22 ноября мы вспоминаем Владимира Ивановича Даля (22.11.1801— 04.10.1872) — русского писателя и этнографа, собирателя фольклора, лексикографа, военного врача. Его труды не потеряли актуальность и сегодня. Владимир Иванович Даль, известный лексикограф и литератор, не раз подвергался гонениям. За неугодное власти слово его сажали под арест, не печатали его книги. Всю свою жизнь он менял города, осваивал всё новые профессии. Во многом преуспел, но покоя никогда не знал.

Даль был искусным хирургом, дельным чиновником, но в историю вошёл как создатель «Толкового словаря живого великорусского языка». Пятьдесят лет он собирал слова, пословицы, поговорки. Это было не только увлечением, страстью, это было смыслом его жизни.

«Ни прозвание, ни вероисповедание, ни самая кровь предков не делают человека

принадлежностью той или другой народности. Дух, душа человека — вот где надо искать принадлежности его к тому или другому народу. Чем же можно определить принадлежность духа? Конечно, проявлением духа — мыслью. Кто на каком языке думает, тот к тому народу и принадлежит.

Я думаю по-русски».

В.И.Даль

«ОТЕЦ МОЙ ВЫХОДЕЦ, А МОЁ ОТЕЧЕСТВО РУСЬ…»

Владимир Даль по отцу — датчанин, по матери — немец и француз, но по своему образу мыслей, по вкладу в русскую культуру — великий русский человек.

Отец В.И. Даля — Иоганн Христиан Даль (в России он именовался Иваном Матвеевичем) был образованным человеком. Знал немецкий, английский, французский, русский, латынь, греческий и древнееврейский языки. Закончил богословский факультет Йенского университета.

Екатерина II, наслышанная о его талантах, вызывает его в Петербург на должность библиотекаря императорской библиотеки. По разным причинам он вскоре возвращается в Йену, проходит курс медицинских наук и приезжает в Россию уже как доктор медицины. Служил лекарем в Кирасирском полку будущего императора ПавлаI, но, не смирившись со стилем управления великого князя, перешёл в Горное ведомство, где работал на литейных заводах в Петрозаводске и Луганске. Отличался независимостью суждений, человечностью, бомбардировал начальство рапортами об антисанитарных условиях быта рабочих, о цинге, о нехватке продуктов.

Женился Иван Матвеевич на девушке также из семьи «выходцев», но «выходцев» более давних и уже окончательно обрусевших. Бабка Владимира Даля по материнской линии — Мария Фрейтаг («из семейства французских гугенотов», как указано в старинном справочнике) переводила на русский язык немецкие пьесы и даже сама сочинила «оригинальную русскую драму в пяти действиях».

Даль был старшим из детей.

«За мною следовали, — пишет Владимир Даль, — кроме умерших в малолетстве сестёр, братья: Карл, Лев и Павел. Карл был моряк и умер в Николаеве; Лев — артиллерист — убит при взятии Варшавы в 1831 году, где товарищи поставили ему памятник. Павел, не окончив курса в Дерптском университете, умер от чахотки в Риме (где ему племянник Лев Даль поставил памятник уже гораздо позже — наше примечание)».

Мать Даля, Мария, тоже была хорошо образованна: свободно владела пятью языками, детей своих учила всему сама (только математику и рисование преподавали им педагоги Штурманского училища), вдобавок давала уроки и брала на дом воспитанниц. Позже, овдовев и перебравшись на жительство в Дерпт, она зарабатывала репетиторством среди студентов местного университета. Про мать Даля известно также, что была музыкальна, обладала «голосом европейской певицы», играла на фортепьяно. Она говорила:

«Надо зацеплять всякое знанье, какое встретится на пути; никак нельзя сказать вперёд, что в жизни пригодится».

Способность «зацеплять знанья» и ремесла останется у Даля на всю жизнь.

При этом Даль вспоминает: отец «при каждом случае напоминал нам, что мы русские»; дома говорили по-русски. Но «древние и новые языки», которыми владел отец, «пять языков», на которых говорила мать, — всё это не могло не рождать в ребёнке острого «чувства языка». Даль к тому же вырос в Николаеве — городе-верфи, куда согнаны были строители из разных краев и губерний и каждый принёс с собою свои слова, выражения, говор.

Следует также отметить, что Владимир Даль родился в один день года с Лютером и Шиллером. Это совпадение в датах было замечено в лютеранской семье, чтившей немецкую литературу. Даль вспомнил о нём и в старости.

В доме его родителей всегда много читали и говорили о книгах, все дети получили отличное образование. «Фауст» — одна из любимейших книг юного Владимира Даля.

Была у Володи и своя Арина Родионовна — няня Соломонида. О ней он только однажды упомянул в своих воспоминаниях, но в сказках Даля появляется весёлая баутчица, рассказчица кума Соломонида.

В 1805 году семья переехала в Николаев, где Иван Матвеевич был назначен главным доктором Черноморского флота.

В МОРСКОМ КОРПУСЕ. МЕДИЦИНСКИЙ СТУДЕНТ.

Тогда в России для иностранца, если он не имел собственного состояния, на выбор было три пути: военная служба, карьера чиновника или «дефицитного» специалиста, сюда относилось и врачебное дело. Даль последовательно перепробовал всё, начав с военной службы.

