«Повести Белкина» написаны Пушкиным осенью 1830 года в Болдино. Творческий подъём, который писатель обыкновенно чувствовал осенью, сказался в эту осень с особенной силой. В Болдине, по его собственным словам, он «писал, как давно уже не писал».

Кроме целого ряда произведений, Пушкин написал прозой пять повестей, которые издал в 1831 году, озаглавив их: «Повести покойного Ивана Петровича Белкина» —  «Выстрел», «Метель», «Гробовщик», «Станционный смотритель», «Барышня-крестьянка». Их предваряет предисловие «От издателя», связанное с «Историей села Горюхино».

Болдинская осень и творчество Александра Сергеевича

Однакожь нам пора. Ведь я рассказ
Готовил; а шучу довольно крупно
И ждать напрасно заставляю вас.

А.С. Пушкин, «Домик в Коломне», XXI октава

Многие привыкли воспринимать творчество Пушкина, как своего рода музыку — музыку стиха. Тем не менее Пушкиным не был бы Пушкиным, если бы дело ограничивалось только этой музыкой. Что-то другое притягивает многих людей в его творчестве, возможно это загадка сокрытая в его творчестве — то, что он хотел сказать нам, но не мог по ряду причин сказать открыто, а посему зашифровал в иносказательной, символьной форме. И именно в этом контексте стоит понять Пушкина, и, в первую очередь, повести Белкина.

Итак, осенью 1830 года А.С. Пушкин отправился в Болдино, чтобы уладить свои дела перед бракосочетанием с Н.Н. Гончаровой, но в Нижегородской и близлежащих губерниях в это время разразилась эпидемия холеры, и был объявлен карантин. Весь сентябрь, октябрь и ноябрь Пушкин был фактически заперт в Болдино: воля Случая. Для России и всех почитателей его таланта этот карантин обернулся неоценённым даром.

По мнению всех исследователей творчества поэта — «Болдинский период» осени 1830 года  — самый плодотворный за всё время его творчества.

И среди всего написанного поэтом в этот период «Повести Белкина» занимают особое место: они полны загадок и отличаются особой закрытостью, благодаря которой, возможно, ни сами повести, ни их глубинный смысл не был понят ни современниками Пушкина, ни его потомками. И это вопреки тому, что сам Пушкин свидетельствовал, что его произведения несут в себе некий скрытый смысл.

Пушкин о судьбе своей первой прозы

Так, в предисловии к «Домику в Коломне» в издании П.О. Морозова 1896 года читаем:

«Рецензия (на поэму: авт.) явилась в Литературном Прибавлении к Русскому Инвалиду 1833, N 69. По словам Анненкова, повесть «почти всеми принята была за признак конечного падения нашего поэта. Даже в обществе старались не упоминать о ней в присутствии автора, щадя его самолюбие… Пушкин всё это видел, но не сердился и молчал…»

А вот выдержка из письма Пушкина издателю П.А. Плетнёву из Москвы 9 декабря 1830 года:

«Скажу тебе (за тайну), что я в Болдине писал, как давно уже не писал. Вот что я привёз сюда: две последние главы Онегина, восьмую и девятую, совсем готовые в печать; повесть, писанную октавами (стихов 400), которую выдадим anonyme; несколько драматических сцен или маленьких трагедий, именно: «Скупой рыцарь», «Моцарт и Сальери», «Пир во время чумы» и «Дон Жуан». Сверх того, написал около тридцати мелких стихотворений. Хорошо? Ещё не всё (весьма секретное, для тебя единого): написал я прозою пять повестей, от которых Баратынский ржёт и бьётся, и которые напечатаем также anonyme. Под моим именем нельзя будет, ибо Булгарин заругает».

О десятой главе, написанной 19 октября, поэт умолчал. Она тоже была написана в Болдино, дошла до нас в зашифрованном виде. По мнению пушкинистов, оригинал уничтожен, но мы придерживаемся другого мнения.

В этом первом письменном свидетельстве о «Повестях Белкина» важны акценты. Судьбой своих прозаических повестей Пушкин озабочен, по-видимому, более всего. Он не без гордости наблюдает за восторгом Баратынского, — судьи весьма взыскательного, — и, кажется, с нетерпением ожидает последствий своего эксперимента. Он предугадывает реакцию Булгарина, претендующего на звание первого прозаика, и стремится оградить свое детище от критических атак. Он требует от Плетнёва совершенной секретности, — даже большей, нежели в отношении полемического «Домика в Коломне».

