11 ноября 1821 года родился Фёдор Михайлович Достоевский (1821 — 1881) — один из самых значительных и известных в мире русских писателей и мыслителей. Достоевский является классиком русской литературы и одним из лучших романистов мирового значения. Его произведения занимают достойное место в сокровищнице всемирной литературы, «Братья Карамазовы» входят в число 100 величайших романов всех времён. Писатель — член-корреспондент Петербургской АН с 1877 года.

Что составляет зерно мировоззрения автора, почему ответы на вопросы, мучающие российское общество сегодня, можно найти в произведениях писателя? Что такое «актуальность Достоевского» и почему его не любят либералы?

Наступит нечто такое, чего никто и не мыслит
Ф.М.Достоевский

«Жестокий талант», «икона самопознания», «великий провидец» — какими только эпитетами не награждали Федора Михайловича. Чтобы постичь Достоевского, может порой не хватит и целой жизни, ибо познать то придется в первую очередь самого себя.

Вспомним, что сказал Гете:

«Люди не знают, как много времени и труда необходимо, чтобы научиться читать. Я затратил на это восемьдесят лет жизни и все ещё не могу сказать, что достиг цели». 

Научиться читать, в смысле — научиться понимать писателя. А понять Достоевского значит, в первую очередь, постичь через него себя. Готов ли читатель к этому весьма не простому эксперименту над собой? Как сказал сам Федор Михайлович:

«Самопознание — это хромое наше место, наша потребность».

А начать, наверно лучше всего с личности самого Достоевского, с его непростой биографии, с того сложного пути, который полностью перевернул мировоззрение и определил его жизненное кредо.

Краткая биография писателя

Фёдор Михайлович Достоевский родился 11 ноября 1821 года в Москве. Он был вторым из 7 детей, оставшихся в живых.

По линии отца, Достоевские — одна из ветвей рода Ртищевых, который берёт своё начало от Аслан-Челеби-мурзы, крещённого московским князем Дмитрием Донским. Ртищевы входили в ближайшее окружение князя Серпуховского и Боровского Ивана Васильевича, который в 1456 году, рассорившись с Василием Тёмным, уехал в Пинск, находящийся в то время в составе Великого княжества Литовского. Там Иван Васильевич стал князем Пинским. Степану Ртищеву он пожаловал сёла Калечино и Леповицу. В 1506 году сын Ивана Васильевича, Фёдор, пожаловал Даниле Ртищеву часть села Достоева в Пинском повете. Отсюда и «Достоевские». Предки писателя по отцовской линии с 1577 года получили право на использование Радвана — польского дворянского герба,

Когда Достоевскому было 16 лет, его мать умерла от чахотки, и отец отправил старших сыновей, Фёдора и Михаила (впоследствии также ставшего писателем), в пансион К.Ф. Костомарова в Петербурге.

1837 год стал важной датой для Достоевского. Это год смерти его матери, год смерти Пушкина, творчеством которого он (как и его брат) зачитывался с детства, год переезда в Петербург и поступления в Главное инженерное училище. В 1839 году его отец был убит, возможно, это сделали его крепостные крестьяне. Достоевский участвовал в работе кружка Белинского. За год до увольнения с военной службы Достоевский впервые перевёл и издал «Евгению Гранде» Бальзака (1843). Год спустя вышло в свет его первое произведение «Бедные люди», и он сразу стал знаменитым: В.Г. Белинский высоко оценил это произведение. Но следующая книга «Двойник» натолкнулась на непонимание.

С 1872 по 1878 годы писатель прожил в городе Старая Русса Новгородской губернии. Эти годы жизни были очень плодотворными:

• 1872 — «Бесы»,
• 1873 — начало «Дневника писателя» (серия фельетонов, очерков, полемических заметок и страстных публицистических заметок на злобу дня), 1
• 875 — «Подросток»,
• 1876 — «Кроткая».

В последние несколько лет жизни 2 события стали особо значимыми для Достоевского. В 1878 году император Александр II пригласил к себе писателя, чтобы представить его своей семье, и в 1880 году, всего лишь за год до смерти, Достоевский произнёс знаменитую речь на открытии памятника Пушкину в Москве. В эти же годы писатель сблизился с консервативными журналистами, публицистами и мыслителями, переписывался с видным государственным деятелем К.П. Победоносцевым.

Несмотря на известность, которую Достоевский обрёл в конце своей жизни, поистине непреходящая, всемирная слава пришла к нему после смерти. В частности, Фридрих Ницше признавал, что Достоевский был единственным психологом, у которого он мог кое-чему поучиться («Сумерки идолов»).

Умер писатель 9 февраля 1881 года, похоронен на Тихвинском кладбище Александро-Невской лавры в Санкт-Петербурге.

Влияние Достоевского на мировую культуру

Пожалуй, мало в мировой литературе писателей, которые оказывали бы такое сильнейшее влияние на умы и вызывали бы такие диаметрально противоположные оценки — от восторженного приятия до прямой ненависти, — как Ф.М. Достоевский.

