Русский человек грузинской национальности

Николай Яковлевич Данилевский, создавший теорию культурно-исторических типов, где особое место отводил России и славянству как особой цивилизации, писал, что у русского народа есть способность «претворять в свою плоть и кровь инородцев, с которыми приходит в соприкосновение или столкновение». Эта, по выражению автора «России и Европы», «уподобительная сила» объясняет нам появление таких деятелей, как Петр Багратион и Михаил Барклай де Толли, Леонид Эйлер и Борис Якоби, Денис Фонвизин и Владимир Даль, Осип Бове и Марк Антокольский. Перечисленные, а также многие другие наши соотечественники с нерусскими фамилиями, сыгравшие значительную роль в отечественной истории, принадлежат России и воспринимаются нами как органическая часть русского мира, его «плоть и кровь». И они, в свою очередь, не отделяли себя от родины и любили ее. «Нет лучшей страны, чем Россия», – слова Исаака Левитана. Таким образом, принадлежность к культурно-историческому типу определяется не только родовыми корнями.

Верно и обратное. Можно быть этническим русским, как, скажем, Борис Ельцин, но его печально знаменитая пляска «Калинки» перед немецким оркестром, под которую выводились из Германии советские войска, анекдотическая фраза о том, как он читал Пушкина, позволяют говорить о типичном случае деградации личности, ставшей в итоге непричастной к русскому культурно-историческому типу. Весьма характерна также эволюция «лучшего немца» Михаила Горбачева – от генерального секретаря ЦК КПСС до героя рекламных роликов ресторанов Pizza Hut. Этот человек, собственно, и начал процесс окончательного разрыва нашей власти с русской цивилизацией. «Процесс пошел», и в результате у руля встала денационализированная космополитическая элита с иным, чуждым русскому народу цивилизационно-культурным кодом.

В сущности, повторилась ситуация, в которой наша страна оказалась после революции 1917 года, когда ею стали управлять силы, имевшие мало общего с исторической Россией. Понадобились огромные усилия, для того чтобы в новых социально-политических условиях она вернулась в свою колею и продолжила движение вперед как национальное государство.

Сталину пришлось для этого не только разгромить троцкизм, провести жестокую чистку в рядах старой ленинской гвардии, но и бороться с нигилистическим отношением к нашей стране коммунистов-интернационалистов, вернуть их, а точнее, направить, в том числе и насильно, в лоно русской культуры, остановив ее разрушение.

Достаточно известен сюжет о спасения храма Василия Блаженного, рассказанный архитектором Иваном Владиславовичем Жолтовским: на заседании Политбюро решался вопрос о реконструкции Москвы. Вошел Сталин, и Каганович, демонстрируя, как будет удобно танкам на парадах, если убрать с Красной площади храм Василия Блаженного, снял его с макета, но услышал голос вождя: «Поставь на место». Храм не тронули, передвинули к нему памятник Минину и Пожарскому, что вызвало протест Демьяна Бедного, бывшего в числе тех, кто ратовал за снос монумента. В ответ Сталин назвал поэта «Иваном, не помнящим родства» В сущности, генеральный секретарь ЦК ВКП(б) призвал большевиков вспомнить свое родство с Россией, научится уважать историю страны, которую они вслед за Лениным называли «тюрьмой народов» (штамп восходящий к книге маркиза де Кюстина «Россия»), всякое упоминание отечества считали белогвардейщиной, за слово «патриотизм» ставили к стенке.

Показательна резкая критика, которой Сталин подверг того же Демьяна Бедного за фельетон «Слезай с печки»: «Вы, – писал он поэту, – стали возглашать на весь мир, что Россия в прошлом представляла сосуд мерзости и запустения, что «лень» и стремление «сидеть на печке» является чуть ли не национальной чертой русских вообще, а значит и русских рабочих, которые, проделав Октябрьскую революцию, конечно, не перестали быть русскими. И это называется у Вас большевистской критикой! Нет, высокочтимый т. Демьян, это не большевистская критика, а клевета на наш народ».

Под влиянием Сталина в 1936 году была запрещена комическая опера «Богатыри», в которой осмеивалось крещение Руси. Вождь возмутился постановкой, и Комитет по делам искусств осудил спектакль как антипатриотический.