10 лет отдал Владимир Даль морскому делу.

В 1814 году Иван Матвеевич отвёз своих сыновей Владимира и Карла в морской кадетский корпус в Петербурге.

«Морской корпус (ненавистной памяти), где я замертво убил время до 1819 года…»

В этих словах Даля — воспоминания о муштре, о жестокости и самодурстве некоторых преподавателей, в памяти остались одни розги… (хотя его самого никогда не били). И наука там «была из рук вон плоха, хотя для виду учили всему».

Но всё же было и отрадное, светлое: морские учения, 4-месячный поход в Швецию и Данию, хорошие друзья. Может быть, с наукой там было всё-таки не так плохо: этот корпус в разные годы закончили адмирал Ушаков, Иван Крузенштерн, Михаил Лазарев, будущие адмиралы, герои Севастополя — Корнилов, Истомин, Нахимов. И многие острова, мысы, возвышенности на планете были названы именами морских офицеров — воспитанников корпуса. Но Даль не мог забыть унижающее достоинство битьё…

В 1819 году он был выпущен из Корпуса мичманом, по собственному желанию записан в Черноморский флот и начал службу в Николаеве (где, как мы помним, жил в это время и его отец). А незнакомые русские слова он начал заучивать ещё в пути.

Биографы Даля обожают следующий эпизод:

«Произошло это по дороге из Петербурга к месту службы, в марте 1819-го. Близ почтовой станции Зимогорский Ям, что в трёхстах верстах от столицы, ямщик обернулся к замерзающему седоку — мичману В. Далю и ободрил: «Замолаживает». — «Как это замолаживает?» — удивился незнакомому слову Даль. «Замолаживает. Вишь, пасмурнеет. Знать, к теплу».

Владимир вытащил тетрадку и коченеющими пальцами записал:

«Замолаживает — в Новгородской губернии значит: небо пасмурнеет, заволакивается тучами».

Сам Даль позднее писал:

«На этой первой поездке моей по Руси я положил бессознательно основание к своему Словарю, записывая каждое слово, которое дотоле не слышал».

Пять лет служил Даль на Черноморском флоте. Ходил под парусами в Измаил и Килию, в Одессу и Севастополь. Даль и Пушкин встретятся потом, а пока они совсем рядом: Пушкин в то время жил в Одессе и вполне мог видеть фрегат «Флора», на котором плавал мичман Даль.

Тем не менее, Даль всё более тяготился службой на флоте:

«Я почувствовал необходимость в основательном учении».

Да и качку переносил всё труднее. А тут ещё сочинил эпиграмму на командующего флотом Грейга и сел на семь месяцев под арест. Пока с сентября 1823 года по апрель 1824 года Даль сидит в тюрьме, лишённый всех чинов и званий, его дело разбирается в Петербурге. Вмешательством верховной власти дело мичмана находит благополучное разрешение. Далю возвращают чин и переводят в Кронштадт, но не реабилитируют (и сделают это ещё очень не скоро). Но у молодого человека сохраняется тяжёлое чувство и, вероятно, обида. И Даль прямиком следует по пути своего отца.

В 1825 году Даль выходит в отставку и 20 января 1826 года поступает на медицинский факультет Дерптского университета в качестве вольнослушателя.

Он всегда считал годы, проведённые в Дерпте, самой счастливой порой своей жизни.

Дерпт в то время был для Российской империи «основной кузницей» медицинских кадров. Обучение там шло, естественно, на латыни и на немецком языке, последний был языком повседневного общения. Но дело даже не в языке, хотя возвращение в привычную языковую среду тоже что-то значило: Даль начинает писать стихи — русские и немецкие, что даже кое-что публикует. В этом свободном и весёлом студенческом городе Даль жил раскованно, как никогда прежде и потом в своей жизни. Здесь, писал он,

«каждый сам располагает собою и временем своим как ему лучше, удобнее, наконец, как хочется… Нас не секли, не привязывали к ножке стола… Это не школа, здесь нет розог, нет неволи».

Здесь можно было всласть заниматься наукой, изучать языки (Даль добросовестно каждый день выучивал 100 латинских слов), здесь можно было с большой фантазией развлекаться.

Даль за годы учёбы, по словам Пирогова, «пристрастился к хирургии… скоро сделался ловким оператором», особенно любил делать глазные операции.

В марте 1829 года Даль досрочно защищает диссертацию на соискание учёной степени доктора наук и отправляется на войну.

Армейским лекарем принимал Даль участие в турецкой кампании 1829 года. Русские войска, освобождавшие Болгарию от турецкого ига, овладели крепостью Силистрия. Две тысячи раненых осталось на поле боя, лекарь Даль, едва держась на ногах,«резал, перевязывал, вынимал пули».

Даль был хирург отменный, оперировал искусно и быстро. Кто-то из его товарищей сказал:

«Ещё бы ему медленно оперировать, когда у него две правые руки».

А суть в том, что левой он работал как правой.

В 1830 — 1831 ггоды Даль боролся с чумой и холерой на Украине («в свирепствование холеры в Каменец-Подольске заведовал 1-ой частью города»), делал глазные операции.

