле-продажи[9], они так же были разрушены теми, чья мера государственности и сознания служения, оказалась выше, а сила достаточной, чтобы преодолеть все что было «куплено».

Для примера еще можно дать определение народа, данное Беннито Муссолини, который являлся идеологом фашизма, и им он описал историзм собственного государства  имперского вида – Рима. Необходимо понимать, что нацизм является крайней формой фашизма, а тот фашизм, о котором сегодня говорят - это тоже национализм, но имеющий итальянские исторические корни, лежащие в основе Римской Империи с ее термином «fascia» - связка, повязка, полоса или пучок прутьев, в который был, завернут топор, символично носимый Римскими консулами, символизирующий национальное единство: «Нация не есть раса, или определенная географическая местность, но длящаяся в истории группа, то есть множество, объединенное одной идеей, каковая есть воля к существованию и господству, то есть самосознание, следовательно и личность».

Данное понимание живет в итальянском национализме с момента существования Римской империи, но, как известно в одну реку не войти дважды. Опять же этим определением Муссолини показал, что его «фашизм», достаточно явно отличался от национал-социализма по расовому признаку, Хитлера, и это еще один аргумент различать крайность и общую тенденцию, которая может быстро прийти к крайности (у Хитлера это получилось за 7 лет).

Анализируя определение Муссолини, можно видеть, что как только идея исчезает, исчезает и народ. Если смотреть на сегодняшнюю Россию – то, практика, как критерий истины, говорит, что определение Муссолини не до конца состоятельно для нашей действительности. Но для европейской, основанной на Герцелевском варианте (который только повторяет то, что было во многом сформировано более 2000 лет назад), это – данность.

Беннито и Хитлер своим примером показали две противоположные стороны вопроса национального (но не народного) самосознания – это вопрос о выборе критериев для определения принадлежности к нации. Насколько открыта нация, государство, все общество в целом к приему новых членов (в том числе готово и умеет их ассимилировать внутри себя)? Так идеология Хитлера стояла на расовой, закрытой системе («эксклюзивной», и не многим отличающейся от системы закрытых иудейских диаспор по расовому критерию, благо Шекельгруберу-Хитлеру было, у кого учиться). Об идеологии открытости («инклюзивности») выстраиваемой Беннито, говорят опять же довлеющие над Итальянским самосознанием исторические корни Римской Империи.

Но здесь нация становится отличной от народа. Это можно объяснить по-разному, легче всего будет понять, что сам критерий «нация» родился весьма недавно. Первые нации появились в период начала буржуазных финансовых революций (с 18 века), ставших возможными благодаря потере идеологической монополии на власть у католической церкви и ее системы табуированных догматов над обществом. Протестантизм, который как раз и явился вероучением протеста против идеологии католической формы управления, дал возможность расцвести буржуазной прослойке общества, более не ограничиваемой институтом церкви, а им в свою очередь был необходим свой идеологический инструмент.

И так же важно понимать, что сегодняшние «этно»-технологии, с помощью которых создаются нации, отработаны практически и пользуются спросом. Сегодня создание нации занимает, несомненно, краткий период исторического времени, длинною в 3-4 поколения, т.е. период 100% смертности поколения жившего в момент «появления нации». В грубой форме чтобы создать нацию необходимо: географически подтвержденное право на территорию, исторические объединяющие мифы, некоторый финансовый капитал и политические согласования, а так же определенная напряженность или недовольство внутри существующего государства. Далее выбирается критерий общности и раскручивается рекламный процесс «становления», через долгую, но священную войну против «угнетателей». Чем длиннее исторические мифы, тем активнее такой процесс будет двигаться, впрочем, сегодня он уже даже не особо важен, если учитывать пример Косово.

            

Сегодня необходимо отказаться от видения «предположения», что Рим разрушили «дикие варвары». Потому что принцип служения, является одним из духовных принципов зрелой и осознающей себя государственности (державности). Держава держится на мощи ее питающего и сплачивающего духа[10]. Этот принцип не основан на технологической «прогрессивности» государства или его «цивилизованности». Для него важна внутренняя целостность (непротиворечивость направляющих государство идей) -мощь сплачивающей духовности[11]. Поэтому несомненным критерием для оценки взрослости любой идеи и государства, является отношение к служению. Потеря этого критерия опасна для существования государства в краткосрочной перспективе (так как приводит к концептуальной неопределенности, аналогии Крыловской басне «Лебедь рак и щука»), а в длительной перспективе ведет вообще к исчезновению государства.

Служение в армии – это пример служения государству и долга государству, каким бы оно не было[12]. Это частная мера, потому что служение может выражаться множеством путей, но этот вариант показателен. Уничтожение в людях тяги к служению государству, если больше – всему миру в целом, приводит к наплыву разрушительных идей. Служение является результатом объединения множества чувств и настроений человека. Только направленный на творчество, развитие и совершенствование человек в состоянии осознавать глубочайший дух служения и выражать его через себя. Но если чего-то нет, то место пусто не бывает. С разрушением чувства служения исчезает не только чувство ответственности за путь своего государства, исчезает даже во многом чувство ответственности за самого себя.

 Если опять брать пример с США, то там армия стала полностью наемной, подобно тому, как было в Карфагене в период его заката, в Римской Империи в период ее заката (США, кстати, очень во многом пытаются перенять этот «опыт» Римской Империи). Это так же должно наводить на размышление, потому что даже войну против маленького и технологически неразвитого Вьетнама, США по сути проиграли, что является показателем низкого духа, а не превосходства технологий.

В ракурсе всего вышеперечисленного - идеология о создании из Руси «третьего Рима» - является не только лишней, но и опасной. Она наносит вред именно нравственному (духовному), мировоззренческому базису Русского народа, а значит и государственности, живущей не по критерию «силы», а по критерию «правды». Рим основан и существовал на силе, как только он начал брать силу извне, наемников – он исчез, как и Карфаген, прошедший, тот же путь, но чуть ранее.

Купленная армия (солдат, чиновников, актеров, писателей, журналистов, ученых – разных столпов государства) не несет духа служения отечеству. Это так же выражается в известной фразе «Бог не в силе, а в правде». И если пойти дальше – то этот критерий вполне адекватно и объективно выявляет интересы человека, определяет его цели и на какие он готов пойти средства для их достижения. По нему легко увидеть противоречащие Русскому Духу идеологические посылы и информационные матрицы, и отсечь их как лишнее и мешающее восстановлению связи народа и государства.

             В период между 1880 и 1914 годами около двух с половиной миллионов говорящих на идиш евреев перебрались через Германию в различные западные страны. Одним из побочных результатов этого переселения стало усиление традиционной (долгое время дремавшей) враждебности к евреям в Германии, стране через которую осуществлялся транзит еврейских иммигрантов. Вспыхнувшая ненависть породила начало одному из серьезнейших геноцидов в истории 20-ого века. Кроме того эта ненависть продемонстрировала, что моральные качества людей никоим образом не зависят от технологического прогресса или культурной утонченности.