«Достоевский даёт мне больше, чем любой научный мыслитель» (А. Эйнштейн);

«Он видел человеческую душу во всём и везде» (В. Соловьев)

«Неоспоримо и несомненно: Достоевский — гений, но это злой гений наш» (М. Горький)

И ленинское «архискверный Достоевский». Да и у многих простых читателей творчество Достоевского вызывает отторжение.

Отворачиваются от Достоевского те, кто не хочет видеть разверзающиеся (Широко открыть, раздвинуть. Р. пасть. Толковый словарь Ожегова. С.И. Ожегов, Н.Ю. Шведова. 1949 — 1992 — наше прим.) бездны: открываются те самые «концы и начала», которые для человека в «насущном видимо-текущем», как пишет Достоевский, нечто «всё ещё фантастическое». Возникают совсем другие точки отсчёта для любого события: оно вдруг оценивается совсем не в той перспективе, в какой человек его привык оценивать и в какой ему удобно его оценивать. Мы на всё начинаем смотреть с точки зрения вечности. Этим творчество Достоевского сильно и современно.

В романах Достоевского рассыпаны такие смыслы, которые в момент создания произведений были не очевидны. Тогдашние читатели не поверили ни «Бесам», ни «Подростку», ни «Братьям Карамазовым», ни «Дневнику писателя». Только спустя годы заговорили:

«Всё сбылось по Достоевскому».

Сначала — после революции 1905 года — Дмитрий Мережковский, затем — в пятилетний юбилей революции 1917 года — Валериан Переверзев.

Ключевой темой творческих поисков Достоевского во всех произведениях был вопрос о совести и этике взаимоотношений людей. Этот вопрос Достоевский во всех своих произведениях разрешал посредством этики исторически-сложившегося христианства. Потому его произведения мрачны и катастрофичны, как и Библия.

К сожалению, изучая душу человеческую, Достоевский не смог подняться над библейской этикой, сделав её основой алгоритмики своих произведений.

Всё в соответствии с высказыванием Жванецкого:

«А вообще всем всё пожалуйста в пределах совести, совесть в пределах Библии, Библия в пределах знания».

Именно поэтому Достоевский настолько популярен на Западе.

Многие западные люди, когда их спрашивают о том, кого из русских писателей они знают, называют именно Достоевского, а не Пушкина.

Преступление и наказание

В «Преступлении и наказании» герой, подменяя глас совести своих вожделением вседозволенности, разрешает себе «кровь по совести», хотя судья у нас всех один. Совесть Раскольниковым рассматривается как некая присущая самому человеку черта, которой он может манипулировать, уговаривать её. Достоевский, размышляя на эти темы через Раскольникова, в конечном итоге осуждает его, но не находит для того ясного, сильного обоснования, не показывает неотмирность совести, потому через этот роман в общество входит алгоритмика, воспроизводимая многими в вопросе:

«я тварь дрожащая или право имею?»

И на этот вопрос демонические личности отвечают чаще разрешением себе «крови по совести».

Всего через одно десятилетие после выхода романа на этот лозунг откликнется целая плеяда революционеров, выросших на нём. Они решат, что террор — он тоже «по совести», и что необходимо совершить последнее, самое главное убийство, убивающее все прочие убийства. Раскольникова и террористов свяжет неразрывная нить. Эта связь была не очевидна при написании романа, но очень скоро стала явной. Ещё при своей жизни, в конце 1870-х годов, Достоевский увидит, что такое Раскольников в реальности, чем пахнет «кровь по совести» и чем оборачивается террор. Так Достоевский, не найдя альтернативы рассуждениям Раскольникова, сделает свой вклад и в трагические события начала двадцатого века.

Идиот — плохая версия жизни Христа

В романе «Идиот» главный герой, князь Лев Мышкин, добрейший, честнейший, благороднейший человек, который хочет всем помочь, всех согреть, всех одарить светом своей души, — а приносит в мир несчастье. Рядом с этим простодушным, кротким, целомудренным человеком люди гибнут. Таково библейское отношение к роли добра в мире. По Библии, духом которой руководствуется Достоевский, добро — трагично, оно редко побеждает, разве что на время, а жизнь добрых людей представляется тяжёлой, полной страдания, мучений и завершающейся Голгофой. На то, что князь Мышкин — это образ библейского Христа напрямую указывает то, что в черновиках Достоевский называл Мышкина «Князь Христос». Однако, Достоевский выбрал описание пришествия праведника от Исаии:

«4 Но Он взял на Себя наши немощи и понес наши болезни; а мы думали, что Он был поражаем, наказуем и уничижен Богом.

5 Но Он изъязвлен был за грехи наши и мучим за беззакония наши; наказание мира нашего было на Нем, и ранами Его мы исцелились.

6 Все мы блуждали, как овцы, совратились каждый на свою дорогу: и Господь возложил на Него грехи всех нас.