И снова попал на войну, на этот раз с Польшей, и здесь ему довелось отличиться совсем в другом качестве: он спас пехотный корпус, проявив изобретательность в сооружении переправы через Вислу — из бочек под его руководством сколотили плавучий мост, и он же последним обрубил канаты моста, когда подошёл противник. За этот подвиг Даль был награждён Владимирским крестом с бантом и грамотой генерала Ридигера (а за турецкую кампанию — орденом св. Анны).

«Беседа с солдатами всех местностей широкой Руси доставила мне обильные запасы для изучения языка…» — вспоминал впоследствии Даль.

Эти запасы, помещённые в тетрадки и записные книжки, он увязал в тюки и навьючил ими верблюда, спутника его во время турецкой кампании. И вдруг верблюд пропал. Какая это была для Даля потеря, нетрудно догадаться. Однако его величество «Случай», это совершенно очевидно, благоприятствовала великому словарному делу: через несколько дней казаки отбили у турок верблюда и привели к Далю.

Вскоре Даль — не только успешный и популярный врач, но и участник блестящего кружка петербургских литераторов.

КАЗАК ЛУГАНСКИЙ

В начале 30-х годов Даля, видимо, всё ещё тянуло в Дерпт, где в то время учился его брат Павел. В это время появилось очень соблазнительное для Даля предложение занять вакантную должность профессора русского языка и словесности Дерптского университета. Правда, Даль был доктором медицины, но не филологии.

Но как раз в 1832 году выходит объёмистая (двести одна страница) книга, названная по-старинному длинно: «РУССКИЕ СКАЗКИ, ИЗ ПРЕДАНИЯ НАРОДНОГО ИЗУСТНОГО НА ГРАМОТУ ГРАЖДАНСКУЮ ПЕРЕЛОЖЕННЫЕ, К БЫТУ ЖИТЕЙСКОМУ ПРИНОРОВЛЁННЫЕ И ПОГОВОРКАМИ ХОДЯЧИМИ РАЗУКРАШЕННЫЕ КАЗАКОМ ВЛАДИМИРОМ ЛУГАНСКИМ. ПЯТОК ПЕРВЫЙ».

Но тут с Далем или, лучше сказать, между Далем и правительством происходит очередная абсурдная история.

Директор канцелярии Третьего отделения статс-секретарь Мордвинов докладывал своему начальнику, шефу жандармов Бенкендорфу, находившемуся в Ревеле:

«Наделала у нас шуму книжка, пропущенная цензурою, напечатанная и поступившая в продажу. Заглавие её «Русские сказки Казака Луганского». Книжка напечатана самым простым слогом, вполне приспособленным для низших классов, для купцов, солдат и прислуги. В ней содержатся насмешки над правительством, жалобы на горестное положение солдата и проч. Я принял смелость поднести её его величеству, который приказал арестовать сочинителя и взять его бумаги для рассмотрения».

В дневнике профессор словесности и цензор Никитенко запишет:

«Нашли в сказках Луганского какой-то страшный умысел против верховной власти и т. д.»,

Сам Даль потом вспоминал:

«Обиделись пяташные головы, обиделись и алтынные, оскорбились и такие головы, которым цена была целая гривна без вычета».

Даль в Третьем отделении под арестом, бумаги его взяты жандармами для рассмотрения, а книжку, «наделавшую шуму», перелистывает на предмет вынесения приговора не кто-нибудь — сам «его величество», государь император.

Никитенко мрачно пророчит:

«…Люди, близкие ко двору, видят тут какой-то политический умысел. За преследованием дело не станет».

Но самое удивительное: преследований не было. Ранним утром Даля арестовали, а освободили вечером того же дня (говорят, В.А. Жуковский за него вступился). Это был второй и последний арест Даля.

ЧИНОВНИК ДЛЯ ОСОБЫХ ПОРУЧЕНИЙ

Едва разрешилась история с публикацией сказок, как в судьбе Даля происходит ещё одна серьёзная перемена. Он женится на Юлии Андре и в 1833 году уезжает из Петербурга, чтобы занять пост чиновника по особым поручениям при военном губернаторе Оренбурга — молодом генерале Василии Алексеевиче Перовском. Вторично Даль женится в 1840 году — на Екатерине Соколовой, и у них будет трое детей — все девочки.

В Оренбурге Даль активно занимается административной, просветительской и научной деятельностью. Он способствовал постройке пешеходного моста через Урал, созданию местного музея, решал многие спорные дела, защищал бесправных степных кочевников. Даль много путешествует по краю, изучает его флору и фауну, быт его жителей. Пишет учебники ботаники и зоологии (они были высоко оценены специалистами и не раз переиздавались).

Этнографические и исторические изыскания Даля были столь значительны, что в 1838 году он был избран в Академию наук членом-корреспондентом по естественным наукам. В начале XX века один из членов Оренбургской комиссии писал:

«…в Оренбурге Даль является перед нами не только… чиновником и плодовитым писателем, но ещё филологом, этнографом, археологом, историком, статистиком, ботаником и натуралистом… Исследователи Оренбургского края до сих пор пользуются трудами Даля как первоисточником…»

В 1839 — 1840 годах Даль участвовал в печальном Хивинском походе, унесшем в жестокую зиму тысячи жизней. Пятимесячная военная экспедиция кончилась бесславно. Но для Даля, помощника командующего и врача, она не прошла бесследно: он многое увидел и пополнил свои словарные запасы.