 

Для Российской Империи возможность существовать достаточный период времени, определял именно критерий служения, но с законом «о кухаркиных детях»[13] – его лишили наиглавнейшего основания – связности элиты и народа. Потому, что элита, зацикленная на саму себя – превращается в то, о чем писал выше Тютчев, или «страшно далеки они от народа» говорил о такой элите Салтыков-Щедрин. Это и определяет не способность элиты почувствовать, уловить, осознать и выразить национальную, т.е. в первую очередь народную идею, которая бы сплачивала государство. А если что-то не сплачивает (что объективно должно), то оно разъединяет. Сегодня мы видим подобнейшее, поэтому необходимость определения народной идеи, основанной не на авторитете отдельных личностей, а на том, что именно было ими высказано для основы государственности – требует особого внимания и подтверждено историческим опытом нашего же, а не иного, народа.

 

Сегодняшний мир, как впрочем, и в прошлом, показывает настойчиво и постоянно, что национализм, особенно основанный на расовой, религиозной, экономической, культурной (этнической), территориальной нетерпимостях строго противоречит саму замыслу государственного строительства для многонационального государства. Русь всегда являлась и является таковой, не едино-национальной, а много-национальной единой державой.  В этом закладывается следующий основу-полагающий критерий, который, кстати, в нашем народе проявлялся повсеместно и является одним из сплачивающих его факторов – это критерий мировоззренческий.

 

«Народная психология – это знание правильных способов действия и поведения, исходя из правильного видения мира, то есть, мировоззрения». А. Андреев.

 

Любая нетерпимость, может быть изжита, только если будет объединена во что-то большее и общее, где она компенсируется общей пользой и исчезает, находя для себя достойную альтернативу. Именно на уровне мировоззрения любая нетерпимость может быть замещена соединением общего и личного блага. Так, если прослеживать логическую цепочку – коммунизм и СССР стал возможным потому, что большевики смогли дать народу ту идею, с которой тот жил на протяжении множества веков. Коммуна – это община. А значит, к нашей национальной идеи общинность имеет первостепенное отношение. Важно видеть, если единство народа и государства есть, то благо целому есть благо части. Этот принцип, по которому можно увидеть эффективность этого единства. Иначе благо части (я сам, а государство само как-нибудь без меня) в лучшем случае ничего не дает целому, но по закону сообщающихся сосудов, более вероятно – целое что-то теряет, а после, так как оно все равно связано со своими частями – теряют и части. Части же живущие от себя, а не от целей целого принимают в своей близорукости следствия за причины и хают, и требуют от целого, хотя развалу которого сами же планомерно способствуют своим бездумьем и индивидуализмом.

Но как показал коммунизм, только общинность еще не является достаточным обоснованием для формирования народного единства. То, что было дано тогда позволило прожить государственности хоть и небольшой по историческим меркам  срок, но в важнейший исторический период смены логики социального поведения[14]. Позволило выжить, справившись с совокупной угрозой агрессивной уже над-национальной идеологией Европы еще раз.

 

Сегодня видна необходимость в подобном сплочении снова, так как холодная информационная война на идеологическом фронте не останавливается и не остановится, как было сказано выше, пока какая-либо из идеологических матриц не изживет себя сама в общем течении жизни, вытесняясь более соответствующей требованию времени.

Важно понимать, что идеология «силы», как основного критерия выживания, логически вытекающего из определения нации Герцлем, совершенно не похожа на идеологию «правды», которая существовала и существует в Русском народе. Это значит, что есть потребность говорить не о национальной идее, как таковой, потому что сегодня, «нация» для Руси – этап пройденный и даже незамеченный (по сути пройденный мимо), а говорить о цивилизационной идее (сплачивающей множество наций в единый блок). Ее основы закладывали многие, а многие даже показывали идеи, мешающие этому процессу, для построения общего базиса будет достаточно следующего:

И. Сталин: «Я русский человек, грузинской национальности».

Эта фраза определяет не национальный аспект видения национального единства, а над-национальный, проще говоря – цивилизационный.

Другое определение дано неавторским коллективом Кузьма Прутков: «нет ничего слюнявее и плюгавее русского безбожия и православия».

Тут заложено понимание того, что бывшее в Российской Империи православие, являвшееся всегда критерием ее законности[15], не справилась с собственным идеалистическим атеизмом, в результате чего в государстве проявился, путем естественного вытеснения одних идей, другими, более активными и соответствующими времени - материалистический атеизм. Сегодня наше государство, как цивилизация, духовно оказалась на перепутье, куда более глубоком, чем просто смена идеологической матрицы. Государство, как народ, переварило внутри себя как идеалистический атеизм, так и материалистический и вышло к возможности соединения в истинной религиозности (religo – лат. «возстановление связи»). И, дабы не уподобляться сегодняшней православной церкви, которая все еще не хочет принимать и понимать это, живя прошлым и попытками православного ренессанса, необходимо цивилизационную идею строить на основе именно требований момента сейчас в соединении с общей для народа многовековой традицией, а по сути множеству взаимодополняющих традиций разных народов, сплачиваемых вместе не национальностью, но общим Русским Духом. Это общий закон – только соединив прошлое и настоящее, возможно, построить будущее. Иначе государству, находясь только в настоящем, не видно куда двигаться. Будет отсутствовать необходимая отправная точка. Об этом и говорилось выше – если убрать эту точку, то государству, возможно, навязать любой путь, даже противный тому, что был. Но пока в народе жива память – это будет встречать сопротивление, вплоть до революции. Если государство не самоубийца – ему необходимо прислушиваться к народу и своей истории, а не всячески переписывать ее. Но именно этим занимается наша элита на протяжении множества веков, пиля сук, на котором сама же сидит, потому что той мере служения, от которой она вычищает историю своего государства, соответствовать уже не получается, а отдавать власть тем кто способен – не хочется. На лицо паразитные деградационные процессы («богатыри – не вы»).   

К этому цивилизационному духовному пониманию пришел Алексей Степанович Хомяков (1804 – 1860 г), давший достаточно полное описание соборности, вернее увидевший его в сути Святой Руси, но оказавшийся не воспринятым тогдашней элитой, по их личным эгоистичным причинам, шедшим вразрез с принципом служения: «Соборность — это цельность, внутренняя полнота, множество, собранное силой любви в свободное и органическое единство».

Развивая идеи И.В. Киреевского о духовной цельности, Хомяков пишет об особом соборном состоянии человека, истинной вере, когда все многообразие духовных и душевных сил человека объединено в живую и стройную цельность его соборной волей, нравственным самосознанием, устремленностью к творчеству. А Д.А. Хомяков дает определение соборности, которое продолжает идейную линию русской мысли еще с дохристианских времен. Соборность, по его учению, — целостное сочетание свободы и единства многих людей на основе их общей любви к одним и тем же абсолютным ценностям. Такое понимание соборности соответствовало древнерусскому понятию «лад» и было неразрывно связано с общинной жизнью русского народа. «Соборность противоположна и католической авторитарности, и протестантскому индивидуализму, она означает коммунитарность (общинность), не знающую внешнего над собой авторитета, но не знающую и индивидуалистического уединения и замкнутости» (Н.А. Бердяев).