7 Он истязуем был, но страдал добровольно и не открывал уст Своих; как овца, веден был Он на заклание, и как агнец пред стригущим его безгласен, так Он не отверзал уст Своих.

8 От уз и суда Он был взят; но род Его кто изъяснит? ибо Он отторгнут от земли живых; за преступления народа Моего претерпел казнь.

9 Ему назначали гроб со злодеями, но Он погребен у богатого, потому что не сделал греха, и не было лжи в устах Его.

10 Но Господу угодно было поразить Его, и Он предал Его мучению; когда же душа Его принесет жертву умилостивления, Он узрит потомство долговечное, и воля Господня благоуспешно будет исполняться рукою Его.

11 На подвиг души Своей Он будет смотреть с довольством; чрез познание Его Он, Праведник, Раб Мой, оправдает многих и грехи их на Себе понесёт (http://days.pravoslavie.ru/Bible/B_is53.htm)».

Не прислушившись к предостережению лукавых злочестивых в Книге премудрости Соломона:

«12 Устроим ковы праведнику, ибо он в тягость нам и противится делам нашим, укоряет нас в грехах против закона и поносит нас за грехи нашего воспитания; 13 объявляет себя имеющим познание о Боге и называет себя сыном Господа; 14 он пред нами — обличение помыслов наших.

15 Тяжело нам и смотреть на него, ибо жизнь его не похожа на жизнь других, и отличны пути его: 16 он считает нас мерзостью и удаляется от путей наших, как от нечистот, ублажает кончину праведных и тщеславно называет отцом своим Бога.

17 Увидим, истинны ли слова его, и испытаем, какой будет исход его; 18 ибо если этот праведник есть сын Божий, то Бог защитит его и избавит его от руки врагов.

19 Испытаем его оскорблением и мучением, дабы узнать смирение его и видеть незлобие его; 20 осудим его на бесчестную смерть, ибо, по словам его, о нем попечение будет».

21 Так они умствовали, и ошиблись; ибо злоба их ослепила их, 22и они не познали тайн Божиих, не ожидали воздаяния за святость и не считали достойными награды душ непорочных.

23 Бог создал человека для нетления и соделал его образом вечного бытия Своего; 24 но завистью диавола вошла в мир смерть, и испытывают её принадлежащие к уделу его. (http://days.pravoslavie.ru/Bible/B_prem2.htm)».

Именно исаиевское откровение о страдании праведника за грехи людей стало главным камнем в основании исторически сложившегося христианства и легло в основу романа «Идиот», да и всего творчества Достоевского. Хотя уже спустя 600 лет через Коран было увещевание:

«и за их слова: «Мы ведь убили Мессию, Ису, сына Марйам, посланника Бога» (а они не убили его и не распяли, но это только представилось им; и, поистине, те, которые разногласят об этом, — в сомнении о нём; нет у них об этом никакого знания, кроме следования за предложением. Они не убили его, — наверное [в действительности]. Нет, Бог вознёс его к Себе: ведь Бог велик, мудр! (http://islam.com.ua/islamskie-nauki-i-pervoistochniki/ghizny-prorokov-islama-i-ih-spodvighnikov/10220-pochemu-islam-ne-priznaet-raspyatie-i-voskreshenie-iisusa)».

В библиотеке Достоевского был экземпляр Корана на французском языке (Le Koran / Traduction  nouvelle… par M.Kasimirski. Paris, 1847) (http://www.info-islam.ru/publ/mnenija/kommentarii/dostoevskij_chital_koran/22-1-0-36401), но читал ли он его — мы не знаем. А если и читал, то видно не обратил на это увещевание внимания или библейская этика и предубеждённость к Корану не дали ему переоценить судьбу праведника, иначе в его произведениях было больше оптимизма и света, а не потёмок, депрессии и тьмы.

Но и Иисус его современников обличал в культе убийства праведников, сидящем в их душах, которому они следуют, и предрекал им:

«Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что строите гробницы пророкам и украшаете памятники праведников и говорите: если бы мы были во дни отцов наших, то не были бы сообщниками их в пролитии крови пророков; таким образом вы сами против себя свидетельствуете, что вы сыновья тех, которые избивали пророков; дополняйте же меру отцов ваших. Змии, порождения ехидны! как убежите вы от осуждения в геенну?» (Матфей, 23:29 — 33)».

В догмате о крестной смерти Христа заложена основа духовного рабства приверженцев библейской концепции, поскольку следование за предположением о возможности гибели праведника за грехи остальных открывает тем больше возможностей для неправедного воздействия на индивида, чем сильнее он верит в этот догмат вероучения.