Таких мер предосторожностей он обычно не принимал — возможно одной из причин было то, что с «Повестями Белкина» Пушкин впервые выступал как прозаик. Говорим «впервые», потому что «Арап Петра Великого» не был закончен и напечатанные главы не давали полного представления о тех принципах повествования, которые стремился утвердить Пушкин.

«Повести Белкина» должны были взять на себя эту роль. Когда лицеист П.И. Миллер в 1831 году увидел у Пушкина уже отпечатанную книжку «Повести покойного Ивана Петровича Белкина, изданные А.П.» и осведомился об авторе, Пушкин ответил:

«Кто бы он там ни был, а писать повести надо вот этак: просто, коротко и ясно».

«Повести Белкина» имеют пророческий смысл

«Повести Белкина» — это пять отдельных историй о простых людях, разбросанных по всему пространству огромной Российской империи. Это и драма, и комедия, и пародия. Сюжеты их вполне гармоничны для реалий того времени. Но и сейчас они привлекают своей какой-то загадочной новизной, своевременностью каждого, кто вдумчиво в них вчитывается.

Писались повести необыкновенно быстро:

• 9 сентября 1830 года закончен «Гробовщик»,
• 14 сентября — «Станционный смотритель» и предисловие «От Издателя»,
• 20 сентября — «Барышня-крестьянка»,
• 14 октября — «Выстрел»,
• 20 октября — «Метель».

Между тем к 1831 году русская проза обладала не слишком большим опытом; ещё в 1825 году Пушкин жаловался на «необработанность» языка прозы, на необходимость «создавать обороты для изъяснения понятий самых обыкновенных», то есть по факту на отсутствие литературного русского языка для адекватного описания явлений окружающей жизни. Этот язык Пушкину теперь предстояло создавать в своём собственном творчестве, чтобы потом он стал достоянием Русской цивилизации.

Говорят, что если бы Пушкин больше вообще ничего бы не написал, то уже стал гениальным писателем. Высочайшая концентрация творческой активности писателя именно в этом периоде говорит, что все произведения этого периода носят особенно важный, а, если смотреться в них, то и пророческий смысл.

Отзывы писателей и критиков о произведении «Повести Белкина»

Как понимали «Повести Белкина» до сих пор? Прежде приведём ряд отзывов критиков и писателей того времени о данном произведении.

Фёдор Михайлович Достоевский:

«…и летописец, что и Отрепьев, и Пугачёв, и патриарх, и иноки, и Белкин, и Онегин, и Татьяна — всё это Русь и русское. <…> где же это русское семейство, которое хотел изобразить Пушкин, в чём его русский дух, что именно изобразил он русского? Ответ ясен: надобно хоть немножко понимать поэзию. Отбросим всё, самое колоссальное, что сделал Пушкин; возьмите только его «Песни западных славян», прочтите «Видение короля»: если вы русский, то вы почувствуете, что это в высочайшей степени русское, не подделка под народную легенду, а художественная форма всех легенд народных, форма, уже прошедшая через сознание поэта и, главное,— в первый раз нам поэтом указанная…»

(«Собрание сочинений в 15 томах», т. 11, «III. Книжность и грамотность. Статья первая»,1993 год),

«…Но обращусь лучше к нашей литературе: всё, что есть в ней истинно прекрасного, то всё взято из народа, начиная со смиренного, простодушного типа Белкина, созданного Пушкиным. У нас всё ведь от Пушкина…»

(«Собрание сочинений в 15 томах», т. 13, «II. О любви к народу», 1994 г.)