 

Соборность — одно из главных духовных условий цивилизационного единства и создания мощной державы, такой как Россия. Запад не сумел создать такого мощного государства, как Россия, объединенного на духовных началах, потому что он не достиг соборности, а для объединения народов вынужден был использовать, прежде всего, насилие. Католические страны, справедливо считал Хомяков, обладали единством без свободы, а протестантские — свободой без единства.

Россия сумела создать естественное сочетание единства и свободы (а по-русски - воли), в условиях которого почти каждый русский был строителем великой державы не за страх, а за совесть.

 

Исходя из этого понимания, для задачи определения цивилизационной идеи, необходимо кроме соборности выделить совесть. То, что на Руси понималось под «ладом», во многом осознавалось, как жизнь не по закону, который есть применение силы одной части общества по отношению к остальной части общества (при чем, их размеры не важны), а по совести, как жили предки «из-по-кон веков». О том же говорил Пифагор: «Народы! Старайтесь прежде иметь добрые нравы, нежели законы: нравы суть самые первые законы». В подтверждение чему можно привести слова Августина Аврелия: «Тот, кто добр, - свободен, даже если он раб; тот, что зол, - раб, даже если он король», а завершить высказыванием Симеона Афонского «Человек, который не хочет делать добро другим, не находит его сам».

              По своей сути, совесть, и является тем «органом», через который человек может прийти к соборности и единству, а без нее - единство народа, а особенно Русских по Духу народов – невозможно. Именно совесть, живущая в народе, не даст жизни и любой идее, не несущей ее внутри себя, проявиться.

 

Дабы государственность состоялась и имела возможность жить, ей необходимо внутри себя, соединить прошлое и настоящее, в достойный сплав, так, чтобы было возможно соответствующее этому прошлому и настоящему будущее. Если постоянно заниматься переписью истории, делать из народа-победителя, причем победителя на протяжении многих сотен веков, что значит не только сильного и могучего физически, но и духовно могучего – проигравшего, то ничего не выйдет[16].

Исторические корни мировоззрения народа, его видение мира являются тем фундаментом, который необходимо заложить в цивилизационную идею (или открыть заново, что будет вернее). Без них будет разорвана связь времен, а это влечет за собою неминуемый крах, как отдельных личностей проводящих такую идею отказа от прошлого, так элит эту идею поддерживающих, и, возможно, государства в целом. Если, конечно, народ сам не встанет, и не будет проводить санационные процессы в жизнь, почувствовав в этом необходимость для выживания общего для них образования – цивилизации. Для элит тогда придет то, о чем говорил Салтыков-Щедрин в «Помпадурах и помпадуршах»: «Нужно ли, чтобы он понимал, что такое внутренняя политика? – на этот счет мнения могут быть различны; но я со своей стороны, говорю прямо: берегитесь, господа! Потому что, как только мужик поймет, что такое внутренняя политика – n-i-ni, c’est fini (кончено)»

Если мы берем фундаментом для идеи – критерий «жизнь по совести» (повторюсь - закон нужен только там, где совесть затравлена), то этот принцип определяет так же необходимость жизни по справедливости. И это не слова в воздух, мол, совесть и справедливость у каждого своя, а естественный, ладный принцип жизни, заложенный в традиционном для Руси общинном укладе жизни. Он практически оправдывает себя и во многом защищает государство от безумств его, потерявших связь с народом, элит[17].

Он несет в себе противоречие принципу индивидуалистического собственничества в пользу общего, для общего же блага, а значит здесь необходимо видеть столкновение двух идеологий и избавляться от чуждых форм, иначе все принципы, декларируемые выше, окажутся во власти умолчаний чуждых идеологических матриц.

Для Руси период «нации» прошел не состоявшись как таковой, по причине ее мировоззрения, как не моно-национальной(один народ) а много-национального, много-народного состояния, и как бы туркмен, бурят, чуваш, украинец и т.д. не видели и чувствовали свою национальную суть, что совершенно не возбраняется, но на западе эта суть, чуется как одно – «русский». Опять же даже запад видит в нас цивилизацию, общую и целую, с совершенно иным мировоззрением, непредсказуемым для понимания мировоззрения западного – механистического и жестко логического левополушарного типа. И вполне естественно, выходит так, что то, что они не понимают, для них делается страшным и «врагом», коль скоро и живут они мировоззренчески «конструктивно» по Герцлю. Но именно поэтому - «Умом Россию не понять, аршином общим не измерить – у ней особенная стать, в Россию можно только верить». Национализм на Руси, как идея не прижился, так же как не прижился буржуазный протестантский строй для него необходимый. Поэтому Руси необходимо учиться и фактически учить весь мир духовному процессу налаживания мировоззренческих мостов между цивилзационными образованиями, а не путаться в историческом прошлом западных моно-национальных образований. Потому что уже сегодня каждое отдельное такое образование имеет полноценную возможность уничтожить весь человеческий род, чем во многом сегодня из-за собственной концептуальной неопределенности и занимается. А уж «зубов» на соседей – всегда находят достаточно.

Бисмарк, прожив достаточно много времени в России писал – «на востоке врага нет», но был «уведён» с поста, так как тогда западное общество остро нуждалось в кровопускании на глобальном уровне столкновения мировоззрений, а куда еще идти – кроме как «драг нах остен-а»? Все остальные страны и государства, по сути в тот момент были несостоятельны как реальные противники, способные противопоставить мировоззренческую, а значит целостную концепцию жизнестроя. Но как тогда, в Великой Отечественной Войне, так и в прошлом западной цивилизации в столкновении с иным мировоззрением пришлось получить по носу, ее раз доказав свою мировоззренческую духовную несостоятельность. Поймут ли они это сегодня?  

 

Мало кто задумывался об уместности «национализации» сегодня вообще. Чтобы показать неуместность ее, необходимо обратиться к прошлому еще раз. Любое общество – аграрное, традиционное, индустриальное, постиндустриальное, в котором мы сегодня живем, несет в себе форму своей законности, выражаемой в идеологической надстройке и ряде структур-интерфейсов (систем посредников), которые участвуют в передаче информации между разными уровнями этих человеческих сообществ.

Сначала обществом были маленькие общины и их культура, их верования являлись посредниками и идеологией, которые служили им для выживания в той среде, к которой они были привязаны. С ростом населения, которое как критерий является фактором глобализации (глобализация – это объективный процесс концентрации производственных сил человечества и культурного взаимопроникновения, через культурное сотрудничество, как инструмента создания интерфейсов взаимопонимания в первую очередь). Так при увеличении общества с одной общины до двух, уже требуется информационный интерфейс в виде некоторого количества структур и взаимных договоренностей (торговцы, взаимопомощь, решение общих вопросов и т.д.). Хотят этого общины или нет,  но это отнимает у их уникальности некоторую часть которую они тратят на общее, выражаемую в затратах ресурсов, сил и времени, на поддержку договоров и прочего. Но взамен у этих общин появляется это общее, дающее им возможность выживать более эффективно, в этом и есть целесообразность такой связи.

