Черная материя Петербурга

В городе Петербурге живут пять миллионов человек. Из них один миллион живет хорошо. Три миллиона живут удовлетворительно. То есть, плохо. И еще один миллион, последний миллион, живет неудовлетворительно, очень плохо, ужасно.

Тот один миллион, который живет хорошо, его везде видно. Он, кстати, думает, что живет недостаточно хорошо. У него высокие ставки по кредитам, реальные доходы уменьшаются, за границу не поехать, новый автомобиль не купить, из мифического «среднего класса» он постоянно вымывается в реальность пролетариата, людей наемного труда, каковыми большинство из миллиона и являются, и всегда являлись, но почему-то думали, что нет. Он, золотой миллион, думает, что живет недостаточно хорошо, но мы-то знаем, что он живет хорошо. А думает, что живет плохо, потому что не с теми себя сравнивает. Он сравнивает себя внутри страны почему-то с классом феодалов-чиновников и их сыновей, играющих роль «буржуазии», и на этом фоне думает, что живет плохо. Но это просто его, золотого миллиона, глупость. С чего бы ремесленнику или зеленщику сравнивать себя с герцогами и лендлордами? А во внешнем мире наш золотой миллион сравнивает себя с буржуа Парижа и Лондона, и опять думает, что ему чего-то недодали. Хотя по уровню развития производственных и прочих отношений правильно было бы сравнивать себя опять же с зеленщиками города Каира или Александрии египетской. И вот тогда, в правильной перспективе, золотой миллион Петербурга понял бы, что живет хорошо. Еще хорошо. Пока.

И вот, повторяюсь, тот миллион, который живет хорошо, его везде видно. Он в интернете, в социальных сетях. Он заполняет кафе во время комплексного обеда со скидкой, называемого бизнес-ланчем. Он круглые сутки стоит на дорогах в автомобилях и создает самому себе автомобильные пробки. По выходным он оккупирует все наличные торгово-развлекательные центры, где безудержно развлекается и даже немного торгует, то есть, покупает. Каждый вечер он забивает парковки перед гипермаркетами и стоит в очередях с тележками, в которых сыр, вино, фрукты, дезодоранты, памперсы и прокладки. Он в кинотеатрах и на концертах, его дети в платных группах развития, его родители с сиделками из Средней Азии и врачами платных клиник. Его много, его миллион, его везде видно и кажется, что весь город – это только он.

Три миллиона живут плохо. Они живут плохо даже по каирским стандартам. Ведь они живут в Петербурге, а не в Египте и не в Испании, у них даже бесплатного тепла и солнца нет, за всё надо платить, а платить нечем. Они бледные. Они одеты кое-как, не всегда по сезону, тем более не по моде. Они питаются не тем, чем хотели бы и пьют не то, что пили бы, если бы могли. Их тоже видно. Но их видно гораздо меньше. Потому что они не всегда передвигаются по земной поверхности. Часто они едут под землей. В метро. Под землей передвигаются всякие люди, из золотого миллиона тоже, но серебряных трех миллионов там больше. Они есть, они не невидимки. Они тоже бывают в кино, в кафе, в гипермаркетах, но реже – по праздникам, например.

Самое страшное – это пятый, последний миллион, железный миллион Кали-юги. Они невидимки. Их словно бы нет. Они редко едут в автомобиле. В автобусе и трамвае тоже нечасто. Их не так много в метро. Потому что тридцать пять рублей за жетон – это дорого. Скоро в метро их будет еще меньше, потому что жетон будет стоить сорок пять рублей. Они встречаются в магазинах, но не в тех магазинах, в которых бываете вы. У меня рядом с домом есть магазин. Я вижу их там каждый раз, когда захожу за продуктами. Они покупают хлеб, свеклу, макароны в развес. Они одеты не то чтобы плохо. А странно. Потому что ведь одежда сейчас стоит дешево, почему бы не одеваться не так странно? Я нормально себя чувствую рядом с ними, я сам так же одет, когда выхожу из дома. У меня только корзинка немного иначе заполнена: молоко, сухофрукты, минералка. Но вам было бы некомфортно. Я нормально себя чувствую рядом с ними не только потому, что одет так же. Я понимаю, что я ничем не отличаюсь. И завтра легко может случиться так, что у меня не будет денег даже на развесные макароны. Никуда я от них не ушел. А вы, многие, думаете, что оторвались окончательно и бесповоротно. Но это не так.