Лев Николаевич Толстой:

«…Вы не поверите, что я с восторгом, давно уже мною не испытываемым, читал это последнее время … «Повести Белкина», в 7-й раз в моей жизни. Писателю надо не переставать изучать это сокровище. На меня это новое изучение произвело сильное действие…»

(Л.Н. Толстой — П.Д. Голохвастову, 30 марта 1873 года, Ясная Поляна)

«…Давно ли вы перечитывали прозу Пушкина? Сделайте мне дружбу — прочтите сначала все «Повести Белкина». Их надо изучать и изучать каждому писателю. Я на днях это сделал и не могу вам передать того благодетельного влияния, которое имело на меня это чтение. Изучение это чем важно? Область поэзии бесконечна, как жизнь; но все предметы поэзии предвечно распределены по известной иерархии и смешение низших с высшими, или принятие низшего за высший есть один из главных камней преткновения. У великих поэтов, у Пушкина, эта гармоническая правильность распределения предметов доведена до совершенства. Я знаю, что анализировать этого нельзя, но это чувствуется и усваивается. Чтение даровитых, но негармонических писателей (тоже музыка, живопись) раздражает и как будто поощряет к работе и расширяет область; но это ошибочно; а чтение Гомера, Пушкина сжимает область и если возбуждает к работе, то безошибочно…»

(Л.Н. Толстой — П.Д. Голохвастову, 7 апреля 1873 года, Ясная Поляна)

Загадки «Повестей Белкина»

Следует понимать, что практически во всех произведениях Александра Сергеевича есть скрытый, второй слой смысла, зашифрованный с помощью определённых символов. Термин «второй смысловой ряд» впервые введён Андреем Белым в процессе анализа пушкинского «Медного всадника». При этом в баснях у Эзопа, как и у нашего «дедушки Крылова», в символической форме животных зашифрованы характеры людей и их взаимоотношений, а у Пушкина в его произведениях действуют люди, которые символизируют собою определённые социальные явления и группы.

Сюжет его произведений, таким образом, отражает возможные сценарии развития общества, увиденные автором и рассказанные языком поэзии. Наиболее ярким сборником таких сценариев развития России, написанных в художественной форме незамысловатых историй, и является цикл «Повестей Белкина».

Изданием повестей занимался Плетнёв. В письме к нему (около 15 августа 1831 года) Пушкин просил:

«Смирдину шепнуть моѐ имя с тем, чтобы он перешепнул покупателям».

В конце октября 1831 года повести вышли в свет под названием «Повести покойного Ивана Петровича Белкина, изданные А.П.». С полным обозначением имени автора «Повести Белкина» вышли в 1834 году в книге «Повести, изданные Александром Пушкиным». На этом пока остановимся, чтобы пояснить одно, на первый взгляд далѐкое от темы обстоятельство.

«Мы — ленивы и не любопытны»

— писал Пушкин и видимо предполагал, что его читатели в России в далёком будущем будут не ленивы, а главное — будут ещё сотворцами своих судеб; и соответственно будут способны познавать Мир самостоятельно, а не жить готовыми рецептами.

В статье, посвящённой Сократу, «Советский энциклопедический словарь» (1987 год) характеризует его следующими словами:

«один из родоначальников диалектики, как метода отыскания истины путѐм постановки наводящих вопросов».

Психика человека генетически запрограммирована так, что: наше мировоззрение и миропонимание представляют собой совокупность разграниченных меж собой информационных модулей разного характера и взаимосвязей между ними; мы мыслим разграниченными информационными модулями, принадлежащими нашему мировоззрению и миропониманию, связывая их друг с другом и с объективной реальностью, информацию о которой воспринимаем непосредственно при помощи чувств, либо опосредованно — через приборную базу науки и техники и через других людей.

Т.е. диалектика как метод познания запрограммирована для нас генетически. Но в силу уникальности всякого познавательно-творческого акта, обусловленности его конкретикой обстоятельств, диалектика — искусство и потому не поддаётся формализации; соответственно «диалектика» по Гегелю и Марксу — от лукавого.

Чтобы ответить на загадки «Повестей Белкина», зададимся вопросами:

1. Для чего Пушкин сделал автором повестей несуществующего «писателя» Ивана Петровича Белкина, а сам ушёл в анонимы?
2. Зачем Пушкину понадобился анонимный друг и сосед И.П. Белкина, который прислал издателю (Пушкину) биографию «писателя»?
3. Почему рассказчиков историй четверо (И.П. Белкин только записал эти истории), а повестей — пять? (** В самом деле, в рукописи г. Белкина над каждой повестию рукою автора надписано; слышано мною от такой-то особы (чин или звание и заглавные буквы имени и фамилии). Выписываем для любопытных изыскателей: «Смотритель» рассказан был ему титулярным советником А. Г. Н., «Выстрел» подполковником И. Л. П., «Гробовщик» приказчиком Б.В., «Метель» и «Барышня» девицею К. И. Т.).
4. С какой целью поэт изменил хронологию повествования, переставив «Выстрел» и «Метель» в начало повестей, хотя хронологически они завершают их?
5. Почему из пяти повестей только события «Метели» привязаны к реальной хронологии: 1811 — 1812 годы?