Восстановление в правах патриотизма и «прижизненная реабилитация» русского народа были вызваны вполне определенными социально-политическими причинами. Доктор исторических наук Дмитрий Олегович Чураков в замечательной работе «Сталинская национальная политика и решение «русского вопроса» СССР в 1920-1930 гг.», отметил, что в период, когда страна перешла к форсированной модернизации и увеличилась внешняя угроза, «без пробуждения творческой энергии самой крупной нации СССР дальнейшее развитие, само существование государства становилось немыслимым».   

В 30-е годы предпринимается ряд мер, отразивших новый курс национальной политики советского руководства. В их числе решение ограничить гонения на беспартийных специалистов, частичная амнистия и возвращение прав бывшим “кулакам”, упразднение социальных ограничений в области образования для выходцев из бывших господствовавших классов, постановление ЦИК о снятии с казачества ограничений по службе в Красной Армии и приказ наркома обороны о комплектовании территориальных и кадровых казачьих частей (на праздновании очередной годовщины ОГПУ чекисты с изумлением увидели в ложе Большого театра группу казачьих старшин в форме царских времен с золотыми и серебряными аксельбантами). В РККА были восстановлены прежние воинские звания. В учебные программы вернули изучение отечественной истории. Постановление ЦИК и СНК запретило аборты, в Уголовном кодексе ввели нормы, предусматривавшие наказание за гомосексуализм. Пропагандировался культ семьи и материнства, утверждался моральный кодекс, основанный на соблюдении норм общественного поведения. Был ликвидирован РАПП, открыт первый музей Достоевского, в Советскую Россию вернулись Горький, Толстой, Куприн, Прокофьев. С государственным размахом было отмечено столетие со дня смерти Пушкина, это делалось, чтобы вернуть страну к художественно-эстетической максиме, на которую раньше были ориентированы не только русский, но и все народы Российского государства, и которую олицетворял собой Пушкин, …

За всеми этими мерами стояли ум, воля и решимость Сталина. Было бы крайне поверхностно объяснять их исключительно политическим расчетом вождя. Его соратники по партии исходили из совсем других представлений о национальной политике, о том, как поступать с русскими рабочими и крестьянами. Вспомним идеолога ВКП(б) Бухарина: «Пролетарское принуждение во всех формах, начиная от расстрелов и кончая трудовой повинностью, является методом выработки коммунистического человека из человеческого материала капиталистической эпохи». В 1936 году в статье, посвященной Ленину, опубликованной в «Известиях» он высказал то же презрение к «обломовской России», что и Демьян Бедный пятью годами раньше. И получил резкую отповедь. «Вряд ли тов. Бухарин сумеет объяснить, – писал Сталин в «Правде», как это «нация Обломовых» могла исторически развиваться в рамках огромнейшего государства… Как русский народ создал таких гигантов художественного творчества и научной мысли, как Пушкин и Лермонтов, Ломоносов и Менделеев, Белинский и Чернышевский, Герцен и Добролюбов, Толстой и Горький, Сеченов и Павлов».

Как видим, Сталин в полемике с марксистами-ленинцами защищал русский народ с позиций национального лидера. Встать на эти позиции было не просто. «Рабочие не имеют отечества», сказал автор «Коммунистического манифеста», а Россию он видел страной «славянских варваров». Говорить в марксизме не об интернациональном, а национальном, и уж тем более об особой роли, которую призвано в социалистическом движении сыграть наше, якобы отсталое, отечество, было прямой ересью. Неверно думать, что Сталин занял национальную позицию после смерти Ленина, борясь с Троцким на XV партконференции, противопоставив его доктрине перманентной революции свою теорию возможности построения социализма в одной стране. Еще в июле 1917 года (Ленин скрывался тогда от преследований в Финляндии) Сталин, выступая с отчетным докладом ЦК о текущем моменте, отвечал тем, кто увязывал вопрос о победе революции в России с успехом революции на Западе: “Не исключена возможность, что именно Россия явится страной, пролагающей путь к социализму … Надо откинуть отжившее представление о том, что только Европа может указать нам путь”.

Глава Советского государства стал национальным лидером не только благодаря своей гениальной политической интуиции и силе стратегического мышления. Он сумел стать им в силу органичной причастности русскому миру. Сталин глубоко знал русскую культуру. Он перечитал еще в молодости всю классическую литературу. В семинарии и в ссылках его всегда видели с книгой. «Любил читать и любил говорить о прочитанном с полным знанием предмета, – писал о вожде Константин Симонов. – Он помнил книги в подробностях. Где-то у него была – для меня это несомненно – некая собственная художественная жилка, может быть, шедшая от юношеского занятия поэзией».