Чем глобальнее становится человеческое объединение, чем больше в нем отдельных элементов, тем больше требуется разнообразных интерфейсов, часто унифицированных интерфейсов общения. Отсюда появляются государства, с едиными законами, языком и формой правления, причем эта необходимость централизации во многом может оказывать давящее и разрушающее воздействие на местечковые культуры, которые в результате исчезают. Это может быть ошибкой, а может оказаться ассимиляцией и замещением на более эффективное. Умение создавать такие интерфейсы, чтобы культурное многообразие не терялось в процессе эволюции общества – очень важное качество для любого государства, тем более многонациональной цивилизации, такой как Русь. Важнейший фактор, создающий государство – это скорость распределения информации и вытекающая из этого социальная подвижность (мобильность по западному). Поэтому скорость роста технологий так же определяет ту форму идеологической власти над обществом, которую общество воспринимает или не может воспринять, т.е. понять.

             «Не следует так же забывать, что фашизм и национал-социализм были прежде всего не силовыми и репрессивными методами разрешения конфликта между трудом и капиталом, а специфическими версиями радикального и агрессивого национализма. Колониальная и империалистическая политика либеральных национальных государств почти всегда находила поддержку в метрополии среди националистических народных движений, а государственная националистическая идеология представляла этой политике эмоционально-политический кредит, без которого она едва ли могла быть успешной.

До начала буржуазно-протестантских революций в Европе, понятия нации не существовало вообще, так как в нем не было и необходимости и потребности. Социальная подвижность и форма управления не предъявляла критериев необходимости к каждому отдельному человеку таких как: осознание себя частью государства, гражданство, единый язык и т.д. Государственные языки и языки простого народа были отличны. Необходимость глобализации до национальности потребовалась только с появлением печатного станка, а значит и возможности культурной унификации, через массовое образование.

             С появлением печатного станка скорость перераспределения информации резко увеличилась, в результате чего, власть от идеологии силы перешла к власти напечатанных образов. Напечатанный банковский билет – это такой же образ силы, который люди договорились таковым считать. Сам по себе он просто бумага с картинкой. Именно для печатного станка и характерно требование унифицированного языка – так охват аудитории будет шире и определенные государственные рамки, виде единой культуры и осознанной каждым членом этой культуры своей культурной принадлежности (аналог принадлежность крестьянина феодалу, только выраженная технологически). Именно тогда были придуманы разные способы ее определения и использования.

             Но сегодня нам необходимо осознать, что произошла не просто смена логики социального поведения, но происходят события аналогичные тем, кто происходили в момент появления протестантизма, как отказа от закостеневшей католической формы идеологического управления, стремительно вырождающейся в монополизме вседозволенности. Монополия ведет к потере качества, если она стремится блокировать стороннюю критику, а отсутствие конкуренции в товаропроизводстве не дает возможности быть эффективно самокритичным.

Народ научился распознавать уровень управления и видеть его качество – т.е. выявлять критерии качества и оценивать их, и осознал необходимость преображения. Мы живем во времена социального изменения, в которые национальность по всему миру уходит вспять и новое общество, не зря же его называют пост-индустриальное, требует иных идей. Национальная идея несостоятельна для нового мира, так как она уже есть пережиток старой формы общества – индустриального или общества печатного станка. Сегодня из паспорта убрана строка национальность, но оставлена строка принадлежности к государству – гражданство. Последняя перепись в России показала, что в России существуют десятки тысяч эльфов по национальности и этот документ является официальным. В США существует религиозная община джедаев, поклоняющихся силе и эта религия появилась не из исторических мифов, а пришла с экранов телевизоров и кинотеатров в виде фильмов «Зведные Войны» Джорджа Лукаса. Сегодня национальность – это то, о чем говорил Ренан – достаточно «доброй воли и осознания принадлежности». Национальность стала игрушкой и технологии создания национальностей требуют временного периода  всего в 3-4 поколения.

Сегодняшний интернет сметает все условия существования нации – нет ни единой территории, не единой культуры, языка или экономической связи. Сегодня на первый план выходит умение создавать интерфейсы – т.е. посредников между любыми обществами. Посредник становится местом притяжения, потому что через него может соединяться то, что ранее в условиях прошлой идеологии соединиться было не способно в принципе.

Нации становятся виртуальными, создаются и исчезают, как вспышки по желанию отдельных личностей. Фантастика, фэнтези, создают виртуальные миры, и их идеи переносятся в реальность. Насколько они разрушительны или созидательны – это вопрос к каждому отдельному автору, его мировоззрению и способности донести читателю свою идею. Таким виртуальным образованиям, связанным любыми связями, не имеющим границ государственных, юридических или идеологических образований необходима не идея национального единства – они уже плавают в море идей национального уровня, им нужна более глобальная общая направленность, иначе это будет только еще одна из множества. Например идея, с которой запад мучается уже давно – «право народов на самоопределение». Но ведь никто не говорит о том, кто и зачем создает эти нации из народов, поэтому и мучаются!

             Именно поэтому можно говорить, что сегодняшнее пост-индустриаьное общество – не национальное. Глобализация, как объективный процесс, уже ушла далее и требует от нас иного видения для решения сегодняшних задач. Иначе бы и кризисов идеологий (как например идеологии вечного прогресса и неисчерпаемости земных ресурсов) существующих сегодня - не было. Все говорит о том, что требуется иной подход.

             Во многом это видели уже в прошлом Бенедикт Андерсон в книге «Воображаемые сообщества»: «Нация – это воображаемое политическое сообщество, и воображается оно, по определению, как что-то ограниченное, но в то же время суверенное».[19] И Эрнест Геллер «Нации и национализм», написал следующее:

1.     «Два человека принадлежат к одной нации в том и только том случае, если они принадлежат к одной и той же культуре. Культура – это система понятий, знаков, ассоциаций, типов поведения и общения.

2.     Два человека считаются принадлежащими к одной нации в том и только в том случае, если они признают друг друга принадлежащими к этой нации. Другими словами, нации создает человек.»[20]

«Национализм порождает нации, а вовсе не наоборот»[21], поэтому он не может породить что-то большее, кроме разделения по принципу принадлежности к какому-то отдельному обществу, т.е. его расширение не направлено в сторону объединения с большим целым (например, со всей Землей), а в сторону разделения с этим большим-целым по критерию национальности. Подытожив, можно сказать просто: нация является идеологическим обоснованием системы управления буржуазного, индустриального общества. Но для нового общества – старое обоснование не подходит.

