Исследовательский институт швейцарского банка Credit Suisse выпустил доклад «Что дальше? Долгосрочные последствия COVID-19».
На сайтах, опубликовавших информацию о данном докладе, всё выглядит так, что представители данного института только выделили некоторые долгосрочные тенденции в экономике, политике и социальной сфере, которые по их мнению выходят на первый план на фоне мировой ситуации с коронавирусом. Однако, такой доклад может не только содержать «взгляд» авторов на проблему, но и программировать его читателей на определённые действия.
Как на уровне бессознательного протащить определённые поведенческие установки и принципы выстраивания экономической жизни общества в определённым образом настроенную психику, покажем на примере доклада швейцарцев.
Исследовательский институт швейцарского банка Credit Suisse выпустил доклад «Что дальше? Долгосрочные последствия COVID-19»
https://www.rbc.ru/economics/22/12/2020/5fe07b829a79477bd1952397
Для начала следует определиться с тем, кто есть целевая аудитория этого доклада?
В первую очередь, это либералы, а по своему мировоззрению, особенно в его экономической части, — последователи западной «экономикс», то есть современные финансисты, управляющие сегодня большинством финансовых потоков. Именно они — целевая аудитория.
Либерализм как идеология имеет очень привлекательные оглашения, но как часть объемлющей системы эксплуатации одних людей другими, содержит в себе умолчания, отрицающие многие из своих оглашений, а иные из них выворачивает так, что слепо ему приверженные становятся послушными орудиями тех, кто понимает эти умолчания и умело их использует для достижения своекорыстных целей. Чему великолепный пример — публикация и распространение в СМИ информации о докладе Исследовательского института швейцарского банка Credit Suisse. Но прежде чем говорить о том, как именно это происходит, нужно рассмотреть оглашения и умолчания либерализма.
С позиций либеральных воззрений, некогда сформированных протестантизмом, а впоследствии унаследованных светской откровенно атеистической культурой, благосостояние личности и семьи обусловлено исключительно их трудом. И это касается как представителей предпринимательского сообщества так и тех, кто предпринимателем не является и трудится по найму. При этом предприниматель, организовав предприятие, предоставив на нём рабочие места и заработную плату более или менее широкому кругу людей, является работодателем, и на основании этого — его безальтернативно представляют благодетелем по отношению ко всем наёмным работникам своего предприятия, поскольку, если бы он не создал рабочих мест, то все они оказались бы без средств к существованию в исторически сложившихся в обществе обстоятельствах жизни каждого из них.
И соответственно таким воззрениям, если все будут добросовестно трудиться (кто — как предприниматель, кто — по найму), то общество будет благоденствовать. Если кто-то не находит себе места в этой системе ни в качестве предпринимателя, ни в качестве востребованного наёмного работника, то виноват исключительно он сам, поскольку система основывается:
Что касается вознаграждения за труд — равно как предпринимательский, так и наёмный, — то она определяется конъюнктурой рынка. На рынке в ценах товаров (включая и трудовой потенциал, рассматриваемый как товар) выражается их качество, и в ходе конкуренции продавцов выстраивается некий баланс спроса и предложения, выражающий с одной стороны — потребности общества, ограниченные распределением его платёжеспособности по кошелькам частных собственников денег, а с другой стороны — способность экономической системы их удовлетворить на принципах самоокупаемости производства. И рынок во мнении либералов представляется, как не зависящий от воли кого бы то ни было из людей, — и потому единственно объективно справедливый — регулятор распределения богатства и благ в обществе в соответствии с количеством и качеством труда вне зависимости от сферы деятельности и характера труда (предпринимательского или наёмного, включая и труд госслужащих). Поэтому справедливо, чтобы каждый платил за себя сам из своих доходов и сбережений, не требуя помощи со стороны других физических и юридических лиц, а также — со стороны государства.
Конкуренция — средство социальной гигиены, очищающее общество как от лентяев, не желающих вписаться в систему такого рода трудолюбия, так и от никчёмных предприятий, не способных производить востребованную обществом продукцию.
Такие воззрения сложились к концу XVIII века в предпринимательской среде, и именно они выразились в Конституции США. Они легли и в основу миропонимания людей, формируемого СМИ, системой всеобщего и высшего образования.