Чтобы найти ответы на эти вопросы, расположим повести в хронологической последовательности их написания и сопоставим их персонажам-символам определённые социальные явления:

Таблица показывает, что хотя «Домик в Коломне» не включён в цикл «Повестей Белкина», но с ним органически связан, и эта связь (более существенная, чем желание Пушкина издать его анонимно) до сих пор не замечена никем из пушкинистов. Действительно в «Повестях Белкина» и в «Домике в Коломне» по существу — одни и те же персонажи, хотя у них разные имена и имеются некоторые различия, обусловленные своеобразием сюжетов.

Так, если в первых трёх повестях — «Гробовщик», «Станционный смотритель», «Барышня-крестьянка» — обязательно присутствует вдовец, то в «Домике в Коломне», «Выстреле» и «Метели» — их заменяет вдова. В повестях и в поэме обязательно есть дочь вдовца (или вдовы). Далее идут персонажи, по своему значению в повестях и поэме аналогичные друг другу. И если это всё иносказание о чём-то сокровенном, то каким явлениям соответствуют идентичные персонажи внешне разных сюжетов? Откуда и как появился «Домик в Коломне», органично вписавшийся в матрицу (так будем дальше называть таблицу) «Повестей Белкина»?

Отвечая на эти вопросы, поставим себя на место поэта после завершения первых трёх повестей. Каждый писатель, приступая с утра к работе над темой, замысел которой либо не созрел окончательно, либо в перерыве работы над темой пришли какие-то новые мысли, как правило, перечитывает написанное, вносит какие-то уточнения. И, если им не было 4 изначально задумано, чтобы в каждой повести обязательно был вдовец (вдова), дочь, то он при прочтении не может не обратить внимания на такие совпадения, даже если они в процессе творчества возникли «случайно».

Здесь надо вспомнить, что именно в Болдинский период Пушкиным было сформулировано кредо — как относиться к случайностям:

«Провидение не алгебра. Ум ч<еловеческий>, по простонародному выражению, не пророк, а угадчик, он видит общий ход вещей и может выводить из оного глубокие предположения, часто оправданные временем, но невозможно ему предвидеть случая — мощного мгновенного орудия Провидения».

Фраза начинается и заканчивается Провидением, т.е. Провидение объемлет общий ход вещей, а ум человеческий, если он видит его, — способен выводить из него некоторые предположения, которые если не всегда, то зачастую подтверждаются временем, но Случай — в монопольной власти Провидения.

Холерный карантин, первые три повести — это и есть те самые «Случаи», которые в исключительной компетенции Провидения. И Пушкин, следуя такому ходу мыслей, не мог не вспомнить ещё один Случай, имевший место двумя годами ранее.

В один из вечеров осени 1828 года в доме Карамзиных собралось петербургское общество, и там Пушкин рассказал увлекательную историю, в которой среди действующих лиц была вдова без имени, её дочь Вера, некий странный персонаж по имени Варфоломей, обернувшийся чёртом, графиня и другие персонажи, схожие с персонажами «Повестей Белкина».

Общество, охочее до не утомляющих развлечений, было в восторге от рассказа поэта, а утром в гостиницу, где он остановился, пришёл Владимир Павлович Титов (1807 — 1892) и принёс запись этой истории, испросив разрешения напечатать её. Пушкин сделал небольшие правки, и дал согласие на её публикацию. Так она появилась в журнале «Северные цветы» в 1829 году под названием «Уединённый домик на Васильевском» за подписью — Тит Космократов (псевдоним В.П.Титова). Познакомившись с этой вещью, убеждаемся: это действительно первый вариант «Домика в Коломне», рассказанный Пушкиным в доме Карамзиных за два года до его поездки в Болдино

«Уединённый домик на Васильевском» — и шуточная история, и предпосылка ко всему Болдинскому циклу и «Домику в Коломне». По нашему мнению, в её сюжете на бессознательных уровнях психики Пушкин уже видел алгоритмику развития России и социальные явления, образы которых он по ходу истории обозначал понятными для «толпы забавной» персонажами-символами. Но зачем шифровать и уклоняться от авторства? Почему бы не написать прямо о будущем России? Ответ на этот вопрос и подтверждение нашим догадкам находим в ХХ октаве предисловия к поэме (в переизданиях, выходивших после 1917 года, из числа 22 первых октав предисловия «пушкинистами» изъяты именно те, где говорится о наличии в последующем тексте скрытого смысла).