Памятник В.Далю и А.С.Пушкину в Оренбурге

В сентябре 1833 года в Оренбург приехал Пушкин, он собирает материалы к истории пугачёвского бунта. В пути его обогнало письмо нижегородского губернатора: тот сообщал своему оренбургскому собрату, что литературные занятия поэта, дескать, только предлог, на самом же деле титулярному советнику Пушкину предписано ревизовать тайным образом деяния губернских чиновников, «собрать сведения о неисправностях». Через несколько лет Пушкин подарит этот сюжет Гоголю, будущему автору «Ревизора».

Даль и Пушкин едут вместе в Бердскую слободу, бывшую пугачёвскую ставку, затем — в крепость Оренбургской линии. В эти дни они не расстаются. В пути Пушкин рассказывает Далю сказку, которую тот впоследствии опубликует под названием «О Георгии храбром и о волке» с примечанием: «Сказка эта рассказана мне А.С. Пушкиным». Поэт подарил Далю рукопись своей «Сказки о рыбаке и рыбке» с надписью:

«Твоя от твоих! Сказочнику Казаку Луганскому — сказочник Александр Пушкин».

В конце 1836 года, сопровождая оренбургского губернатора В.А. Перовского, Даль приехал в Петербург. Вот как об этих днях рассказывает первый жизнеописатель Даля П.И. Мельников-Печерский:

«Незадолго до смерти Пушкин услыхал от Даля, что шкурка, которую ежегодно сбрасывают с себя змеи, называется по-русски — выползина. Ему очень понравилось это слово, и наш великий поэт среди шуток с грустью сказал Далю: «Да, вот мы пишем, зовёмся тоже писателями, а половины русских слов не знаем!..» На другой день Пушкин пришёл к Далю в новом сюртуке. «Какова выползина! — сказал он, смеясь своим весёлым, звонким, искренним смехом. — Ну, из этой выползины я не скоро выползу. В этой выползине я такое напишу…».

Через несколько дней на дуэли Дантес прострелил эту «выползину». Даль, получив печальную весть, тут же едет к Пушкину.

«В первый раз сказал он мне «ты», — вспоминает Даль, — я отвечал ему так же, и побратался с ним уже не для здешнего мира: — «Плохо, брат!»…

Последнюю ночь Пушкин проводит вдвоём с Далем. Доктор Даль поит его из ложечки, подаёт миску со льдом, пробует пульс… Пушкин приподнялся, протянул Далю дорогой перстень с изумрудом, который носил на руке как талисман:

«Бери, друг. Мне уж больше не писать».

Даль произвёл вскрытие тела, составил медицинский протокол. На память о Пушкине ему достался, кроме перстня, чёрный сюртук с небольшой дырочкой — та самая «выползина».

ОСОБЕННАЯ КАНЦЕЛЯРИЯ

С 1841 года Даль — снова в Петербурге, живёт и работает в Министерстве внутренних дел.

Владимир Даль — управляющий канцелярией при министре, его «правая рука». Он статский советник, имеет Владимира 3-ей степени, Станислава 2-й с короною и Анну, и иные регалии. К нему обращаются: «Ваше высокородие».

Много всяких бумаг — проектов, ходатайств, установлений — проходит через далевскую Особенную канцелярию:

«Писать бумаги мы называем дело делать; а оно-то промеж бумаг и проскакивает, и мы его не видим в глаза…».

Но всё же была очевидная польза от этой канцелярии, о чём свидетельствует, например, столичная газета «Голос»:

«Петербург должен быть особенно благодарен Далю, который так много сделал для больниц и учебных заведений столицы».

Но если учесть профиль Министерства внутренних дел, Даль, конечно, пользуется служебным положением. Он развернул работу по сбору местных слов, пословиц, песен, преданий и проч. в масштабах всей империи. В канцелярию министерства приходят толстые пакеты от чиновников, учителей, директоров гимназий. Всё переписывается на длинные ленты бумаги («полосы»), укладывается в коробки по губерниям, по говорам. Писцы трудятся усердно и не без удовольствия.

«Самый воздух в канцелярии был пресыщен русской филологией, — вспоминает один из сотрудников канцелярии. А по всей России продолжают растекаться предписания из Санкт-Петербурга — присылать, присылать, присылать… »

Раз в неделю, по четвергам, у Даля собираются друзья и знакомые. Это не светская знать, а лица замечательные: хирург Пирогов, мореплаватели Врангель и Литке, натуралист Бэр, актёр Щепкин, поэт и художник Шевченко, писатель Одоевский, товарищи по Хивинскому походу — Чихачёв, Штернберг, Ханыков, Леман.

Основатели Географического общества

На одном из таких «четвергов» в доме Даля в 1845 году было учреждено РУССКОЕ ГЕОГРАФИЧЕСКОЕ ОБЩЕСТВО — одно из самых славных в России. Оно составило обширную программу по сбору сведений из области географии, геологии, картографии, топографии, сейсмологии, осуществляло научное руководство собиранием фольклорных и этнографических материалов, организовало десятки экспедиций во все регионы страны и мира (даже в Китае есть 450-километровый высокогорный хребет имени Русского географического общества).