При этом в эпоху становления капитализма на основе буржуазно-либеральной идеологии предприниматели в своём большинстве желали продолжать заниматься своим бизнесом, что не позволяло им участвовать в работе государственного аппарата непосредственно из-за нехватки времени или отсутствия такого желания. Из этого обстоятельства проистекает идея «наёмного государства» как нормы, которое обязано служить тем, кто платит налоги, на том основании, что налогоплательщики являются работодателями для всех представителей государственного аппарата (включая и глав монархий, переживших буржуазные революции). И соответственно главная задача государства — не мешать свободе предпринимательства и защищать принципы либерализма и развитую на их основе культуру как высшие достижения человеческой цивилизации.
Т.е. с позиций приверженцев такого рода воззрений в либеральном обществе всё объективно справедливо, только каждому надо научиться жить в этой системе в соответствии с библейскими заповедями и аналогичными по сути нормами светской трудовой и торгово-либеральной этики для того, чтобы найти в этой системе своё — достойное его место и реализовать себя на пользу себе и обществу.
Если бы человек рождался в полноте своих качеств (как комар появляется на свет полноценным комаром) и не нуждался бы в воспитании и образовании, которые должны быть содержательно такими, чтобы обеспечить освоение его врождённого познавательно-творческого потенциала развития в полной мере, на основе которого он бы действовал в дальнейшей жизни, то это было бы совсем другое общество, чем-то похожее на муравейник или пчелиный рой…
Но не всякое воспитание и образование способно решить эту задачу — становления человека человеком путём полного освоения врождённого потенциала развития и наращивания этого потенциала в преемственности поколений.
И это имеет следствия, определяющие и характер воспроизводства населения, и качество жизни обществ и человечества в целом, включая и порождение государственности и взаимоотношения государственности и остального общества. Следствия же эти таковы, что эксплуатация «человека человеком» может осуществляться способами, отличными от беззастенчиво обнажённого рабовладения и неравноправия представителей разных каст и сословий в сословно-кастовом обществе (в частности, в феодальном). Но это всё лежит вне системы воззрений либерализма на жизнь общества и вне её представлений об экономическом обеспечении благоденствия общества в целом и каждого из его членов.
Главная ошибка интеллектуального процесса, породившего идеологию буржуазного либерализма, — в том, что в нём игнорируется процесс личностного развития, начиная от предыстории зачатия до вступления во взрослость, а начинается он с рассмотрения общества взрослых людей — после того, как их сформировала толпо-«элитарная» культура и когда многое в людях уже́ невозможно изменить.
Вторая ошибка в том, что игнорируется предыстория общества, которая продолжает оказывать своё воздействие на его жизнь в настоящем и, главное, — в будущем.
Из этих обстоятельств проистекают все умолчания, которые делают жизненно несостоятельными практически все оглашения либерализма, и прежде всего — его декларации о равных возможностях, свободе и правах человека, обращая их в политиканскую демагогию, покрывающую систему эксплуатации «человека человеком», уничтожающую права и свободы подавляющего большинства людей в либеральной культуре.
Если начинать рассмотрение процесса личностного становления с предыстории зачатия, то все толпо-«элитарные» культуры таковы, что на всём протяжении этого процесса от предыстории зачатия до вступления во взрослость индивид находится под воздействием разнородных поражающих факторов, которые:
Всё это характерно для всех толпо-«элитарных» обществ, а их культуры отличаются друг от друга только специфическими наборами факторов, которые подавляют и извращают биологию членов обществ и развитие их психики, а также — статистическим распределением такого рода факторов по социальным группам и этапам личностного развития от предыстории зачатия до вступления во взрослость в том или ином обществе и в той или иной социальной группе в его составе. Т.е. воздействие разного рода поражающих факторов в пределах национальной или конфессиональной толпо-«элитарной» системы по-разному распределено между её социальными группами, а во многонациональных и мультиконфессиональных обществах — по-разному распределено между его культурно своеобразными группами.
Когда всё это отработало и индивид, которому Свыше была открыта возможность стать Человеком, стал взрослым, выясняется, что:
Описанное некоторым специфическим образом имеет место и во всех культурах, сложившихся на основе идеологии буржуазного либерализма.
Но именно после того, как статистическое распределение некогда зачатых и ставших взрослыми, включая и его «хвосты», сформировалось под воздействием поражающих факторов культуры, то появляются идеологи от либерализма и заявляют:
В крайнем случае они, скривившись и пряча взгляд либо с наглостью во взоре, вспомнят афоризм Черчилля:
«Демократия — наихудшая форма правления, за исключением всех остальных, которые пробовались время от времени»,
— дабы дать понять оппонентам, что буржуазно-либеральная демократия при всех её недостатках — безальтернативное благо при всех её пороках и недостатках.