Ведь в психике индивида тогда формируется чёткий алгоритм: «Если ты будешь праведным, то тебя ждёт мученическая смерть, воздаяние за которую ты получишь посмертно». Этот алгоритм самоликвидации наиболее нравственно праведных людей подкреплялся в течение истории тем, что наиболее почитаемыми всегда считались святые великомученики. Дело в иные времена доходило до самоистязания до смерти. Алгоритм этот подкачивали на всех уровнях, например, на уровне государства — причислением Николая II к святым великомученикам, что формировало алгоритм предательства Родины для будущих государей: «Сдай страну без боя врагам — станешь святым». И свой вклад в накачку этого библейского алгоритма сделал и Достоевский.

Разительно отличие романа «Идиот» от романа о Христе М.А. Булгакова, который впрямую наполнен чертовщиной, но при том — светел и притягающе силён своим изображением Иешуа и его этики, четвёртного истинно христианского типа.

Подросток — как взгляд на финансовую систему

В романе Достоевского «Подросток», герой, двадцатилетний мальчишка, решил стать Ротшильдом. Он хочет быть таким же богатым, как богатейший из банкиров, и править миром. Но от этой заманчивой идеи ему пришлось отказаться. Сердце юноши откликается на страдания других: нужно помочь ближнему! Нужно поделиться своим насущным, помочь вдове, пожалеть сироту. У него не получается быть скрягой, бездушным скупцом.

Достоевский увидел пагубность стяжательства, изобличил паразитизм на жизни и труде других:

«Они хотят разом весь капитал».

Но почему-то он не увидел корней сложившейся финансовой системы (в произведениях об этом — ничего не,т насколько мы знаем — примечание ИАЦ), к которой принадлежит и тот же банкирский дом Ротшильдов? А ведь алгоритмика ростовщической доктрины также описана в Библии во Второзаконии-Исаи, которая вместе со всем Ветхим заветом почитается боговдохновенной истиной:

«Не давай в роcт брату твоему (по контексту единоплеменнику-иудею) ни серебра, ни хлеба, ни чего-либо другого, что возможно отдавать в рост; иноземцу (т.е. не иудею) отдавай в рост, чтобы господь бог твой (т.е. дьявол, если по совести смотреть на существо ростовщического паразитизма) благословил тебя во всем, что делается руками твоими на земле, в которую ты идешь, чтобы владеть ею»…И будешь господствовать над многими народами, а они над тобой господствовать не будут», — Второзаконие, 28:12. «Тогда сыновья иноземцев (т.е. последующие поколения не-иудеев, чьи предки влезли в заведомо неоплатные долги к племени ростовщиков-единоверцев) будут строить стены твои (так ныне многие семьи арабов-палестинцев в их жизни зависят от возможности поездок на работу в Израиль) и цари их будут служить тебе («Я — еврей королей» — возражение одного из Ротшильдов на неудачный комплимент в его адрес: «Вы король евреев»); ибо во гневе моем я поражал тебя, но в благоволении моем буду милостив к тебе. И будут отверзты врата твои, не будут затворяться ни днём, ни ночью, чтобы было приносимо к тебе достояние народов и приводимы были цари их. Ибо народы и царства, которые не захотят служить тебе, погибнут, и такие народы совершенно истребятся», — Исаия, 60:10 — 12».

Иерархии всех Церквей имени Христа, настаивают на священности этой доктрины, а канон Нового Завета, прошедший цензуру и редактирование еще до Никейского собора (325 г. н.э.), от имени Христа, безо всяких к тому оснований, провозглашает её до скончания веков в качестве благого Божьего промысла:

«Не думайте, что Я пришёл нарушить закон или пророков (т.е. Ветхий Завет). Не нарушить пришел Я, но исполнить. Истинно говорю вам: доколе не прейдёт небо и земля, ни одна иота или ни одна черта не прейдет из закона, пока не исполнится всё, — Матфей, 5:17, 18».

Вера в боговдохновенность этой мерзости делает народы психологически беспомощными перед экономическим диктатом транснациональной ростовщической мафии, поскольку вводит верящих в тем большее попущение в отношении их, чем более истова их вера.

Бесы — отражение этики зла

А «Бесы»… Там есть такие тезисы, такие мысли, такие тексты, что можно подкладывать их под сегодняшнюю жизнь и подписывать фамилии. Это роман, в котором есть и высокая метафизика, и романтика, и фантастический реализм.

В начале 90-х в газете «Московские новости», её редактор Егор Владимирович Яковлев, почувствовав, что в романе есть нечто очень знакомое, попросил одного сотрудника сделать подборку фрагментов романа. Фрагменты печатались в нескольких номерах, и люди ахали, читая, как «воцарился всеобщий сбивчивый цинизм», как «новые русские» дорожат «правом на бесчестье». Возникало желание увидеть современные события в зеркале «Бесов», назвать имена тех, кто сегодня — эти самые бесы.