О том, как Сталин читал, можно судить по пометкам на полях им прочитанных книг. Например, напротив слов Толстого в «Воскресенье» о Нагорной проповеди, благодаря которой «само собой» уничтожатся насилие и установится «высшее доступное человечеству благо – царство Божие на земле», Сталин написал коротенькое: «ха-ха». Читая «Братьев Карамазовых», выделял в поучениях старца Зосимы: «Убегайте лжи, брезгливости убегайте», «…любовь деятельная сравнительно с мечтательною есть дело жестокое и устрашающее. Любовь же деятельная – это работа и выдержка» В том же романе Сталин отмечает слова старца Паисия: «Государство обращается в церковь… От Востока звезда сия воссияет». Не свидетельствует ли эта помета, что мысль о Москве как о Третьем Риме, мировом центре православия, которую он попытается осуществить на практике, была продиктована главе Советского государства не только соображениями геополитики? «Два Рима пали, третий – Москва – стоит, а четвертому не быть! И тому Риму третьему – державе Московской – единым хозяином отныне буду я один», – говорит Иван Грозный в фильме Эйзенштейна, и проекция на современность здесь была вполне очевидна. Известна роль Сталина в создании фильмов «Чапаев» и «Александр Невский», в создании крупнейшего произведения мировой литературы ХХ века романа «Тихий Дон». Расцвет советской музыкальной культуры, национальной оперы и балета также связаны с именем Сталина. Николай Семенович Голованов, главный дирижер Большого театра, вспоминал, что в годы гражданской войны «Сталин приезжал к нам в своей неизменно скромной шинели и будёновке, часто прямо с фронта. Он глубоко чувствовал, понимал и ценил истинно реалистическое искусство, радовался успехам Большого театра. Горячо любил он русскую оперную классику, особенно «Ивана Сусанина», «Пиковую даму», «Князя Игоря». Тихон Хренников заметил: «Сталин разбирался в музыке лучше нас».

Вождь СССР мыслил и действовал в рамках русской цивилизации как ее достойный представитель. «Уподобительная сила русских», о которой писал Данилевский, мощь русской культуры не могла не повлиять коренным образом на его сознание. Если оперировать представлениями этого мыслителя о славянском и, значит, русском культурно-историческом типе, мы обнаружим, что личность руководителя Советского Союза вполне им соответствует. В самом деле, по Данилевскому, основу славянского культурно-исторического типа составляют четыре черты: деятельность религиозная, культурная (наука, искусство, промышленность), политическая и социально-экономическая. Нетрудно видеть, что все эти черты присущи Сталину: последние три – в высшей степени, но и первой черте он отнюдь не был чужд, достаточно вспомнить роль вождя в восстановлении патриаршества на Руси. То есть по духу вождь Советской России был русским. В высшей степени характерно в этом отношении воспоминание Светланы Аллилуевой: ««Брат мой Василий как-то сказал мне: «А знаешь, наш отец раньше был грузином».

Приверженность Сталина русским цивилизационным и культурным ценностям имела значение не только для его личности, но сыграла огромную роль в истории СССР. В условиях кровавого хаоса, в которую вверг страну 1917 год, при почти абсолютном доминировании антирусских сил, поднятых на поверхность волнами революций, вернуть страну в национальное бытие и тем самым обеспечить продолжение ее роли как самостоятельного и мощного политического, экономического и культурного субъекта, оказалось под силу именно Сталину, и он принял на себя бремя власти русской государственности. Этот путь возврата России в свою историю невозможно было пройти без ошибок, порой очень тяжелых. Корабль Советского государства трепали сильнейшие бури, но маяк русской цивилизации, на который ориентировался капитан, не давал сбиться с цели. В этой связи думается, что причина роковых неудач тех, кто так долго и разрушительно мучает страну своими реформами, заключается, прежде всего, в цивилизационной несовместимости народа России и ее нынешней элиты. Притом, чем очевидней провал либеральных реформаторов, тем с большей злобой набрасываются они на Сталина, объявив теперь своей задачей десталинизацию нации. Задача эта, скажем прямо, невыполнима, потому Сталина не оторвать от страны, от русского народа, как не оторвать от нее, допустим, Николая II или Александра III. Впрочем, вождь СССР предвидел то, что будет происходить с его именем: «Когда я умру, на мою могилу нанесут много мусора, но ветер времени безжалостно сметет его».

Источник