Задача же искоренения эксплуатации «человека человеком» предполагает:
Суть фашизма не в диктатуре и не в терроре, а в том, чтобы не дать человеку стать человеком, и в этом нет принципиальной разницы между тираниями и буржуазно-либеральными демократиями: разница только в средствах достижения ими этой общей для них цели. Т.е. буржуазный либерализм и как идеология, и как политическая и экономическая практика — разновидность фашизма.
Статистика воздействия поражающих факторов, свойственных культурно своеобразным обществам и культурно своеобразным социальным группам в их составе, формирует статистику дееспособности взрослых. И в результате одни обречены быть эксплуатируемыми, а другие эксплуататорами. И редко кто из обеих групп оказывается способен к тому, чтобы вырваться из этой системы духом (т.е. нравственностью, мыслью и волей), и продолжая пребывать в ней телом, сделать что-то полезное для грядущего освобождения человечества.
Реальность такова, что при достигнутом человечеством в целом и культурно своеобразными обществами в его составе качестве нравственно-этического развития и личностного в целом развития, ни одно общество не в состоянии обходиться без того, чтобы вести хозяйственную деятельность, так или иначе объединяющую всё общество, а по мере развития глобализации — и всё человечество.
И порождённые поражающими факторами, свойственными культурам, статистики распределения взрослых по степеням их личностного развития выражаются и в экономической деятельности. И они выражаются в ней не только как эксплуатация одних другими с целью достижения потребительских и иных экономических и социально-статусных преимуществ эксплуататоров над прочими, но и как экономическое обеспечение поддержания устойчивости и расширения набора поражающих факторов, воспроизводящих толпо-«элитаризм» в будущем и, соответственно, — систему эксплуатации «человека человеком».
Всемирная эпидемия COVID-19 не изменила радикально мир, но послужила катализатором глобальных тенденций, начавшихся ранее, говорится в поступившем в РБК исследовании Credit Suisse Research Institute (исследовательского института швейцарского банка Credit Suisse) под названием «Что дальше? Долгосрочные последствия COVID-19».
И такое заявление интересно тем, что позволяет задуматься о том, какие тенденции, существовавшие ДО коронавируса, были поддержаны политическими решениями, принятыми в разных странах под давлением коронавирусной ситуации, а какие тенденции были заторможены ею, а какие вообще исчезли. И эти размышления могут много интересного показать в глобальной политике, в общем направлении её течения.
Эксперты института выделили несколько долгосрочных тенденций в экономике, политике и социальной сфере, которые выходят на первый план (а значит они были на вторых, третьих планах ДО коронавируса — наше примечание) на фоне пандемии коронавируса. Предыдущие эпизоды эпидемий в истории человечества, такие как «черная смерть» в XIV веке (чума) и «испанка» (испанский грипп) в 1918 — 1920 годах, уже приводили к далеко идущим последствиям для общества: например, пандемия чумы ассоциировалась с тотальным ограничением гражданских свобод в Европе, а «испанка» внесла свой вклад в окончание первой эпохи глобализации в индустриальном мире, ослабив экономические связи между странами.
Оба эти события, как видно из доклада, приводили к похожим последствиям: затормаживали процесс глобализации. Обратите внимание, что не останавливали, как сейчас некоторые предрекают «конец глобализации», а только замедляли его. Можно порассуждать о том, что если нельзя остановить этот процесс, то зачем же тогда его замедлять? Затем, что во время замедления можно попытаться подготовить какие-то инструменты по направлению процесса глобализации в желаемое русло по концепции управления, принятой управленцами, которые принимают такие решения. Ведь процесс глобализации объективен, неотвратим, но вот концепция глобализации — субъективна: планета наша неизбежно объединится, но по каким правилам — это вопрос открытый. Открытый в смысле — конкурентный.
Об этом заявлял 22 октября 2020 года на заседании Валдайского клуба Владимир Путин:
«Мы не просто на пороге кардинальных перемен, а эпохи тектонических сдвигов, причём во всех сферах жизни. Мы видим, что стремительно, по экспоненте набирают скорость процессы, о которых не раз шла речь на заседаниях Валдайского клуба раньше: например, шесть лет назад, в 2014 году, в ходе дискуссии на тему «Мировой порядок: новые правила или игра без правил?» мы тогда дискутировали на эту тему. И что теперь? Игра без правил, к сожалению, как представляется, выглядит всё более устрашающе, иногда как свершившийся факт».