Наше время ничуть не лучше 90-х. Просто немного иные оттенки. Романы Достоевского — это такое необыкновенное сочетание вечного и злободневного, такая загадка… Ты думаешь, читая роман: «Всё, мы это проехали, этого уже не будет, это уже история». Ничего подобного! Наступает новое десятилетие, новые реалии, и мы видим — опять роман «Бесы» здесь, он «проснулся»: опять кружит над нами надвигающиеся хаос и смута, опять где-то в своих каморках сидят Раскольниковы, опять у них вызревает «подпольная идея». Опять есть люди, которые говорят: «Родя, мы с тобой!» (как написано на стенах так называемой квартиры Родиона Романовича Раскольникова в Петербурге, с которой Достоевский писал антураж жизни героя, и куда ходят туристы). «Родя, мы с тобой!» То есть мы снова готовы на «кровь по совести» и пойдем на всё.

«Достоевское» не проходит, не уходит. И ясно, что русская жизнь будет до тех пор несчастной, пока будет завязана на алгоритмике Достоевского. Пока люди, читая Достоевского, отдаются, как и он сам, библейской алгоритмике отношения к жизни, будут вводить себя в Божье попущение, то это будет продолжаться.

Заметки на полях о Попущении Божием

Попущение Божие — пределы, в которых Бог допускает уклоняться от осуществления Промысла всем, кому в Божьем Предопределении бытия Он предоставил свободу выбора. При этом открыта возможность одним субъектам оказывать непосредственное или опосредованное воздействие, не укладывающееся в нормы праведных взаимоотношений, на других субъектов, которые сами уклонились от объективной праведности.

В зависимости от того, насколько и как кто-то уклоняется от предложенных ему Свыше норм праведности, — настолько Бог не воспрепятствует неправедным действиям и в отношении него самого и не поддержит его неправедное противодействие тем, кто действует против него в пределах Попущения. При этом Попущение в отношении каждого обусловлено достигнутым им личностным развитием: чем больше было дано Свыше человеку, чем ближе его нравственность к праведности, чем большего он достиг в освоении потенциала развития своих способностей — тем строже отношение к нему Свыше и тем строже ему самому следует быть в самодисциплине.

Попущение Божие во всех случаях промыслительно целесообразно, поскольку в нём Бог предоставляет возможность неправедным одуматься самим под воздействием обстоятельств, не нарушая Своею волей их свободы выбора и не подавляя их воли.

Знание о попущении Божием как об объективном явлении в жизни общества в целом и каждого человека позволяет выявить четыре основных вида этики:

•   Эксплуатация в своих интересах Божиего попущения, таким как оно сложилось в отношении других.
•   Субъективная оценка границ Божиего попущения и злоумышленное введение на этой основе окружающих в область попущения в отношении них с целью своекорыстной эксплуатации их в пределах попущения (так построены их хозяевами разнообразные культы, и на этом стоит разноликий сатанизм).

Именно эти два типа этики используют разноликие «бесы» в жизни. Соответственно политика растления подрастающих поколений во все времена во всех народах — не издержки свободы слова и художественного творчества, не этическая ошибка, а целенаправленный злой умысел. И пусть владельцы и работники средств массовой информации, составляющие программы телевещания и сводки новостей, деятели искусств — так называемая «творчес­кая» интеллигенция, к которой можно отнести и Достоевского — и прочие служители и заправилы эгрегориально-маги­чес­ких псевдорелигиозных и светских культов поостерегутся, поскольку вся такого рода деятельность протекает в пределах Божиего попущения со всеми сопутствующими этому неизбежными последствиями для её сторонников и самих делателей.

•   Действия в пределах попущения Божиего с целью пресечения чьих-либо неправедных действий после того, как неправедно действующие уведомлены о сути их неправедности, но упорствуют в своём, не внемля уведомлениям о том, что им следует жить и действовать иначе. Таково в идеале обоснование права на Священную — справедливую — войну (в частности, таково обоснование исламского джихада или Великой Отечественной тоже священной войны) и на действия разнородных «инквизиций».

Однако в исторически реальной практике под лозунгами «священной войны», провозглашаемыми обеими враждующими сторонами, большей частью «одни злочестивые вкушают гнев других злочестивых (Коран 6:65)» в пределах Божиего попущения в отношении каждой из сторон. И соответственно — горе тому, кто, возомнив о своей праведности, начнёт «священ­ную» войну против тех, кто более праведен, а тем более — против тех, кто истинно праведен: неизбежно придётся стол­к­нуться с прямой, хотя, возможно, и неисповедимой для неправедных, поддержкой Богом более праведных. Так горько поплатились нацисты, напав на более праведный Советский Союз.

  Принципиальный отказ от не отвечающего нормам праведных взаимоотношений воздействия на других, однако возможного в пределах Божиего попущения в отношении тех. При этом на себя возлагается обязанность уведомлять возможные жертвы попущения о том, что они находятся в его области, указывая им пути выхода, предоставляя Богу миссию воздаяния упорствующим в неправедности. Этому учил людей Иисус и этому принципу следовал он сам, пребывая во плоти среди людей. Это — в нашем понимании — основа христианской этики: «Пойдите, научитесь, что значит милости Хочу, а не жертвы» (Матфей, 9:13).