В 1846 году был разослан по стране «Этнографический циркуляр», а в следующем году через «Отечественные записки» (№ 3) Даль призвал российского читателя помочь ему в общем деле — присылать в журнал или в министерство простонародные слова и выражения, а также пословицы, поговорки, присловья, прибаутки, присказки, песни, думы, причитания, сказки, былины, предания, были, загадки, скороговорки, народные анекдоты, лубочные картинки, заговоры, суеверия, народные плачи, месяцесловы (календари), описания местных обычаев, свадебных и похоронных обрядов, ремёсел, промыслов, занятий, празднеств, игр, — и «чем ближе и вернее сведения эти будут описаны со слов народа, тем они будут драгоценнее».

ВОЗВРАЩЕНИЕ В ПРОВИНЦИЮ

В 1848 году «Москвитянин» напечатал рассказ Даля «Ворожейка», где цыганка из табора разными плутнями и хитростями обобрала простодушную крестьянку. Автор заканчивает такими словами:

«На деревне сделалась тревога. Власти, как всегда, бездействовали».

Вот за эту фразу о бездействии властей писатель от самого императора — через министра — получил выговор («Служить — так не писать, писать — так не служить»).

Данное обстоятельство вынудило покинуть Даля Петербург и перебраться на 10 лет в Нижний Новгород управляющим удельной конторой.

Владимир Даль — и управляющий, и советчик (крестьянское дело он знает до таких подробностей, что его принимают за деревенского), составляет записку наверх о Нижегородской губернии и лечит крестьян: накладывает повязки, рвёт зубы, оперирует. И неустанно собирает слова. Ему помогает вся контора. По-прежнему приходят пакеты. Их содержимое четыре писаря переносят на длинные «полосы». Самый большой улов — во время знаменитой Нижегородской ярмарки, бурлящей каждый год целый месяц. Даль с записной книжкой не покидает её.

10 лет отслужил Даль в Нижнем. Всё труднее стали складываться его отношения с тщеславным губернатором, а ещё больше возмущали порядки в губернии (из письма губернатору:

«Чиновники Ваши и полиция делают, что хотят, любимцы и опричники не судимы. Произвол и беззаконие господствуют нагло, гласно»).

Да и пора было уходить в отставку — заканчивать Словарь. Даль в 1859 году переезжает с семьей в Москву и поселяется на Большой Грузинской улице.

«ПОСЛОВИЦА НЕСУДИМА»

Справедливости ради отметим, что помимо слов, Даль всю жизнь также собирал пословицы и поговорки. В самом полном собрании, вышедшем «до Даля», их было 10 тысяч с небольшим. Даль три с половиной тысячи из этого списка исключил: они показались ему «придуманными», не подлинно народными. Оказалось шесть с половиной тысяч (вклад предшественников). А в собрании Даля — 30130! Нетрудно сосчитать, сколько он прибавил.

«Собрание пословиц — это свод народной, опытной премудрости, цвет здорового ума, житейская правда народ», — писал Даль. Он был озабочен, он торопился: «…если не собрать и не сберечь народных пословиц вовремя, то они, вытесняемые уровнем безразличности и бесцветности, стрижкою под гребёнку… изникнут, как родники в засуху».

Разные цензоры «безнравственные» пословицы требовали убрать — Даль упорствовал! Почти 10 лет сборник «Пословицы русского народа» пробивался к печати и был опубликован в начале 1860-х годов. Все 30130 пословиц Даль «продублировал» в словаре, там они в своих словарных гнёздах. На титульном листе сборника, под заголовком, Даль поставил: «ПОСЛОВИЦА НЕСУДИМА».

ГЛАВНОЕ ДЕЛО ВСЕЙ ЖИЗНИ

Даль остро чувствовал отрыв книжно-письменного языка своего времени от народной речевой стихии. Это чувство в нём соединилось с долгом, с собственным влечением и определило его жизненный путь. В «Напутном слове» к своему Словарю В.И. Даль говорит:

«…слова, речи и обороты всех концов Великой Руси, для изучения живого языка, должны войти в словарь, но не для безусловного включения их в письменную речь, а для изучения, для знания и обсуждения их, для изучения самого духа языка и усвоения его себе, для выработки из него постепенно своего, образованного языка. Читатель, а тем паче писатель, сами разберут, что и в каком случае можно принять и включить в образованный язык».

Лексическое богатство Толкового словаря Даля объясняется тем, что его составитель широко и правильно понимал задачи своего труда.

В словаре Даль хотел представить весь «живой» русский язык, народный и литературный, язык городов, сёл и деревень, речь всех классов общества: привилегированных — дворян, чиновников, духовенства, купечества, и непривилегированных — крестьян и мещан.

Даль начинал, разумеется, не на пустом месте. В своей работе он использовал предшествующие лексикографические труды, и прежде всего «Словарь Академии Российской» (вышел двумя изданиями в 1789 — 1794 и 1806 — 1822 годах), «Словарь церковнославянского и русского языка» (1847) и «Опыт областного великорусского слова» (1852). Из этих словарей и разных малых словариков и списков он включил в свой Толковый словарь 120 тысяч слов и прибавил 80 тысяч собранных им самим. К своей части Даль сделал существенное замечание:

«Не воображайте однако, чтобы прибавка эта состояла вся из слов коренных или неслыханных доселе областных выражений; напротив, девять десятых из них простые, обиходные слова, не попавшие только доселе в наши словари именно по простоте, по безвычурности и обиходности своей… ».