Главное, что это невидимые люди. Их почти не видит рынок. Социальные исследования их не замечают. Почти игнорирует бюджет. Политологи не учитывают. А они искажают всю картину мира, давя своей гравитацией, своей черной нигде не учтенной массой. Например, они приходят на выборы. Я видел их на избирательных участках всегда, когда работал в комиссии или сам избирался. Они приходят, кажется, все. Для них это единственный шанс поучаствовать в жизни общества, сказать свое слово. И они приходят. Золотой миллион приходит редко, из серебряных трех миллионов тоже не все, а вот они, железные батальоны, текут на участки сплошным потоком. Кому-то пообещали за голос пятьсот рублей. А это большие деньги. Кто-то хочет выразить себя, потому что пять лет смотрел телевизор, а функции лайкнуть или запостить камент у телевизора нет. Кто-то по привычке. Кто-то в отчаянии.

Они голосуют за «Единую Россию», потому что в ней Путин, а Путин вернул Крым. До которого никто из них никогда не сможет добраться, и не увидит сказочные скалистые берега, и лазурное море, купающее желтое солнце. Они голосуют за ЛДПР, потому что всё достало, а ЛДПР – за бедных, за русских. Иногда они голосуют за «Справедливую Россию», начитавшись желтых агитационных газет. За КПРФ они голосуют еще реже. За КПРФ голосуют серебряные три миллиона, и золотой миллион иногда голосует за КПРФ, но не все, конечно, а пополам, потому что на второй пополам и золотые, и серебряные голосуют за Путина, ведь Путин вернул Крым. А железные батальоны голосуют за коммунистов еще меньше и еще реже, чем те, кто чуть побогаче. Может быть, это странно. Может, наоборот. Но это искажает нашу картину мира, в которой бедные – за коммунистов, а богатые – за буржуинскую власть. Черная материя железного миллиона своей невидимой гравитацией искривляет электоральный стандарт.

Выборы – это ерунда. Это просто пример искривления. Важнее сама суть. Они, последний миллион жителей Петербурга, не только бедные, униженные и оскорбленные. Они невидимые. В наш век медиа таково самое великое унижение, и оскорбление, и самая отчаянная бедность. Кто они? Сами они себя не понимают и не осознают. Не сознают своих интересов. Если бы они понимали сами себя, они бы всё тут разломали к едрене фене. Потому что здесь всё для них сделано неправильно, потому что не для них сделано.

Кто-то должен дать им голос.

Кто-то должен понять их, посмотреть в душу. И рассказать, для себя, для них, для нас, для всех.

Кто они?

Часто это пенсионеры. У нас в России сорок три миллиона пенсионеров. В городе Петербурге пенсионеров сильно больше миллиона. Но не все пенсионеры ужасающе бедны. Многие живут хорошо или просто плохо, а не ужасно плохо. Зависит от детей, как устроены дети, потому что на пенсию, конечно, не проживешь. И есть пенсионеры, у которых нет детей, либо контакт с детьми потерян, либо, что чаще, дети – такие же бедняки и помочь не могут ничем.

Но многие солдаты железного миллионного батальона молоды или среднего возраста. Некоторые сильно пьют. И здесь вопрос: пьют ли от ужасающего своего положения? Или в положении таком потому, что пьют? Нет ответа на этот вопрос и быть не может, потому что замкнутый круг, тупик, неразомкнутая цепь. Некоторые не имеют нормальной работы. С них будут брать по двадцать тысяч рублей в год налога на безработность, а иначе откажут в услугах бесплатных врачей. Они к врачам и раньше ходили редко, и двадцати тысяч у них нет, и платить они не будут, а просто умрут еще раньше, чем планировали умереть. Другие работают, и работают тяжело, но получают мало, потому что так устроен рынок труда.

Есть и те, что имеют высшее образование. И читают книги. И могут сыграть на фортепиано, если фортепиано есть. Но всё это не имеет никакого значения. Нищета убивает любую интеллигентность и даже всякое человеческое достоинство. Но мы не видим, как это происходит. Это скрыто от посторонних глаз. Потому что они невидимки. Им незачем ходить и отсвечивать, у них нет особенных дел там, где мы находимся постоянно – в социальных сетях, гипермаркетах и торгово-развлекательных центрах.

И вот ведь еще что, снова. Их ровно столько же, сколько золотого миллиона. Ничуть не меньше. Но золотой миллион видно везде, а железный миллион нищеты никому не заметен. Так устроен современный город, так устроен современный мир. Их не видно. Но они есть.

И бывает так, что они поднимают свою голову и выходят в город не только на выборы, а и как-то иначе. И берут судьбу в свои руки. Потому что им нечего терять, всё уже пропито и потеряно. Они сильнее всех остальных в своем последнем бессилии. И тот, кто умеет говорить с ними, говорить на их языке, тот сможет немного перекроить этот мир. Изменить мир. Иногда в лучшую сторону. А чаще, как правило, нет.

Источник