В обществе господство христианской, а по существу — нормальной человеческой этики (в указанном смы­сле) возможно, но требует и предполагает, чтобы человек был нравственно готов и умел принять к искреннему осмыслению и встречные уведомления со стороны окружающих о его собственной неправедности, дабы он мог с такого рода помощью других людей изменить самого себя.

Есть ли последний вид этики в романах Достоевского? Показана ли сила этой этики, отражённая в русской поговорке:

«Добро возвращается сторицей (значит — стократно)»

Или в его романах доминирует:

«От добра добра не ищут»

Причём последнюю поговорку чаще говорят тогда, когда не хотят менять существующего положения, порядка, образа жизни в полном соответствии с библейским «всё возвращается на круги своя» (Книга Екклесиаста, гл. 1, ст. 6), забывая, что её настоящий смысл в том, что когда ты кому-то сделал доброе дело, не стоит домогаться от него добра в ответ, ибо делание добра бескорыстно.

Братья Карамазовы — отражение тёмного будущего России

Когда вышел роман «Братья Карамазовы», то воспринимался всего лишь как «История одной семейки» (так назвал Фёдор Михайлович первую книгу романа). Но эта «история» тревожно сигналила о приближающейся угрозе не только для семьи, но и для державы. Роман прочитывается как набатное предостережение: семья — рушится, братья друг друга не любят, и все вместе своего отца — ненавидят. Ненависть, разъедающая души, проникает не только в мир, но и в монастырь; она чревата самыми тяжёлыми последствиями. Ведь чтобы было братство, нужны братья…

Именно в этом произведении описывается алгоритмика определённого режима общественного самоуправления, который получил название «Великий инквизитор».

О режимах общественного самоуправления

В отечественной истории есть два литературных персонажа и одна историческая личность, социологические воззрения которых, будучи властными над теми или иными сегментами коллективного бессознательного, во многом определили события прошлого и определяют перспективы России в XXI.

Это — великий инквизитор Ф.М.Достоевского, великий комбинатор Ильи Ильфа и Евгения Петрова и монах псковского Спасо-Елеазарова монастыря Филофей (годы жизни ориентировочно: 1465—1542), первый идеолог доктрины «Москва — третий Рим».

О великом инквизиторе Достоевского большинство слыхало, но сюжета в подробностях не знает, а единичные интеллектуалы в своих исследованиях обращаются к этой теме чуть ли не со времён выхода в свет «Братьев Карамазовых» (прежде, чем читать, далее советуем ознакомиться: http://kob.su/kobbooks/velikii-inkvizitor).

О великом комбинаторе знают практически все, но политических аналитиков и социальных философов он не интересует, хотя он — кумир и образец для подражания миллионов.

А доктрина «Москва — третий Рим» вызывает интерес у некоторой части политиков и политически активной части населения всякий раз, когда альтернативные ей концепции при попытке их воплощения в жизнь в России заходят в тупик.