Итого в словаре Даля 200 тысяч слов: книжно-письменных, просторечных, диалектных, профессиональных, чужесловов и тождесловов к ним. Среди литературных слов — немало церковнославянизмов (по свидетельству П.И. Мельникова-Печерского, Даль усердно изучал русские летописи, отыскивая в них старинные слова и толкования к ним). Кроме того, словарь богат фразеологическим материалом — здесь тысячи устойчивых оборотов речи.

Исключительно ценный в словаре — терминологический фонд: слова, связанные с крестьянским бытом, с ремёслами, промыслами, народной медициной, флорой и фауной. Разбросанный по разным изданиям этот материал он свёл воедино.

Даля по праву называют замечательным, никем не превзойдённым знатоком языка и быта русского крестьянства, его склада ума и характера, его творчества, фольклора. Превосходно знал Даль и городской быт, среду мещан.

Толковый словарь — это в большой мере и этнографическая энциклопедия, неоценимый источник сведений о народной психологии и быте России XIX века. Даль равно хорошо знал и свадебные обряды, и детали парусного оснащения судов, и конскую масть (приводит до 50 названий), и рыбную снасть. Словарь Даля по своей сути вполне мог бы иметь и другое название: «Язык и народ», «Язык и жизнь народа», «Лексико-этнографический словарь».

Собрав огромный языковой материал, Даль стал размышлять, как его расположить в Словаре. Привычный азбучный порядок был им отвергнут:

«Самые близкие и сродные речения, при законном изменении своём на второй и третьей букве, разносятся далеко врозь и томятся тут и там в одиночестве; всякая живая связь речи разорвана и утрачена…».

Действительно, родственные слова, к примеру, звать и зов будут разделены словами звенеть, звезда, зверь, здоровье, зебра, зелье, земля, зерно, зерцало и ещё десятками и десятками других, между — мука и мучной — станут: мулат, мультипликатор (астрономический прибор), мундир, муха и проч.

Алфавитный словарь крайне растянут и утомителен, это не зеркало живого языка с его разнообразными, богатыми связями, а справочник. «Мёртвый список слов не помощь и утеха».

Владимира Даля не устраивает и корнесловный способ группировки материала, когда объединяются однокоренные слова, часто совершенно разные по смыслу (так был составлен «Словарь Академии Российской»), группу «ведёт» общий корень или более или менее произвольно устанавливаемое слово. Даль пишет:

«…не только брать, бирка и бирюлька войдут в одну общую статью, но тут же будет и беремя, и собирать, выбирать, перебор, разборчивый, отборный…»

И составитель словаря не на шутку встревожен:

«…в каждую статью, под общий корень, войдёт чуть ли не вся азбука… Второй способ, корнесловный, очень труден на деле, потому что знание корней образует уже по себе целую науку и требует изучения всех сродных языков, не исключая и отживших…».

Даль выбирает семейный, или гнездовой порядок расположения слов, чтобы легче можно было постигать «утраченный нами дух языка». Даль приводит пример:

«Никто не усомнится, что стоять, стойка и стояло одного гнезда птенцы».

Внешне словарь построен по алфавиту, но слова не отрываются одно от другого «при изменении на второй и третьей букве», не «томятся в одиночестве» — они собраны в купы, в гнёзда, все одного гнезда птенцы. В каждом гнезде — слова, образованные от одного корня; за исключением тех, что образованы с помощью приставок (приставочные образования помещены под теми буквами, с которых они начинаются). Теперь глагол ЛОМАТЬ возглавляет большое гнездо — в нём пятьдесят семь слов. Тут слова, всем известные: ломаться, лом, ломка, ломать. И слова, мало кому известные: ломаник, что по-псковски означает — силач; ломыхать, что по-новгородски значит — коверкать, ломать со стуком; ломзиться, что значит по-тверски — стучаться. Тут и любопытные значения известных, казалось бы, выражений: ломовая дорога — крайне дурная, ломовая пушка — осадная, ломовая работа — тяжёлая, ломовой волос — поседевший от забот и трудов.

Владимир Даль, разводя слова по «гнездам», допустил ряд оплошностей, на что указали критики. Так, он в одно гнездо поместил простой и простор, тлеть и тло, и в разные гнёзда — дикий и дичь, знак и значок, круг и кружок. Впрочем, сам он в «Напутном слове» призывал указывать ему на ошибки, помогать совершенствовать словарь.

Огромный труд — расселить слова, но Даль не просто словарь живого языка составлял — толковый словарь. Даль, кажется, первый и применил к словарю определение «толковый»:

«Толковый словарь — дающий какое-либо толкованье, кроме прямого перевода слов, или расположенный по толкам, объясняющий производство слов».

Владимир Даль шутил: словарь не оттого назван толковым, что мог получиться и бестолковым, а оттого, что слова растолковывает, «объясняет подробности слов и понятий, им подчинённых».

Толкование у Даля включает три момента: определение понятия, синонимы к слову и сведения о предмете, часто весьма подробные. Даль избегал развёрнутых определений, полагая, что они ведут длинной дорогой к пониманию слова:

«При объяснении и толковании слова вообще избегались сухие, бесплодные определения, порождения школярства, потеха зазнавшейся учёности, не придающая делу никакого смысла, а напротив, отрешающая от него высокопарной отвлеченность».