Ах если бы меня под лёгкой маской
Никто в толпе забавной не узнал,
Когда бы за меня своей указкой
Другого строгий критик пощелкал.

Кого же поэт называл «толпой забавной»? Известно кого — своих первых читателей и критиков, самодовольных, исторически близоруких и беззаботных. Других — не было. «Другие» — не умели ни читать, ни писать: даже в 1917 году порядка 85 % населения империи было безграмотным. Послание же должно было дойти именно до «других», но для этого надо было обойти «забавных», дав им «как бы ответ». В Болдино в полном одиночестве и сосредоточенности — уже не до шуток. Об этом — в XXI октаве «Домика в Коломне»:

Однакожь, нам пора. Ведь я рассказ
Готовил; а шучу довольно крупно
И ждать напрасно заставляю вас..

Из таблицы видно, что по завершении «Домика в Коломне» Пушкин определился с символикой второго смыслового ряда матрицы будущего России, и только после этого приступил к написанию «Выстрела» и «Метели».

Метод динамического программирования

Механизм проектирования и осуществления проектов будущего был известен в эзотерике задолго до того, как американский математик Р. Беллман формализовал его в алгоритме метода динамического программирования (МДП). После этого МДП стал широко применяться для оптимизации решений разного рода задач, допускающих представление решения как последовательности множеств состояний и путей перехода из одного состояния в другие. Но МДП работоспособен потому, что в Природе есть первооснова, которой соответствует его алгоритм. Некоторые люди, анализируя прошлое на длительных интервалах времени, обращали внимание на то, что их желания обладали способностью сбываться. Если множества возможных состояний образуют хронологическую последовательность, то расчѐтная схема МДП может быть построена как из реального настоящего в прогнозируемое определѐнное будущее, так и из прогнозируемого будущего в реальное настоящее.

«ИСТОРИЯ ОТ БАРРИ»

Описана она Б.Файрберном — 78-летним английским психотерапевтом, девиз жизни которого “I am very curious” (Я очень любопытен).:

Много лет назад я хотел пройти дополнительное обучение, это стоило приличных денег в те времена. Я думал, как же мне этот курс пройти. У меня было около десяти разных вариантов, которые я мог бы попробовать испытать.

Один вариант был поступить на работу в одну организацию на пару лет и тогда они бы мне это обучение сами оплатили, другой — работать по ночам в телефонной компании, а третий — поехать на заработки в Австралию, куда можно было добраться за небольшие деньги, а заработать денег – гораздо больше, чем в Англии. Вариантов было так много, что я даже не знал, какой из них предпочесть.

И я подумал: «Хорошо, давай-ка я это задом наперед проработаю». Когда вы смотрите на лабиринт и вам говорят: «Предположим, что вы в середине лабиринта, как вы будете искать путь наружу?» Я бы сделал наоборот, начал бы от выхода и стал бы искать, как к центру прийти. Допустим, конечная цель — пройти курс. Какой шаг есть непосредственно перед этим? Что говорит мне интуиция? Что должно произойти перед этим? Моя интуиция сказала, что надо заплатить. Сразу же часть опций отпала. Я задавал вопрос: какой более ранний шаг, какой более ранний шаг… Пока не добрался до настоящего времени. К этому моменту пропали все варианты, кроме одного. В те времена было довольно трудно получить деньги в банке.

Я спросил себя: «Как я заплачу за этот курс?» — «Можно взять заём в банке». Написал: заём.

А что нужно, чтобы получить заем? Нужно, чтобы у меня там был текущий счет, и чтобы было какое-то движение денег на счету. Что раньше, чем это? Чтобы был хороший поток, нужна работа. К тому времени я уже съехал от своих родителей, у меня была подружка.

