Завет Леонида Быкова

 11 апреля 1979 года в автомобильной катастрофе погиб любимый народом советский режиссер и актер Леонид Быков. Для нас, сегодняшних, запутавшихся и разуверившихся, погрязших в повседневных грехах и тяжких преступлениях, Леонид Быков, наверное, наиболее важный человек из нашего украинского советского послевоенного прошлого. Он, оставив своей личностью, своими фильмами своего рода завет о том, какими мы можем быть и должны быть, дает нам надежду на то, что с нами не все еще потеряно.

В его судьбе многое промыслительно и знаменательно. Родился он в 1928-м на Донбассе, в селе Знаменка (Знаменском), что под Славянском. В школьные годы жил в Краматорске - в тех самых местах, недалеко от которых расположена Свято-Успенская Святогорская лавра, с которых началось нынешнее освобождение Донбасса.

Учился в Харьковском театральном институте. Около десяти лет работал в Харьковском театре имени Шевченко. Затем переехал в Ленинград, где благополучно жил и работал на «Ленфильме». Тоже без малого десять лет, пока в 1969-м его, как украинского «национального кадра», не переманили в Киев, где он провел последнее десятилетие своей жизни. Впоследствии, по воспоминаниям его близких, он жалел об этом своем переезде: советский Киев был тем «террариумом», где «высиживалось» наше «счастливое» сегодня и неизвестно какое завтра. И Быкову жилось тут нелегко.

Однако именно тут - по Божьему промыслу - он смог выполнить свою миссию: ведь без его главного фильма о летчиках, освобождавших Украину, нам сегодня намного тяжелее было бы распознать доброе в нынешней Украине.

При всём, что происходит теперь на Украине, после фильма Быкова всякому русскому человеку уже не так просто махнуть на Украину рукой, подобно механику Михалычу из этого фильма, сказавшему по поводу ставки Гитлера: «В ставке Гитлера все малахольные», и, вынеся ей напоследок какой-нибудь уничижительный словесный приговор, навсегда выбросить ее из души...

И в самих украинских жителях [жителях Украины] этот фильм неизменно будет порождать желание стряхнуть с себя нынешнее фашистское наваждение и отыскать в себе другую свою сущность, подлинную, не фашистскую...

                                                                                                         * * *

Если говорить об Украине, то оставленный Быковым для нас завет содержится, прежде всего, в его лучшем фильме "В бой идут одни "старики"". Но этот фильм, создаваемый как дань уважения и благодарности молодым летчикам, почти мальчишкам, погибшим в великой войне, важен, конечно, не только для Украины.

Для нас, в нашем сегодняшнем положении, если мы еще найдем в себе силы из него выбраться, он может служить еще и эталоном русской национальной соборности. Вспомним представленный в фильме замечательный хор, где русские и украинцы, сибиряки и столичные жители, грузин и узбек вместе поют военную песню на «молдавскую тему»: о любви и о том, как «партизанский молдованский собираем мы отряд».

В этой совместно поющейся песне дано непостижимое для нас, нынешних, понимание того, что каждый из них - русский (как воспринимали их тогда во всем мире, спасаемом ими от фашизма).

И каждый из них проявляет трогательную любовь к дорогим для него чертам своей малой родины, не подменяющую и не отменяющую их единства (вспомним, в начале фильма был спор летчиков о том, где «зелень зеленее» - в Сибири, на Украине или в Грузии, и убеждение украинца Титаренко в том, что на Украине и «воздух другой», и «небо голубее», и «земля зеленее»).

                                                                                                       * * *

Всмотримся в образы, которые оставил нам Быков. Ну кому придет в голову искать шекспировских героев в Узбекистане? А ведь быковский Ромео – именно оттуда. И в этом – правда. И с правдой этой не поспоришь. В людях - представителях разных народов - Быков нашел лучшее, то, что составляет образ и подобие Божье. И собрал из них жертвенно воюющий и поющий хор.

Это не какой-нибудь жалкий теперешний экуменизм, когда на основе некой «животной общности» представителей разных религий (мол, мы одинаково хотим жить, питаться и «увеличивать свою популяцию») достигается компромисс, взаимные уступки ради земного благополучия. Чтобы все мы, как говорится, «жили и не мешали жить другим», подразумевая под словом «жизнь» всякие приземленные устремления.

В быковском же хоре, составленном из людей разного происхождения, уловлена суть русской идеи: когда эти люди все вместе делают общее богоугодное дело – поют славную песню или спасают мир, жертвуя собою «за други своя»...