Владимир Даль предпочитает объяснять одно слово другим. Порой выстраивается целый ряд синонимов, тождесловов. В каждом из них есть свой, отличный оттенок значения, но их большое число помогает читателю составить верное представление о предмете.

Получается ещё одна «семья» — на этот раз смысловая. За синонимами следуют иллюстрации употребления слова — пословицы, поговорки, краткие авторские речения, реже — строки из народных песен, из летописей. «Примеров книжных у меня почти нет», — признавался Владимир Даль в ответ на упреки, что он пренебрегает авторитетными литературными источниками, но объяснял это тем, что у него «не достало времени рыться за ними и отыскивать их». И соглашался, что это недостаток словаря.

Особые отношения у Даля с иностранными словами. Даль старается перевести их на русский язык или объяснить подходящими народными словами:

«К чему вставлять в каждую строчку: моральный, оригинальный, натура, артист, грот, пресс, гирлянда, пьедестал и сотни других подобных, когда без малейшей натяжки можно сказать то же самое по-русски? Разве: нравственный, подлинный, природа, художник, пещера, гнёт, плетеница, подножье хуже?»

Мысль Даля о неотделимости языка от быта и жизни, от душевного склада народа тут очень отчетлива. Владимир Даль хочет — более того, Даль убеждён, — что почти всегда найдётся русское слово, равносильное по смыслу и по точности иностранному. Здесь слова местные, «тутошние», Далю особенно с руки — вот ведь нашли где-нибудь в Твери или на Урале исконно русское обозначение понятия, которое привычно выражается словом иноземным (архангельское овидь или орловское оглядь вместо горизонта).

Владимир Даль в увлечении переступал границу, говорил о праве «составлять и переиначивать слова, чтобы они выходили русскими», предлагал вместо климат — погодье, вместо адрес — насыл, вместо атмосфера — колоземица или мироколица, вместо гимнастика — ловкосилие (а гимнаст — ловкосил), вместо автомат — самодвига, живуля, живыш. Даля обвиняли, что сам сочиняет слова; он сердился, но про тождесловы к иноземным речениям спорил осторожно:

«В переводах чужих слов могут попадаться в словаре изредка вновь сочинённые слова, но в красной строке или в числе объясняемых слов сочинённых мною слов нет».

Но дело вовсе не в том, сочинил Даль «живыша» или «насыл» или подобрал как некогда за Уралом «забедры» и «назерку», — дело не в том. Среди тождесловов, подобранных Далем к иноземным речениям, есть немало таких, которые и сегодня нужны нам, — Далев словарь сохранил для нас множество замечательно метких и красочных народных слов, в которых нет ничего нарочитого, навязанного…

Можно сказать, что богатство в словаре получило явное предпочтение перед строгостью. Очевидно, и то, и другое невозможно было одному человеку совместить при объёме словаря в 200 тысяч слов, а кроме того, Даль был прежде всего писателем, любящим слово, а не языковедом, знающим тонкости грамматической теории, все «закоулки» лексикологии. Да и порой Даль сознательно или вынужденно шёл на какие-то издержки. Так, он не считал нужным и по-настоящему полезным приводить грамматические указания: собранный им материал был шире формальной грамматики, не укладывался в её правила. Но было бы неверно и несправедливо видеть в Дале только практика-собирателя и самоучку-филолога. Его обширные знания в области языка явно возвышаются над его ошибками, частными промахами.

Когда словарь был закончен (издан в 1863 — 1866 годах), Владимир Даль похвастался, с усмешкой:

«Меня теперь шестом не достанешь!».

Тогда же академик М.П. Погодин выступил с заявлением, которое взволновало современников:

«Словарь Даля закончен. Теперь русская Академия без Даля немыслима. Но вакантных мест ординарного академика нет. Предлагаю: всем нам, академикам, бросить жребий, кому выйти из Академии вон, и упразднившееся место предоставить Далю. Выбывший займёт первую, какая откроется, вакансию».

Желающих бросить жребий не нашлось; академическое начальство вспомнило, что для избрания в действительные члены кандидат должен жить (иметь «постоянное пребывание») в Петербурге, — все прославляли Далев словарь, но действительным академиком Даля не избрали. Владимир Даль стал почётным членом Академии наук, от её имени присудили Ломоносовскую премию.

Русское Географическое общество наградило Даля золотой медалью, Дерптский университет удостоил автора Толкового словаря, своего бывшего питомца, премией, Общество любителей российской словесности избрало его своим почётным членом.

Едва завершив словарь, Даль приступил к подготовке его второго издания, которое он собирался дополнить новыми материалами, внести поправки («Эту работу я без устали продолжаю»). Появление словаря вызвало новый поток местных слов его автору. Для второго издания Даль успел сделать около пяти тысяч поправок и дополнений, включил в словарь свыше полутора тысяч «подошедших» слов.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

22 сентября (4 октября по н. ст.) 1872 года Владимир Иванович Даль умер.