 

Сегодняшний мир пропагандирует: «главное – связи». Самые же эффективные связи – это клан или кровные узы. Таким способом высокая идея связи, и единства деградирует до безумия родоплеменных отношений. Мелкопоместные региональные князьки и столичные занимаются всем чем угодно, но только не строительством государства. Главная причина в том, что идеология клановости – это идеология феодализма. Она не выросла даже до уровня национализма в своем развитии. Для национального государства, тем более для многонационального, живущего даже еще в индустриальном национальном по мировоззрению обществе (т.е. уже отсталом по отношению к сегодняшнему пост-индустриальному) клановость – это уже опасность. Для пост-индустриального общества – это опасность в квадрате. Через клановость проводится политика дважды устаревшего мировоззрения, в то, что должно быть новым, более широким по замыслу вписываются в условия узкого кланового мировоззрения. Для государства решение этой проблемы – это вопрос выживания даже не в перспективе, а уже сейчас. Потому что никакой взлет не возможен, если есть тотальный перевес по грузу прошлых неразрешенных проблем и не созданных интерфейсов. Цивилизационная идея для родоплеменного строя – безсмысленна. Она просто непонятна, так как сознание родоплеменного строя не способно видеть и подниматься настолько широко. Оно ограничено «властью своего предела». Разрешение этой проблемы – это вопрос культуры и умения создавать интерфейсы между любым уровнем мировоззрения, для блага общего. Для этого не требуется стирать народы с лица земли (что практикует запад), но требуется понять их и выстроить с ними отношения так, чтобы ценность их личной культуры и культуры общей имела свои границы, и переход был оптимально безболезненным и взаимовыгодным, но не вынужденным - по собственной воле. Иначе сегодня не срабатывает даже принцип «в чужую церковь со своим уставом не лезь», потому что, тот, кто лезет, бывает, не имеет и устава.

 

Уже понятно, почему нации требуется миф о своем долгом существовании, как идентичности. Этот миф является частью идеологической поддержки законности ее существования и законности самой власти. По этой причине понятен поиск прошлым п-резидентом У-краины Ющенко исторических корней для молодой страны (большая часть которой является подарками Руси разных времен начиная от царя Ивана Грозного, заканчивая Сталиным и Хрущевым, подарившим Крым). Поиск исторической мифологической этно-общности, вместо того, чтобы быть тем, что ты есть – жителями края одного целого – вот то, что выбрал для себя прошлый п-резидент. Но случаен ли этот выбор? У-краина разрывается надвое далеко не глупостью начальствующих субъектов и п-резидентов, а собственной сутью болезненного разщепленного внутри страны мировоззрения. Это необходимо видеть, как противостояние, вместо единства, двух мировоззренческих концепций – западной У-краины и восточной, как совершенно разных частей одной страны. В момент же доминирования западного левого «полушария» У-краины естественно, что будет муссироваться антирусские настроения, по причине того, что они там естественны, в связи с близостью с Польшей (а период более 300 лет эта часть У-краины вообще была под Польской шляхтой, а тогда и сформировался отличный от русского украинский язык).

С другой стороны маленькая Армения принимает большую Россию, и надеется на нее и не видит свою жизнь без нее. Это вопрос ее выживания: «Армения есть только, если есть Россия, и более никому она не нужна. Не будет России – не будет и Армении»[22].

Такой вектор развития части, выращиваемый в понимании задач целого, в видении оптимальности для собственного выживания – это пример единства направленности[23], и он во многом очищен от проблем национализма благодаря не собственной местечковой националистичности, а благодаря принятию целым (Россией) этого национального сообщества внутрь себя без особого напряжения. Это взаимопонимание целого и части, исходящее не из государственных границ, а уже с уровня над-государсвтенного управления. К сожалению, сегодня понимание таковых векторов развития осознается только в момент реальных угроз выживанию. Только тогда местячковая самовлюбленность разбиваясь о жесткую действительность прижав хвост бежит к целому. Но надежда на осознание этого процесса живет пока, жив мир и пока целое, в данном случае Русь еще способно сотворить общую цивилизационную идею и своим примером показать направление для всего человечества.

Украина же, запутавшаяся в собственных проблемах поставила в Европе только «высококонкурентный бордельный товар», а в остальном в доминирующем количестве ее товары Европе не нужны. Целое, вскормившее эту часть, оказалось настолько дарящим, что не осознавшее ценности этих даров часть (в виде расслабившихся местных князьков), возжелавшая отделиться от целого испытывает на себе проблему этой самовнушенной сверхважности себя, ожидая, что не Россия, а теперь кто-то другой, но обязательно должен гладить и лизать и лелеять. Но получается обратное, а расплачивается за это самомнение народ, во многом тоже не имеющий достаточно эффективных инструментов противодействия данной вседозволенности. Пока же У-краина не придет к единству, шизофрения, как в Раде, так и в головах простых граждан будет мешать им не только жить, но и возвращаться в единое целое государство-цивилизацию, к которой хотят они или не хотят, но духовно они все еще принадлежат. И принадлежат не, потому что кто-то так решил, а потому, что духовность вытравливается из общества куда больше времени, чем культурность, которой порой достаточно нескольких поколений.

 

Для выражения идеи, кроме формирования ее критериев, необходимо так же показать, то, что является лишним, а часто и вредным, для ее состоятельности, в данном государстве и цивилизации. Выше уже было сказано о том, что низменная идея дает низменные результаты, соответственно закладывание в идею элементов нравственного разложения ведет к падению государственности. Тут опять же необходимо дать слово великому классику (Тютчев), описавшему это понимание ясно и полно:

 

 

Это стихотворение («Энциклика») написано в связи с обнародованием 26 ноября 1864 года послания папы Пия 9-ого – энциклики, осуждающей в числе прочих «заблуждения века»: свободу совести. Его несостоятельность можно дополнить фразой Жванецкого – «А вообще все всем пожалуйста. В пределах совести. Совесть в пределах Библии, Библия в пределах знания».

То, что обрезает совесть – убивает духовную связь внутри человека, в результате имеем, что имеем – ту самую гегемонию низменных идей, которые ведут общество к саморазрушению, а именно:

- Это понятие свободы. Потому что критерий свободы двояк, свобода может быть для чего-то, а может быть от чего-то. В результате таковое скрытое умолчание делает идею конструктивно зыбкой, и она теряет устойчивость, превращаясь во вседозволенность. Альтернатива понятию свободы в русском народе была всегда – воля. Так Степан Разин, говорил именно о ней: «я принес вам волю». Только обладающей волей – свободен. Безвольный – раб своего безволия, даже если ему дают «свободу». Но обладание волей требует от человека способность быть самостоятельным, а значит ответственно и осознанно строить свою жизнь. Эти весы свобода и воля, как следствие и причина – поменяй их местами и все рассыплется. Но «не пониманием» этого насыщена Европа – в ней декларируется сонм прав, существует множество право-защитников, но не существует ни одного защитника «причины», возможности всех прав – ответственности. Если есть ответственность – есть и права, если нет – нет и прав. Если поступать подобно Европе в этом – мы не получим достаточную устойчивость для идеи.

- Это понятие толерантности. Это понятие противоречит сути Русского понимания справедливости. Но не идет в разрез с понятием принуждения и силы, на котором основано европейское мировоззрение, а значит для идеологической матрицы Европы оно удобно. Там государство только прикрывается демократией, на самом деле существуя в виде охлократической подстройки под олигархию, применяющей печатный станок (в том числе и печатный станок денег), как инструмент своей над-государственной власти. Именно ей необходимо, чтобы рабы были толерантны максимально ко всем прихотям хозяев, действующих с уровня над-национальных финансовых корпораций и институтов. Именно по этому в Европе в первую очередь купируют совесть, как основной «орган» чувства праведности дел и плодов дел. Толерантность не дает возможность решать зреющие нарывы проблем общества, так как она поддерживается табу «все подавляющей свободы» человечности купированной до гуманизма [24]. Именно такая свобода подавляет волю, а значит, подавляет все человечное в человеке, замещая это иным – набором критериев гуманизма, а значит, человек уже не человечен, а гуманен. Простейший пример движения общества к пределу толерантности можно увидеть в рассмотрении вопроса сексуальных меньшинств (которым сегодня в западной цивилизации отдается приоритет, через культ «уродств»). Такой путь ведет к созданию общества доминирования сексуальных меньшинств, а значит демографического кризиса, вымирания. Называть естественное продолжение жизни – бездуховным, это значит идти против своей природы, а значит заниматься самоуничтожением. Ведь еще Байрон писал – «семья – это не ячейка государства. Семья – это государство и есть». Тогда по плодам семьи – можно увидеть и плодоносность государства. У государства, где семья – однополая, не случается даже выкидыша.  