Великий инквизитор

«Ле­генда о великом инквизиторе» включена Ф.М.Достоевским в роман «Братья Карамазовы». По её сюжету великий инквизитор обращается к взятому им под стражу Христу, снова мирно явившемуся во плоти среди народа Севильи в XVI веке: «Реши же Сам, кто был прав: Ты или тот, который тогда вопрошал Тебя? Вспомни первый вопрос; хоть и не буквально, но смысл его тот: «Ты хочешь идти в мир и идёшь с голыми руками, с каким-то обетом свободы, которого они, в простоте своей и в прирождённом бесчинстве своём, не могут и осмыслить, которого боятся они и страшатся, — ибо ничего и никогда не было для человека и для человеческого общества невыносимее свободы! А видишь ли сии камни в этой нагой раскалённой пустыне? Обрати их в хлебы, и за Тобой побежит человечество как стадо, благодарное и послушное, хотя и вечно трепещущее, что Ты отымешь руку Свою и прекратятся им хлебы Твои». Но Ты не захотел лишить человека свободы и отверг предложение, ибо какая же свобода, рассудил Ты, если послушание куплено хлебами? Ты возразил, что человек жив не единым хлебом, но знаешь ли, что во имя этого самого хлеба земного и восстанет на Тебя дух земли, и сразится с Тобою, и победит Тебя, и все пойдут за ним, восклицая: «Кто подобен зверю сему, он дал нам огонь с небеси!» Знаешь ли Ты, что пройдут века и человечество провозгласит устами своей премудрости и науки, что преступления нет, а стало быть, нет и греха, а есть лишь только голодные. «Накорми, тогда и спрашивай с них добродетели!» — вот что напишут на знамени, которое воздвигнут против Тебя и которым разрушится храм Твой. На месте храма Твоего воздвигнется новое здание, воздвигнется вновь страшная Вавилонская башня, и хотя и эта не достроится, как и прежняя, но всё же Ты бы мог избежать этой новой башни и на тысячу лет сократить страдания людей, ибо к нам же ведь придут они, промучившись тысячу лет со своей башней! Они отыщут нас тогда опять под землёй, в катакомбах, скрывающихся (ибо мы будем вновь гонимы и мучимы), найдут нас и возопиют к нам: «Накормите нас, ибо те, которые обещали нам огонь с небеси, его не дали». И тогда уже мы и достроим их башню, ибо достроит тот, кто накормит, а накормим лишь мы, во имя Твоё, и солжём, что во имя Твоё (выделено нами при цитировании). О, никогда, никогда без нас они не накормят себя! Никакая наука не даст им хлеба, пока они будут оставаться свободными, но кончится тем, что они принесут свою свободу к ногам нашим и скажут нам: «Лучше поработите нас, но накормите нас». Поймут наконец сами, что свобода и хлеб земной вдоволь для всякого вместе немыслимы, ибо никогда, никогда не сумеют они разделиться между собою! Убедятся тоже, что не могут быть никогда и свободными, потому что малосильны, порочны, ничтожны и бунтовщики. Ты обещал им хлеб небесный, но, повторяю опять, может ли он сравниться в глазах слабого, вечно порочного и вечно неблагодарного людского племени с земным? И если за Тобою во имя хлеба небесного пойдут тысячи и десятки тысяч, то что станется с миллионами и с десятками тысяч миллионов существ, которые не в силах будут пренебречь хлебом земным для небесного? Иль Тебе дороги лишь десятки тысяч великих и сильных, а остальные миллионы, многочисленные, как песок морской, слабых, но любящих Тебя, должны лишь послужить материалом для великих и сильных? Нет, нам дороги и слабые. Они порочны и бунтовщики, но под конец они-то станут и послушными. Они будут дивиться на нас и будут считать нас за богов за то, что мы, став во главе их, согласились выносить свободу и над ними господствовать — так ужасно им станет под конец быть свободными! Но мы скажем, что послушны Тебе и господствуем во имя Твоё. Мы их обманем опять, ибо Тебя мы уже не пустим к себе. В обмане этом и будет заключаться наше страдание, ибо мы должны будем лгать. Вот что значит этот первый вопрос в пустыне, и вот что Ты отверг во имя свободы, которую поставил выше всего. А между тем в вопросе этом заключалась великая тайна мира сего. Приняв «хлебы», Ты бы ответил на всеобщую и вековечную тоску человеческую как единоличного существа, так и целого человечества вместе — это: “пред кем преклониться?” Нет заботы беспрерывнее и мучительнее для человека, как, оставшись свободным, сыскать поскорее того, пред кем преклониться. Но ищет человек преклониться пред тем, что уже бесспорно, столь бесспорно, чтобы все люди разом согласились на всеобщее пред ним преклонение. Ибо забота этих жалких созданий не в том только состоит, чтобы сыскать то, пред чем мне или другому преклониться, но чтобы сыскать такое, чтоб и все уверовали в него и преклонились пред ним, и чтобы непременно все вместе. Вот эта потребность общности преклонения и есть главнейшее мучение каждого человека единолично и как целого человечества с начала веков. Из-за всеобщего преклонения они истребляли друг друга мечом. Они созидали богов и взывали друг к другу: «Бросьте ваших богов и придите поклониться нашим, не то смерть вам и богам вашим!» И так будет до скончания мира, даже и тогда, когда исчезнут в мире и боги: все равно падут пред идолами. Ты знал, Ты не мог не знать эту основную тайну природы человеческой, но Ты отверг единственное абсолютное знамя, которое предлагалось Тебе, чтобы заставить всех преклониться пред Тобою бесспорно,— знамя хлеба земного, и отверг во имя свободы и хлеба небесного. Взгляни же, что сделал Ты далее. И всё опять во имя свободы! Говорю Тебе, что нет у человека заботы мучительнее, как найти того, кому бы передать поскорее тот дар свободы, с которым это несчастное существо рождается. Но овладевает свободой людей лишь тот, кто успокоит их совесть. С хлебом Тебе давалось бесспорное знамя: дашь хлеб, и человек преклонится, ибо ничего нет бесспорнее хлеба, но если в то же время кто-нибудь овладеет его совестью помимо Тебя — о, тогда он даже бросит хлеб Твой и пойдёт за тем, который обольстит его совесть. В этом Ты был прав. Ибо тайна бытия человеческого не в том, чтобы только жить, а в том, для чего жить. Без твёрдого представления себе, для чего ему жить, человек не согласится жить и скорей истребит себя, чем останется на земле, хотя бы кругом его всё были хлебы. Это так, но что же вышло: вместо того, чтоб овладеть свободой людей, ты увеличил им её ещё больше! Или Ты забыл, что спокойствие и даже смерть человеку дороже свободного выбора в познании добра и зла? Нет ничего обольстительнее для человека, как свобода его совести, но нет ничего и мучительнее. И вот вместо твёрдых основ для успокоения совести человеческой раз навсегда — Ты взял всё, что есть необычайного, гадательного и неопределённого, взял всё, что было не по силам людей, а потому поступил как бы и не любя их вовсе,— и это кто же: Тот, Который пришёл отдать за них жизнь Свою! Вместо того чтобы овладеть людскою свободой, Ты умножил её и обременил её мучениями душевное царство человека вовеки. Ты возжелал свободной любви человека, чтобы свободно пошёл он за Тобою, прельщённый и пленённый Тобою. Вместо твёрдого древнего закона — свободным сердцем должен был человек решать впредь сам, что добро и что зло, имея лишь в руководстве Твой образ пред собою,— но неужели Ты не подумал, что он отвергнет же наконец и оспорит даже и Твой образ и Твою правду, если его угнетут таким страшным бременем, как свобода выбора?» (http://www.pereplet.ru/misl/inkv.html).