После 2014 года в 2016 году на таком же заседании клуба Путин ставит вполне конкретные цели на ближайшую перспективу:
«сейчас мировому сообществу важно сосредоточиться на действительно реальных проблемах, стоящих перед всем человечеством, решение которых позволит сделать мир и безопасным, и стабильным, а систему международных отношений равноправной и справедливой. И, как уже говорил, в конечном счёте превратить глобализацию из глобализации для «избранных» в глобализацию для всех».
А для этого необходимо:
«Важно создать условия для созидательного труда и экономического роста, обеспечить темпы экономического роста так, чтобы мир не был больше разделён на вечно проигрывающих и вечно выигрывающих. Правила игры должны быть такими, чтобы развивающиеся экономики имели шанс хотя бы догнать тех, кого мы называем экономиками развитыми. Нужно добиваться выравнивания темпов экономического развития, подтягивать отстающие страны и регионы, чтобы плоды экономического роста и технологического развития были доступны всем».
http://kremlin.ru/events/president/news/53151
И тенденции многополярного мира вели к тому, чтобы такой сценарий реализовывался. Коронавирус же подтолкнул многих к попытке пересмотреть правила так, чтобы всё равно остаться в числе «избранных», например, по медицинско-биологическому признаку: рулит тот, кто может адекватно и быстро отвечать на пандемические угрозы, — а это требует весьма развитых био- и мед- технологических отраслей, которые есть, как раз у наших «жильцов в долг»: США, Великобритании, Европы. Поэтому весьма интересен оптимизм швейцарцев:
«Несмотря на синхронный и беспрецедентно глубокий провал экономической активности по всему миру из-за пандемии, её долгосрочные экономические последствия, вероятно, будут намного слабее, чем от прошлых пандемий, указывает Credit Suisse. Основания так считать — меньшая смертность при текущей пандемии, особенно среди молодых и людей среднего возраста, а также прогресс в науке и медицине, который позволяет рассчитывать на массовую вакцинацию в ближайшее время. Экономисты другого банка, немецкого Deutsche Bank, ранее оценивали, что пандемия COVID-19 приведет к гибели 0,0056% мирового населения, тогда как от эпидемии «испанки» умерло 2,73% населения Земли, а от чумы в XIV веке — 42,1%».
Обратите внимание, что они как раз указывают на прогресс в науке и медицине, как основу сохранения мирового «экономического расклада». Но шила в мешке не утаишь.
Далее на РБК пишут:
«Некоторые экономисты опасаются, что пандемия и громадный объём фискального и монетарного стимулирования по всему миру (согласно октябрьским оценкам МВФ, государства направили $12 трлн на борьбу с кризисом) приведут к росту глобальной инфляции, находившейся в последние годы на низком уровне. По данным консалтинговой компании Yardeni Research (https://www.yardeni.com/pub/peacockfedecbassets.pdf), активы ведущих центробанков (ФРС США, Европейского ЦБ, Банка Японии и Народного банка Китая), отражающие размер денежных вливаний в финансовый сектор и реальную экономику, к ноябрю 2020 года выросли на 41,5% в годовом выражении и достигли $27,9 трлн. Мировая денежная масса M2 (наличные деньги и безналичные средства) и другие денежные агрегаты резко увеличились на фоне пандемии».