- Это понятие сексуальной (и прочей) вседозволенности. Это и создает из народа – толпу,  в пределе охлос. Вернее не создает, а вырождает народ в охлос. Во время великой отечественной войны немецкие врачи проводили исследование русских захваченных женщин в вопросе девственности. В результате исследования, оказалось, что подавляющее число женщин до 21 года оказалось девственницами. Это повергло их в шок, врачи написали следующее заключение Хитлеру: «народ с такой нравственностью невозможно победить». И не зря еще ранее Бисмарк предупреждал немцев :«На востоке врага нет», да не вняли. Он понимал русскую нравственность, так как прожил достаточно в России, но в большинстве Европы – не понимают этого и мерят нас от своих нравов. Нужны ли нам такие  их нравы, которые противоречат, уничтожают наше собственное мировоззрение, превращая нас в животных, под властью инстинктов и рабов, под властью безвольной машинной вседозволенности, в пределах юридических норм?

- Это торгашество. Невозможно не только купить все, но и бессмысленно заниматься накопительством, потому что накопленное богатство не унести посмертно за собою[25]. Инвестирование в сегодня, чтобы было завтра – это такая же естественная необходимость, как для отдельной семьи, так и для государства в целом, поэтому про эпоху существования иной, не кредитной и долговой системы в Европе (12-15 век – система с деммережем) и ранее в Египте  – на западе молчат. Для них – это крах их мировоззрения основанного на получении личной выгоды из печатного станка. А идея – это одна из мер таких инвестиций, так же нуждается в очищении от пустого торгашеского мировоззрения «делания денег». Деньги никогда не станут целью, но они могут и должны быть средством (пример: не деньги-товар-деньги, а товар-деньги-товар, как 2 подхода, реализующие два разных принципа отношения к производству и мировоззрению использования ресурсов вообще). Как пример, в период управления Сталиным, единственный, раз за недавнюю историю цены снижались, а не росли, как сегодня, что ясно говорит о том, что тогда достигался рост качества управления. Сегодня мы видим инфляцию, как показатель падения качества управления.

- Это конкуренция, как форма борьбы. Это плод, созданный специально для того, чтобы на его основе (описанной Адамом Смитом) смог в дальнейшем появится Хитлеровский национал-социализм. Взаимодействие видов, народов, культур идет не через борьбу, а через взаимодополнение и замещение устаревшего новым, без потери уникальности каждой отдельной культуры. И опыт такового – это многовековой опыт всей Руси. «Прогрессивная» Европа понимает в этом плане только один путь – геноцид[26], который для нее естественный вариант замещения одного этноса другим. Но насколько эта прогрессивность духовна? Настолько, что ей стоит следовать? Именно поэтому постановка конкуренции в край угла, как борьбы всех против всех, в совокупности с европейским индивидуализмом дает возможность существованию охлократии – там никто не задумывается о большем, если задача стоит -  урвать у соседа. Никто не задумывается о единстве. Необходимость же единения, как созревшая осознанная задача, требует в первую очередь очищения от конкуренции разъединения («только мое») и переходу к объединению («общее»). Тогда ценность предмета будет выражаться не в его фиксированной цене, а в пользе производства им блага. Грубо говоря, лопата будет цениться не за то, что она стоит 100 рублей денег, а за то, что ей можно копать – т.е. за ее способность реализовать свое предназначение, а не быть товаром для перепродажи и восторженных ахов ценителей большого количества нулей. Где есть польза и духовный рост для человека там вырастает и польза для государства, соединяя их во всех аспектах жизни, в финансовом, общественном, нравственном, духовном и т.д. Только тогда общество получается целым, а идея состоятельной и не превращается в догму поддерживаемую силой (причем любой – оружия, выживания, денег, идей, технологий, исторической перспективы и т.д.). Тогда ее цельность поддерживается чувством времени, самой осознаваемой необходимостью пребывать в состоянии целости, как счастья не для избранных, но для всех. Именно поэтому счастье определяется не как «счастье – это когда будет, по-моему», а как «счастье – это когда тебя понимают»[27]. И любое несчастье будет, а на самом деле и является, показателем качества такого управления. Сегодня достаточно видеть, как по этому критерию качество управления не соответствует даже уровню выживания (достаточно взять демографические показатели). 

 

Цивилизационная идея – это не просто набор идеологем, типа «Россия вперед!», потому, что такие идеологемы бесцельны и ведут в никуда – ведь там где должно быть это «вперед» - оно как раз не определено. Горбачева как-то спросили – «вы подняли самолет (имея ввиду государство), а где сажать будете?». В результате разброда в определении цели следования государство становится похожим опять же на Крыловских «Лебедя, рака и щуку». Но как говорил Льюис Кэрролл в своей книге «Алиса в стране чудес» устами своих героев: «надо очень быстро бежать, чтобы хотя бы оставаться на месте». Если же государство находится в состоянии «Крыловской басни» – оно даже не бежит, а в лучшем случае стоит, что значит - неумолимо деградирует. Иначе это просто похоже на эпилептический припадок бессмысленного метания в разные стороны. Что тогда говорить о таких управленцах? И это видно невооруженным глазом. Чтобы изменить эту ситуацию необходимо поднимать целый пласт информации, что сегодня официальными идеологами общества «считается» фундаментом лелеемой ими (так как именно эта идеология их сегодня кормит и стимулирует разрушительный для государства словесный и образный понос) «ливеральной дерьмократии» и критично ее пересматривать, как показано здесь всего-то для цивилизационной идеи. А в обществе всегда существует достаточная мера понимания, куда оно хочет двигаться. Но чтобы понять народ, элите, государству в целом необходимо восстанавливать связь с тем, чему они предназначены ответственно (отвечая за свои поступки) служить, а не чем они имеют право безответственно пользоваться.