Несмотря на то, что у меня был опыт консультирования, я был в чужом городе, в Лондоне, там у меня не было связей…

И я подумал, что если уж заниматься чем-то самостоятельно, то надо заниматься консультированием. Если я буду заниматься этим в Лондоне, надо решить, в какой части Лондона я буду заниматься этим. Есть такой район, он называется Хэмпстед. Если я буду в этом районе, значит мне нужна там квартира. Чтобы заплатить за квартиру, нужна залоговая сумма, которой у меня не было. Чтобы эту сумму заработать, нужны клиенты на какое-то время. Чтобы у меня клиенты появились, мне нужен костюм поприличней.

В те времена, кроме всего прочего, я проектировал себе одежду. Рисовал её на бумаге, нес к портному и он по моему рисунку делал мне одежду. Для начала мне нужен такой клиент, чтобы я мог заплатить за костюм. Для того, чтобы мне этот костюм нарисовать, мне нужен большой листок бумаги и кнопки, чтобы повесить его на стенку. В этот момент я очень удивился, потому что уже месяц думал о том, чтобы сходить за кнопками. Я пошел купил эти кнопки, нарисовал костюм, сижу смотрю на него, и тут звонит телефон: «Парень, я хочу к тебе на консультацию». И суммы, которую он заплатил, оказалось достаточно, чтобы сшить костюм. И так далее…

Я оказался в Хэмпстеде, начал там работать. Я был удивлен тем, что дело сдвинулось от такого крохотного шага … Ведь все другие варианты казались такими значительными: в Австралию поехать, контракт какой-то страшный подписать… А тут оказалось, что надо было просто сходить за кнопками. Причина того, почему вы так долго добираетесь из места, где вы есть, в место, где вы хотите быть, в том, что в последовательности шагов что-то пропущено. Бывает, что вы неосознанно делаете шаг, не понимая, что он тоже является шагом в направлении к вашей цели. А роль играют не сами шаги, а скорей промежутки времени между шагами.

Это говорит о двух неформальных соотношениях реальной жизни, лежащих вне алгоритма метода:

1. МДП формально алгоритмически не различает причин и следствий. И потому каждая конкретная его интерпретация в прикладных задачах должна строиться на неформальном учёте реальных обусловленностей следствий причинами.
2. Если прогностика в согласии с иерархически наивысшим всеобъемлющим управлением (Богом), а частное управление, вложенное во всеобъемлющее управление, осуществляется квалифицировано, в силу чего процесс частного управления протекает устойчиво, то НЕ СУЩЕСТВУЕТ УПРАВЛЕНЧЕСКИ ЗНАЧИМОЙ РАЗНИЦЫ МЕЖДУ РЕАЛЬНЫМ НАСТОЯЩИМ И ИЗБРАННЫМ БУДУЩИМ. Последнее означает, что процесс целостен, по какой причине ещё не свершившееся, но уже нравственно избранное и объективно не запрещённое Свыше будущее, в настоящем защищает тех, кто его творит: начиная от защиты психики от наваждений до защиты от целенаправленной «физической» агрессии. Т.е., если в матрице возможных состояний и переходов в ладу с иерархически наивысшим всеобъемлющим управлением (Богом) избран определённый путь, то этот путь сам — и защита, и оружие, и средство управления. Его только надо энергетически поддерживать. Но для пользования в жизни МДП и сопутствующими его освоению неформализованными в алгоритме жизненными проявлениями матриц перехода, необходимо СОБЛЮДЕНИЕ ГЛАВНОГО из условий: в задачах оптимизации процессов управления метод динамического программирования реального осуществления спроектированного будущего работоспособен только, если избрано завершающее процесс определённое состояние. Это завершающее состояние должно быть заведомо устойчивым и приемлемым процессом, объемлющим и несущим оптимизируемый МДП частный процесс. Но выбор определённых характеристик процесса, в который должна войти управляемая система по завершении алгоритма МДП, лежит вне его — в области «мистики» или в области методов, развитых в нематематических по своему существу науках и ремёслах.

Вот теперь можно понять, почему Пушкин, не зная о МДП, воспользовался лежащим в его основе механизмом программирования будущего и поставил «Выстрел» и «Метель» в начало повестей: в «Метели» он нашёл и символически выразил наилучший вариант матрицы будущего России. Так мы получили ответ на 4-й вопрос — почему Пушкин изменил хронологию повествования? Из таблицы-матрицы также видно, что вариантов матрицы будущего (в той постановке задачи по проектированию будущего, которую избрал Пушкин) было всего два: либо «Барышня-крестьянка» либо «Метель» — здесь и ответ на 3-й вопрос (почему повестей 5, а рассказчиков 4: обе повести И.П.Белкину рассказала девица К.И.Т.).