На этом фоне ясно видится и корень наших нынешних проблем, нашего падения и нашей слабости: он именно в том, что ничего важного и великого мы теперь не делаем, ибо всем нам, дескать, предписано лишь «делать деньги», не более того, и потому мы обречены заниматься бесконечным «перетягиванием одеяла» и подлым разделом достояния, созданного прежними поколениями. За неимением настоящего дела наш спор о том, у кого «зелень зеленее» раздулся до гипертрофированных размеров, и в этом своем безумии, мы дошли уже до того, что участники былого хора остервенело воюют друг против друга на потеху нашим врагам...

Как, к сожалению, оказалось, нам, в нынешнем нашем положении, не способна помочь даже наша кое-где воцерковленность. И в жизни, и жертвенном подвиге показанных Быковым комсомольцев ощущается гораздо больше православия, чем в формально-ритуальных отправлениях многих наших новейших «книжников и фарисеев», нацепивших православные «погоны».

И дело не в каких-то внешних признаках, которые можно увидеть, к примеру, в тех эпизодах, когда механик Макарыч вопреки всем коммунистическим канонам крестит перед вылетом своего друга и командира Алешку, который каждый раз не знает, вернется ли на землю живым.

Быков почувствовал и сумел передать высокую духовную атмосферу военных лет, когда по стране прошел очистительный огонь, и в постигшем наш народ смертельном испытании многое в нашей жизни духовно очистилось, многое доброе воскресло.

На войне невозможно уже было встретить зощенковских персонажей, населявших нашу страну в 20-е годы. Народ на войне пребывал в состоянии некой нецерковной воцерковленности, с постоянным постом и внутренней смиренной молитвой, молясь не словами, не разумом, а всей своей сущностью, устремленной к избавлению от напасти...

                                                                                               * * *
Эта нецерковная воцерковленность неведомым образом передавалась даже на коммунистических руководителей. Вспомним, как в эпизоде приема Титаренко в партию, комиссар полка, вручая вступающим в партию партийные билеты, сказал: «Ну вот и стала наша партия на 8 человек больше». Когда его пытался поправить комсорг, уточнив, что двое из кандидатов уже погибли и потому принятых не восемь, а шесть, комиссар убежденно настоял на своем, ибо его православная душа понимала, что и все погибшие, и прежде умершие продолжают составлять с нами единый народ, и мы обязаны продолжать то дело, за которое они отдали жизни.

Или другой эпизод: когда в ответ на желание летчика Скворцова объяснить свои чувства, капитан Титаренко остановил его: «Не надо слов...» И Скворцов с готовностью согласился, понимая, что есть высокие чувства, которые сложно объяснить человеческими словами и которые этими словами можно только испортить.

Вспомним и тост лейтенанта Кузнечика о том, что «ненависть разрушает - созидает только любовь»...

И потому узбек Ромео, погибший в той войне «за други своя», ощущается сегодня более русским и более православным, чем даже многие нынешние наши православные иерархи, которые вместо прямых путей предпочитают играть в мутные политические «шахматные игры»...

Вся быковская жизнь прошла на этой высокой ноте, напоминая хорошо спетую песню. Не желая в этой песне фальшивить, Быков на протяжении многих лет отказывался от участия в фильмах, ничего общего с искусством не имеющих. И фильмы его - от раннего «Зайчика» до последнего, неснятого, «Пришельца» - о неком высоком состоянии, на переходе из этого мира в иной...

И даже похороны свои он срежиссировал, когда, ожидая близкую смерть, в направленном друзьям письме отказался от положенного ритуала официальных советских похорон, чувствуя всю их фальшивость. Попросил лишь, чтобы вместо всех неуместных почестей и вместо ненужных слов, произносимых обычно на похоронах, кто-нибудь из друзей сказал: «Прощай!» И чтобы спели «Смуглянку»...

                                                                                            * * *

Вглядываясь в быковскую жизнь с нашей нынешней «колокольни», надо понимать, что советская эпоха была своего рода репетицией подступающих к нам сегодня последних времен. Когда церковь пребывала в маргинальном, почти катакомбном положении и когда для большинства народа ее как бы не существовало. И каждому приходилось делать выбор в сложных жизненных ситуациях – без ее духовной поддержки, руководствуясь при этом совестью, собственным ощущением высокого и низкого...

Заодно сам Быков дал в назидание своим землякам пример правильного понимания значения России для Украины (при всей, высказанной его персонажем искренней убежденности в том, что и воздух у нас, на Украине, другой «и небо голубее», и «земля зеленее»).