Подводя итог, цивилизационная идея, выражается в сплаве традиционного мировоззрения народа, который меняется много медленнее, чем государственные институты и государственное устройство, с необходимостью сегодняшнего времени, требованием момента, который меняется быстро. Иначе, без сплава прошлого и настоящего, идея не будет поддержана, а значит, ее заменит что-то (что и происходит), что или имеет более сильную духовную составляющую[28] или менее, но способную силой навязать свои принципы жизни. И уже, конечно не на равных правах, а на правах сильного по отношению к слабому – т.е. прийти и отобрать. Глупо было бы надеяться на доброту США в вопросе равенства, если помнить историю о просочившемся в прошлом в прессу плане «Dropshot» (о нанесении превентивного массового ядерного удара по городам СССР) том, какое равенство они принесли индейцам, оцивилизовывая их по европейскому общему принципу через концлагеря и геноцид. Если у любого государства нет желания повторить путь индейцев[29] – у него есть два пути, вернее сегодня уже только один. Во время СССР был возможен путь соразмерности военной силы – и он был почти достаточен, т.к. США понимало и жило именно по идее принципа силы Римской Империи, поэтому мы все еще живы и более менее можем лелеять идею о своей независимости. Но на нем СССР надорвалось. Так как ресурсы, человеческие, финансовые, промышленные были не сопоставимы со всей западной цивилизацией плюс их долговые рабы «третьего мира», в целом[30]. Холодная война, информационно-идеологическая начавшаяся сразу после 1945 года, не останавливающаяся и сейчас, была проиграна к 80-ым  годам полностью. Это знаменовалась сменой знамен для элитарной верхушки КПСС, которую иначе как предательство интересов народа называть сложно, в результате сегодня этот процесс (живущий за счет разграбления и продажи ресурсов, оставшихся от СССР, всегда закладывавшего высокую меру устойчивости в производство) – уже подошел к концу. Предавать и продавать уже почти нечего. Не потому ли государство «ищет» чем по новому обмануть народ, путая многонациональное государство с одно-национальным в поиске сплачивающей идеи? Автору видится, что сегодня обмануть уже не удастся, потому что народ накушался, а значит сам открыт для нового и творит его, «главное ему не мешать». Идеология всегда оказывается мощнее любого оружия, так как действует на умы его держащих, но только пока она не осознается напрямую. Когда она осознается народом – все происходит, так как писал Салтыков-Щедрин. Поэтому у государства – если оно хочет жить – путь жизни (и аналогия с «дорогой жизни» на Ленинград во время его блокады – вполне уместна) остается один – выражать народ и быть с ним единым целым. Иначе у него будущего уже нет.

Для Русской цивилизации в  задаче воссоздании своей цивилизационной идеи жизненно необходимо именно возвращение духовной, нравственной основы мировоззрения, которое живет вне государственных категорий, называясь, Русский Дух. Через него, возможно остальное, без него – невозможно сегодня уже ничего, как без клея невозможно соединить разные предметы, не повреждая их применением насилия, кто тоже временно и плохо кончается в итоге.

В результате всего сказанного Русская цивилизационная идея должна строится из следующих конструктивных блоков:

Фундаментом служит настоящая религиозность, выраженная в жизни по совести(1). Именно совесть порождает чувства справедливости(2) и праведности(3). Она порождает желание жить в правде, а не кривде (лжи), которая для европы называется принципом «двойных стандартов» - «нам можно, а вам нет». Например, как в войне с Югославией, Косово и недавней войной с Грузией – они вправе оценивать что-либо как геноцид, а когда говорят, что геноцидом занимаются они – это нонсенс.

На основе справедливости зарождается чувство ответственности(4) и осознанности(5) своих действий, как в личностном аспекте, собственной жизни, так и в глобальном, чувстве связи себя и мира, в данном случае себя и государства. Отсутствие этого ведет не к модернизации,  а в «модернизец».

Это в свою очередь, порождает чувство необходимости служения(6) себе, как умения служения себе, выраженного через служение всему государству. Через воспитание в себе настоящего самостоятельного человека. Так, принося пользу всему государству, являясь его членом, человек приносит пользу и себе. Именно этот фактор определил возможность технологического рывка СССР и его необходимо учитывать, без него – никакая сегодняшняя модернизация невозможна, потому что на место служения приходит торгашество коррупции, как критерия интереса собственного кармана, а не пользы для целого государства.

Служение гарантирует возможность осознания себя как человека, как вольную(7) личность. Оно необходимо, как инструмент, вырабатывающий опыт реализации ответственности, не на основе законов и силы, а по совести, как чувства праведности поступков, идущей от сердца любви ко всему, без разделения на своих и чужих. Этот опыт на практике проявляет пользу от идеи общинности(8), духовной соборности(9), что дает возможность государству двигаться в едином направлении, и тогда для государства нет ничего невозможного, потому, что оно основано не на большинстве или меньшинстве или единогласии, а на единодушии(10).

Единодушие – является проявлением соборного мировоззрения(11) народа, и всегда им являлось. Все, что идет с ним в противоречие вызывает у народа неприятие и отказ. А то, от чего народ отказывается – отмирает. Не будет народ кормить то, что ему не только не нужно, но и вредно, поэтому единогласие бесполезно, если отсутствует единодушие. Это разные мировоззрения, а идея может выражать какую-либо концепцию основанную только на одном  каком-то мировоззрении.

Государство не может и не имеет право навязывать что-либо из этого. Но оно может через общение, связь с народом, надстройкой над которым оно является, найти общие ориентиры, которые народ готов принять. Именно они станут основой идеи, которую возможно выражать и в коротких идеологемах и которая не сможет быть «разбита» на части иной идеологией, вылезающей из умолчаний.

Так государство не имеет право навязывать нравственность, так как оно служит нравственности народа, а не наоборот. Причем нравственность, надо понимать у всех – своя. Оно может выставлять нравственные ориентиры, из которых выстраивается взаимопонимание частей и целого, т.е. задача государства – строить интерфейсы, и цивилизационная идея – это один из таких наиглавнейших объединяющих итерфейсов.

Мир, который не отсутствие войны, а весь Мiр. Утратив эту букву, мы потеряли способность видеть разницу. Так теряя историю, уже просто конкретно через алфавит – мы теряем частички себя. Но этот мiр в котором мы живем зависит от нас не кусочно – т.е. не только в том месте, где мы очертили себе границы страны, но весь целиком, потому что сам по себе не может существовать отдельно, а связан, реками, корами, равнинами и так далее. И для него должны быть выстраиваемы цели, а не только для кусочка. Глобальную проблему не решить кусочно. Проще говоря глупо лечить прыщи на лице, если у тебя запор.

Красота – или человек живет по культу «уродства», который естественен для западной цивилизации прошедшей через инквизицию и стоящей на жестком патернализме, кстати говоря, в результате которого и вырос протест женщины – феминизм, ставший властью меньшинства сегодня, с вышеописанными последствиями. Или естественная «ненакрашенная» красота, идущая изнутри от сердца, а не из целей привлечь самца макияжем, основанная на любви к миру и жизни вообще и дарения ее, из себя.

Гармония – как равновесное единство многообразия в целом, а не разделенность индивидуализма (суть протестантской веры, фактически воплотившей в жизнь идею конкурентного торгашеского мировоззрения запада).

Истина – стремление не к купленным, дешевым ценностям, а к вечным. Ведь только тогда человек и государство имеют общее будущее, иначе они исчезают, как и их ценности – мгновенно.

Любовь – как критерий взаимопонимания, без нее остается только вражда. Ненависть не уничтожить ненавистью. Силу можно пересилить, но не заменить чем-то иным. Любовь умеет вытеснять ненависть, трансформировать силу в себя и замещать страх. Было бы странно, если бы кто-то нашел достойные причины, почему любовь не имеет права быть основным критерием для государства. Любовь - это первое, чему необходимо учиться, а государству в особенности, любви к каждой своей части, без исключений.