Если эти вливания «дойдут» до ценообразования конечных потребительских продуктов, то нас ждёт соответствующая инфляция. Но ведь они могут и не дойти. Вот об этой «спасительной грыже экономики» и идут дальнейшие разговоры швейцарских банкиров:
«Однако Credit Suisse отмечает, что с 1990 года рост денежной массы и индекс потребительских цен практически не коррелируют (это как раз и говорит о том, что финансы за счёт биржевых грыж получается удерживать от того, чтобы они были тесно связаны с товарооборотом — наше примечание) и вряд ли стоит ожидать, что в обозримом будущем связь между двумя этими агрегатами восстановится. Риски инфляции могут возникнуть, только если правительства ещё более резко нарастят расходы, а мультипликаторы этих расходов (то есть степень конверсии бюджетных расходов в конечное потребление) будут намного выше, чем сейчас (то есть пока удаётся «крутить» финансы в пузырях, которые при желании можно надувать сколь угодно долго). Или если центробанки начнут обслуживать политические задачи правительств, однако маловероятно, что «центробанки станут фактическими подразделениями министерств финансов», подчеркивает Credit Suisse»
Последняя рекомендация финансистов финансистам (в других странах) уже с далеко идущими последствиями. Фактически в этой части швейцарцы программируют на уровне бессознательного финансистов мира, которые будут читать этот доклад, на то, чтобы не давать ни под каким предлогом своим правительствам пытаться подчинить себе финансовые контуры своих собственных экономик. Ведь, что такое «политические задачи», о которых пишут швейцарские банкиры? Это цели государства, которые должны быть обеспечены финансовой системой экономики. Тонко и совершенно незаметно отработано. Скорее всего, писавшие доклад, сами не поняли как их мировоззренческие установки обеспечили такое программирование психики их читателей. Просто они так мыслят. Привыкли. Приучены мантрой о независимости трёх ветвей власти. Поэтому и вывод спокойно-анестезирующий, но опять-таки с «прокачкой» программы на «удушение» любых попыток осуществления политической самостоятельности в финансовых вопросах:
«Скорее всего, постковидный мир будет отличаться «вялым экономическим ростом и едва заметной инфляцией», пишет банк, хотя рост темпов инфляции остаётся «хвостовым» (экстремальным) риском, который может реализоваться из-за демографических изменений или политических факторов».
На наш взгляд, хоть и тонко, но бесперспективно. Ответим словами Владимира Путина на последнем заседании Валдайского клуба:
«[…] Человечество достигло очень высокого технологического и социально‑экономического уровня — и вместе с тем столкнулось с утратой, размыванием нравственных ценностей, потерей ориентиров и ощущения смысла существования, если хотите, миссии человека на планете Земля.
Такой кризис не разрешается при помощи дипломатических переговоров или даже созыва крупной международной конференции. Он требует переоценки приоритетов и переосмысления целей. И начинать надо с себя — с каждого человека, сообщества, государства, а уже потом бороться за мировое устройство.
Пандемия коронавируса, переживаемая в этом году, может послужить своеобразной точкой отсчёта для такой трансформации. А переоценка понадобится всё равно. Она всё равно понадобится, эта переоценка, поверьте мне, рано или поздно, раньше или позже. Мы все осознаём её необходимость. Поэтому согласен с теми, кто говорит, что лучше, если этот процесс начнётся уже сейчас».
http://kremlin.ru/events/president/news/64261
С этим нельзя не согласиться. Действительно, на наших глазах происходит эта трансформация, и от того, что есть у человека за душой, напрямую зависит, что он видит в будущем после этой трансформации: оптимистичен этот взгляд или, напротив, — пессимистичен.
Знание — действительно — сила!
Незнание же — бессильно.
На наш взгляд, на сегодняшний день процесс экономической интеграции стран в глобальную систему управления проводится на основе так называемого «Вашингтонского консенсуса».
Под консенсусом следует понимать — принятие решения или текста договора на международных конференциях и в международных организациях на основе общего согласия участников без проведения формального голосования, если против него не выступает ни один из участников данного форума. Консенсус также применяется как средство обеспечения единства позиций государств до проведения голосования по обсуждаемым вопросам, которое в этом случае отсрочивается на время процесса согласования.
Термин «Вашингтонский консенсус» был введён в 1989 году американским экономистом Джоном Уильямсоном. Общепринятых формулировок «Вашингтонского консенсуса» нет, поскольку в произведениях самого Дж. Уильямсона, его последователей и комментаторов формулировки видоизменялись с течением времени.
Тем не менее, вне зависимости от вариаций конкретных формулировок, именно дух «Вашингтонского консенсуса» задолго до того, как Дж. Уильямсон его выразил лексически, на протяжении всей второй половины ХХ века определял принципы вовлечения в процесс глобализации экономических систем государств — «проблемных» для США и Запада в целом, главным образом развивающихся и постсоциалистических.
К их числу можно отнести и постсоветскую Россию, прочие постсоветские государства, а не только страны Латинской Америки, по отношению к которым «Вашингтонский консенсус» был впервые сформулирован Дж. Уильямсоном в последние годы существования СССР.
Однако, 5 — 6 декабря 2014 года в Брюсселе в Российском центре науки и культуры был презентован альтернативный вашингтонскому Санкт-Петербургский консенсус. Об обоих консенсусах подробно написано в статье «Санкт-Петербургский консенсус — новая экономическая политика для мира»