Когда в 1974-м его великий фильм был представлен на Бакинском кинофестивале, так совпало, что на этот же фестиваль попал другой наш великий фильм «Калина красная» Василия Шукшина, которому по справедливости нужно было давать первую премию.

Однако фестивальное руководство этому активно противилось (ну как, в самом деле, можно было награждать Шукшина, да еще за такой «непатриотичный» фильм). Украинской делегации предложили забрать первое место себе.

Но Быков был против, сказав: «В списке, где будет Василий Шукшин на первом месте, я почту за честь быть хоть сотым». И в конце, после общения с Шукшиным, сказал ему на прощание: «Вася! Если в „Разине“ надо будет сыграть табуретку — звони!»

Быков, в отличие от своих нынешних русофобствующих земляков, понимал, что шукшинский фильм важнее, потому что именно Россия – оплот нашего духа, и от состояния России зависит и спасение Украины: исцелится духовно Россия – сможет помочь и нам.

Показательно, кстати, что в фильме, представляя свой хор гостям второй эскадрильи, капитан Титаренко, говоря об Украине, иллюстрирует свои слова песней «Ой, в лузи, лузи - чэрвона калына». А снятый в это же время фильм Шукшина, где повествуется о глубинной России в прямом и переносном смысле, называется «Калина красная»...

И в «Аты-баты, шли солдаты», последнем фильме, снятом Быковым в подмосковных снегах, был воспроизведен бой, очень похожий на те бои, что велись в 1941-м под Москвой, в условиях, когда «велика Россия, а отступать некуда»...

Правда, не всем тогдашним кинематографическим соратникам Быкова утверждаемая им истина оказалась понятной. Не понял ничего Богдан Бенюк, игравший в том фильме рядового Крынкина, «рязанского парня с голубыми глазами», который украл у своих товарищей мыло, собираясь послать его своей больной и голодающей матери, чтобы она обменяла его на еду...

И хотя в фильме товарищи Крынкина простили, и он затем геройски погиб, сам Бенюк впоследствии не удержался в предложенном ему «есенинском образе» и стал депутатом Верховной рады от фашиствующей партии «Свобода».

                                                                                         * * *

Пророческое понимание нашими великими режиссерами, Быковым и Шукшиным, главных опасностей для русской земли подтвердило время.

В фильме Быкова показаны две эскадрильи: вторая, «поющая», в которой воевал капитан Титаренко, проявлявшая себя, «если надо «фоккера» или «мессера» завалить», и первая, проявлявшая себя, «если надо что-то достать».

Сейчас нами правят потомки и последователи «первой эскадрильи» (в ее рядах и выживших оказалось значительно больше). Это они сегодня убеждают всех, что Украину освобождать не надо, боясь как бы не пострадали их бизнесы и зарубежные активы, и ищут себе оправдание в будто бы окончательном отступничестве населения Украины, брошенной ими же на более чем двадцатилетнее духовное растерзание... Помнится, в фильме был эпизод, в котором первая и вторая эскадрильи играли в футбол. И вторая победила со счетом 18:2. Из этого счета можно примерно получить представление, насколько мы победнее бы выглядели, если бы нами сегодня правили представители «второй эскадрильи»...

                                                                                       * * *

И в годы, на исходе советской эпохи, когда «первая эскадрилья» постепенно набирала силу и закреплялась у власти, Быкову было нелегко. Достаточно вспомнить перечень его несыгранных ролей и неснятых фильмов. Особенно жаль несыгранную роль Акакия Акакиевича в фильме «Шинель» по Гоголю. И несыгранный Деточкин в фильме «Берегись автомобиля». У Быкова наверняка получился бы лучше, чем у Смоктуновского, хотя бы потому, что Быков был таким Деточкиным в жизни... Не разрешили Быкову снять фильмы «До третьих петухов» по сказке Шукшина, «Не стреляйте в белых лебедей» по роману Бориса Васильева, «Василий Теркин» по поэме Твардовского...

Последний свой фильм он снимал на космическую тему. Видимо, на той Украине, которая спустя двенадцать лет готовилась объявить нэзалэжнисть, он чувствовал себя инопланетянином. Однако Господь, наверное, решил, что кино его землякам уже не поможет, и, чтобы избавить Леонида от напрасных мучений, забрал его к себе...

Когда вспоминаешь Быкова, становится ясно, что не все потеряно с Украиной. Ведь один Быков – любимый народом классический «ватник» – духовно перевешивает весь нынешний украинский фашиствующий политикум и весь их «культурный» бомонд. Потому что все они - это путь в пропасть. А Быков - это путь вверх...

Источник