Доверие – как результат любви, объективно необходимая и достаточная мера чувства правильности, праведности дел. С помощью него выражается совесть, которая не нуждается в законах. Через нее выражается уникальное умение дарить, в котором нет бартера, а значит и умение принимать, без чувства ненависти появляющейся из-за мысли о том, что «за это надо подарить что-то взамен», а сделать это по каким-то причинам не получается. И было это доверие в прошлом. Русские купцы куда больше нотариусов ценили свое слово, свою честность. Общество, основанное только на законах – исчезает только потому, что проблемы появляются всегда гораздо быстрее, чем создаются новые законы их затыкающие и создаются они  всегда после появления проблемы, т.е. она уже обязательно принесет какое-то разрушение, что всегда  в результате приводит к кризису. Через доверие можно научиться быть честным и почувствовать, насколько бесполезна ложь, через законы можно только научиться уклоняться от ответственности и находить лазейки для лжи перед целым.

Мудрость – а не многознание, которое, как, говорил еще в древности Гераклит – не научает уму. Уму-разуму надо учиться, а не забивать голову фактологией, которая устаревает сегодня каждые 2.5 года. Не методам учиться, а научаться пользоваться методологическим подходом, когда появляется способность создавать сами методы под  насущные задачи, а не перебирать уже существующие, теряя драгоценное время, не умея творить новое. Неумение этого, противоречит самой изменчивой сути природы, живущей вне авторитарных догматов и показывающей постоянно их несостоятельность нам, людям.

Смирение – человек полон разнообразных качеств, которые препятствуют ему, на пути становления человеком, испытывают его устремленность и волю. На этом пути часто они видятся как непреодолимые преграды. Государство имеет право, показывать возможности как обходить или преодолевать таковые преграды, но не имеет право навязывать какой-то один или несколько путей. Как в выборе веры, так и в выборе психологических методов. Практика критерий истины, и она показывает, что государству, коль скоро оно является надстройкой над народом необходимо вырабатывать такие же формы, как оно само есть и в надстройках над различными верами, объединяя их в единое целое, и науками, соединяя их в цельную систему[31]. Иначе государству грозит разброд и шатание, он же грозит, тогда когда государство попытается навязать что-то, что «оно посчитает» истинным, но в народе таковым не отзовется.

Сострадание – в неумении помогать ближнему своему заключается идеологическая матрица западного образца, в результате оно скатывает государство к разделенности, и развалу на части, для которых и нужна система Американских политических «сдержек и противовесов». Целое должно заботится обо всех своих частях, иначе какой в целом тогда смысл? На единое благо оно направлено или на разделение – одним помогает, других угнетает? Это необходимый и неоспоримый элемент служения, пока части не станут самостоятельными на столько, что в целом перестанет быть необходимость и тогда целое – просто сольется с ними в единстве. Так государство такой же инструмент для решения глобальной задачи приведения живущих в нем людей к определенной цели. Какую выбрать? По достижению этой задачи – инструмент или замораживается или ликвидируется, чтобы переложить ресурсы в какую-то иную область и это естественно. Самая важная для государства цель – это сделать людей счастливыми. А какой иной цели может служить государство?

Единство – никакие локальные вопросы никогда не помогут государству, ищущему единства. Только глобальные вопросы и цели дают силы решать глобальные вопросы. А глобальные вопросы тянут за собой решение и локальных, которое происходит естественным путем. Иначе государство запутывается в локальных проблемах, теряя способность видеть глобально и становится рабом, как своих локальных проблем, так и тех, кто использует ее в своих глобальных интересах.

 

Все вышеописанное является выработкой критериев, но не самой цивилизационной идеей. Идею можно и нужно выражать доступно и кратко, в мемах, идеологемах, матричных слоганах, запоминающихся образах. Но ее бесполезно искать, если не выработаны критерии для ее направленности, не поставлена для нее цель, ясная и четкая, у которой есть начало в прошлом, состояние сейчас и место которое необходимо достигнуть в будущем.  При этом ее образ должен полностью соответствовать средствам, которые будут использоваться для ее достижения (тогда мы видим идею, как цель и можем ее достигать). Иначе уложенные в умолчания «лебедь, рак и щука» разных мнений, превратят идею в бесплодную говорильню. Это важно понимать каждому человеку, а значит это ее и большая разъяснительная работа, в том числе и работа над собственной мировоззренческой цельностью тех, кто решил стать разъяснителем.

Для отдельного человека идея может быть выражена кратко, например так: «Баранкин, будь человеком». Но, европейское мировоззрение понимает под человеком, только гуманизм, заключая человека в его рамки, отказывая себе даже в возможности решать проблемы, вызревающие вне их, что сегодня видно в социальных и духовных аспектах всей западной цивилизации, так же лезущей и в наши головы. Человек куда сложнее «гуманного робота», принятого на западе.

Поэтому в цивилизационную идею необходимо закладывать не человека самого и его культ, а человечность, то состояние, которое надо достигать, которое делает человека человеком, делает его отличным от животного в образе человека, или безвольного робота, или бездушного себялюбца. Необходимость человечности – заложена в сами выбранные критерии, не основанные на догматических постулатах, а на вполне естественном языке жизни. Этот язык говорит о том, где место человека и в чем заключается его служение, как человека, себе, общему, как обществу, государству, всему миру – как единому целому – Земле, находясь на своем месте, в качестве «наместника Бога на Земле».

«Жизнь по совести, ответственно и на осознанном творчестве» – вот та идея, что оказывается по душе, что достойна для человека, а значит достойная и для пропаганды государством, которое само по себе является только инструментом для нужд человека. Государство помогает человеку реализовать себя – сначала учиться у него, потом творить и возможно даже, если государство способно не ограничить его возможности, а подбросить его ввысь – расширять рамки возможного и творить уже не подобное, а новое и иное. Государство служит человеку, иначе человеку в государстве нет никакой нужды. Поэтому государству в первую очередь надо понять человека, народ, чтобы служить ему правильно, а народу помочь государству в этом. Особенно в аспекте: «что для русского – хорошо, то немцу - смерть». Потому, что инновационные идеи, чуждых мировоззрений, не отфильтрованных собственным, по вполне естественным критериям жизни: опасно/не опасно, если не опасно – полезно/ не полезно, если полезно –  съедобно/не съедобно, не помогают, а вредят решению появляющихся задач. Без собственного информационного фильтра, эти новые идеи ведут само государство к смерти и поглощению теми государствами, откуда они пришли. Тогда это просто неумение чужое делать своим, но в таком случае чужое делает своим то, куда пришло – поэтому этому тоже надо учиться, как учиться.

А самоубийством занимаются только те, кто не «в ладу» с самим собою – таким место в лечебно-санитарных заведениях, а не у кормила (не место где кормят, а руль у парусных судов) государства. Тогда человек может стать настоящим человеком – посредником между Небом и Землей, стать на свое место на планете Земля.

 

 

10 июня -10 августа 2010 г.