За полгода до смерти он совсем ослабел, но горел по-прежнему, как мичман, нацарапавший то далекое «замолаживает», он жил в своём «Толковом словаре», которому судьба — бессмертие. Друг Даля, посетивший его за несколько месяцев до смерти, свидетельствовал:

• «Сегодня был я у В. И. Даля, которого нашёл в несколько лучшем положении и который много говорил о своём словаре. Он показывал мне свой экземпляр словаря, где сделано чрезвычайно много исправлений и дополнений».

Говорят, перед смертью Даль подозвал дочь, попросил: «Запиши словечко…». Кажется, это быль. Но, возможно, легенда — предание, как сказал бы Даль.

• Предание, объясняет Владимир Даль, — «память о событии, перешедшая устно от предков к потомкам», «переданная одним поколением другому», и вместе с тем «заповедь, завет».

Наверное, нужно нам, чтобы последнее слово Даля было о словах.

ВЛАДИМИР ДАЛЬ О РУССКОМ ЯЗЫКЕ

• я полезу на нож за правду, за отечество, за русское слово, язык!
• язык народа, бесспорно, главнейший и неисчерпаемый родник или рудник наш, сокровищница нашего языка…
• если мы станем вводить пригодные русские слова исподволь, у места, где они ясны по самому смыслу, то нас не только поймут, но станут даже у нас перенимать.
• я смотрю на язык простонародный как на главный запас. изучать надо нам народный язык. освоившись с духом родного слова, мы облагородим и перенесём на родную, но более тучную и возделанную почву всё то, что стоит пересадки.
• мы не гоним общей анафемой все иностранные слова из русского языка, мы больше стоим за русский склад и оборот речи.
• …если уж мы взяли иностранное слово, не надо ставить его в бог весть какие необыкновенные условия. пусть подчиняется правилам нашей грамматики и произносится так, чтобы для русского человека оно не было диковато на слух.
• …живой народный язык, сберегший в жизненной свежести дух, который придаёт языку стойкость, силу, ясность, цельность и красоту, должен послужить источником и сокровищницей для развития образованной русской речи…
• язык не пойдёт в ногу с образованием, не будет отвечать современным потребностям, если не дать ему выработаться из своего сока и корня, перебродить на своих дрожжах. от нас требуют, чтобы мы удержали речь свою на природном её пути, дали ей простор и раздолье в своём, коренном русле.
• писателям нашим необходимо проветриваться от времени до времени в губерниях и прислушиваться чутко направо и налево…
• словарь — «труд целой жизни, который сбережёт будущему на сем же пути труженику десятки лет. передний заднему мост».
• …вовсе не утверждаю, будто вся народная речь, ни даже все слова речи этой должны быть внесены в образованный русский язык; я утверждаю только, что мы должны изучить простую и прямую русскую речь народа…
• …мы должны изучить простую и прямую русскую речь народа и усвоить её себе, как всё живое усвояет себе добрую пищу и претворяет её в свою кровь и плоть.
• а как пушкин ценил народную речь нашу, с каким жаром и усладою он к ней прислушивался, как одно только кипучее нетерпение заставляло его в то же время прерывать созерцания свои шумным взрывом одобрений и острых замечаний и сравнений — я не раз был свидетелем.
• …пришла пора подорожить народным языком и выработать из него язык образований.
• но с языком, с человеческим словом, с речью безнаказанно шутить нельзя…

ОСНОВНЫЕ ДАТЫ ЖИЗНИ В. И. ДАЛЯ

Владимир Иванович Даль родился 22 ноября 1801 года в г. Лугани (современный Луганск в Украине).

1814 г. Поступил в Морской корпус г. Петербурга.

1819 г. Окончил Морской корпус, выпущен мичманом на Черноморский флот.

1823 г. Военный суд над В.И. Далем за эпиграмму на командующего флотом.

1824 г. Перевёлся в Кронштадт.

1826 г. Вышел в отставку и поступил в Дерптский (совр. Тарту) университет на

медицинский факультет.

1829 г. Получил звание лекаря и был отправлен в действующую армию.

1830 г. Напечатан рассказ «Цыганка» в журнале “Московский телеграф”.

1832 г. Определён ординатором Военно-сухопутного госпиталя в г. Петербург.

1833 г. Первая книга «Русские сказки», женился на Юлии Андре, перевёлся в Оренбург

чиновником особых поручений при губернаторе.

1838 г. Избран членом-корреспондентом Российской академии наук.

1840 г. Женился на Е.Л. Соколовой.

1841 г. Перевёлся в Петербург.

1845 г. Открытие Русского географического общества (18 авг.), одним из учредителей

которого был В.И. Даль.

1849 г. Перевёлся в Нижний Новгород управляющим Цельной конторой.

1859 г. Вышел в отставку и поселился в Москве.

1861 г. Присуждение Золотой Константиновской медали за первые выпуски словаря,

вышло Полное собрание сочинений в 2-х томах.

1862 г. Вышел сборник «Пословицы русского народа».

1863-1866 гг. Вышел «Толковый словарь живого великорусского языка».

1868 г. Единогласно избран почётным членом Академии наук.

1869 г. Присуждена Ломоносовская премия за «Толковый словарь живого великорусского язык»”.

1870 г. Присуждена премия Геймбюргера за Словарь.

1872 г. Смерть жены 21 февраля.

В.И. Даль скончался 4 октября 1872 года. Похоронен в Москве на Ваганьковском кладбище.

Источник