Почему же поэта не удовлетворил вариант «Барышни-крестьянки»? Как известно данная повесть завершается банально — Алексей Берестов и Лиза Муромская, преодолевая искусственно созданные родителями преграды, наконец-то находят друг друга. Т.е. вполне логично предположить, что этот союз благословили родители молодых и церковь, после чего они счастливо зажили в браке. Следуя символике таблицы, это означает, что чаяния народа нашли своё выражение в лице того, кто претендует на их адекватное выражение (в данном случае — либеральная интеллигенция). Однако из сюжета повести следует, что данный союз построен на лжи: Лиза, ради встречи с Алексеем, выдала себя за крестьянскую девушку Акулину. Но если следовать логике жизни, а не логике схемы, то надо знать: лжи во спасение не бывает. Соответственно в умолчаниях «Барышни-крестьянки» остаётся и вариант несчастливого продолжения — возникают размолвки, и Алексей заявляет Лизе: вообще-то я полюбил не интриганку-Лизу, а бесхитростную Акулину. Именно поэтому, на наш взгляд, Пушкин отверг такой вариант развития событий и приступил к написанию «Выстрела» и «Метели».

При изучении таблицы-матрицы может возникнуть вопрос:

«А зачем Пушкину нужна была повесть «Выстрел»? Какую роль играет в ней история Сильвио, который «казался русским, а носил иностранное имя»?

Пушкин на примере жизни Сильвио хотел показать: прежде чем стать человеком, необходимо избавиться от личностного демонизма. Сильвио пять лет жил только одним чувством — чувством мести, причём мести человеку, которого сам же и оскорбил, чтобы вызвать на дуэль. И вот портрет Сильвио после того как он узнал, что может наконец-то удовлетворить это дьявольское чувство:

«Мрачная бледность, сверкающие глаза и густой дым, выходящий изо рту, придавали ему вид настоящего дьявола».

А вот финальная сцена повести:

— Будете ли вы стрелять или нет? — спросил граф Б.
— Не буду, — отвечал Сильвио, — я доволен: я видел твоё смятение, твою робость; я заставил тебя выстрелить по мне, с меня довольно. Будешь меня помнить. Предаю тебя твоей совести.

Если вспомнил о совести — конец демонизму.

Следует обратить внимание и на следующий факт: ни в одной из повестей Бог, как Вседержитель, не фигурирует, за исключением «Метели». И хотя в «Метели» Бог прямо себя не проявляет, однако опосредованно метель — одно из главных действующих «лиц» повести и она, как явление случайное, — во власти Бога: метель разлучает Машу с Владимиром Николаевичем и метель же соединяет её с полковником Бурминым. Это означает, что Пушкин будущее России без Бога не видел, и потому завершающее определённое состояние, описанное в «Метели», он посчитал заведомо устойчивым и приемлемым по отношению к процессам, описанным в остальных повестях и поэме.

Тем более что в «Домике в Коломне» есть указание на это: Параша (символ народа) «молилась Богу тихо и прилежно и не казалась Им развлечена. Смиренье в ней изображалось нежно», в отличие от графини (символ либеральной интеллигенции), которая «входила в церковь шумно, величаво, молилась гордо — где была горда?». Не правда ли — очень современно! По этой же причине только эту повесть Пушкин привязал к конкретному времени — к 1812 году.

Послесловие

Александр Сергеевич Пушкин проектировал будущее России на уровне второго смыслового ряда своих произведений, и, как мы убедились, анализируя болдинский период его творчества, сумел защитить матрицу перехода к этому будущему иносказательностью. Творчество Пушкина ясное, светлое, совершенное и загадочное. Поэтому прочесть и понять Пушкина, разгадать его загадки — не каждому по силам. С.А. Есенин сказал:

«Постичь Пушкина — это уже нужно иметь талант»

Пушкин бессмертен. Он живёт в духе народном и скоро явит себя, как это и предсказал Н.В. Гоголь:

«Пушкин есть явление чрезвычайное и, может быть, единственное явление русского духа: это русский человек в его развитии, в каком он, может быть, явится через двести лет».

Источник