https://www.youtube.com/watch?v=ADwTXfR6Yvc

Позиция великого инквизитора понятна, житейски прагматична, поскольку характеристика, данная им человеку толпы — адекватна, если забыть о способности людей к развитию, но великий инквизитор не стал положительным героем русской литературы. Признавая трагичность сделанного им выбора и его последствий, все, кто обращался к этому сюжету, находили его социологические воззрения неприемлемыми и отдавали предпочтение свободе, которую однако не могли воплотить в жизнь по причинам, названным великим инквизитором.

Монах

Филофей пишет в послание великому князю Василию об исправлении крестного знамения и о содомском блуде (http://old-ru.ru/07-19.html):

«Так пусть знает твоя державность, благочестивый царь, что все православные царства христианской веры сошлись в едином твоём царстве: один ты во всей поднебесной христианам царь. И следует тебе, царь, это блюсти со страхом божьим, убойся Бога, давшего тебе это, не надейся на золото, и богатство, и славу: все это здесь собирается и здесь, на земле, остается. Вспомни, царь, того праведного, который, скипетр в руке и царский венец на своей голове нося, говорил: «Богатству, что притекает, не отдавайте сердца», и сказал премудрый Соломон: «Богатство и золото не в сокровищнице познается, но когда помогает нуждающимся»; апостол же Павел, ему следуя, говорит: «Корень всякому злу — сребролюбие», — и велит отказаться, не возлагать надежды и тем более сердца на него, но уповать на всё дающего Бога. Ибо вся твоя к Богу чистая вера и любовь — к божьим святым церквам… (…)
… наполни святые соборные церкви епископами, пусть не вдовствует святая божия церковь в твоё царствование! Не преступай, царь, завета, что положили твои прадеды, великий Константин, и блаженный святой Владимир, и великий богоизбранный Ярослав, и другие блаженные святые, того же корня, что и ты. Не обижай, царь, святых божьих церквей и честных монастырей, как данных Богу в наследство вечных благ на память последующим родам, на что и священный великий Пятый собор строжайший запрет наложил. (…)
И если хорошо урядишь своё царство — будешь сыном света и жителем горнего Иерусалима, и как выше тебе написал, так и теперь говорю: храни и внимай, благочестивый царь, тому, что все христианские царства сошлись в одно твое, что два Рима пали, а третий стоит, четвертому же не бывать. И твое христианское царство другим не сменится, по слову великого Богослова, а для христианской церкви сбудется блаженного Давида слово: «Вот покой мой во веки веков, здесь поселюсь, как пожелал я того».

Предписания Филофея государю всея Руси возлагают на царя те же три обязанности, которые возложил на себя и великий инквизитор Ф.М.Достоевского:

• Осуществление госуправления, обеспечивающего производство и распределение «хлеба земного» так, чтобы все были более или менее обеспечены, и у большинства, которое готово работать на систему, не было причин для ропота и бунта (это подразумевают ссылки на Соломона и апостола Павла, обязывающие употреблять богатство для помощи обездоленным в силу разных причин).
• Поддержание социального порядка и, прежде всего, — «идейной убеждённости» населения в превосходстве именно этого порядка над альтернативными социальными организациями (об этом — всё, касающееся отношения государства к церкви, подразумевающее особую педагогическую миссию церкви в жизни общества).
• Подавление малочисленных одиночек, оспаривающих боговдохновенность этого порядка и противоборствующих ему эмоционально-бессознательно либо осознанно-мотивировано.

При этом, в отличие от признания великого инквизитора, послание Филофея более лицемерно, поскольку подразумевает, что учение церкви это и есть учение Христа. И соответственно в послании замалчиваются и остаются без комментариев слова Христа, которые Филофей не мог не знать, и которые он обязан был соотнести с жизнью как таковой и изложить своё мнение о том, как эти заповеди Христа должны воплощаться в жизнь в православном обществе:

«25. Иисус же, подозвав их (своих учеников — наше пояснение по контексту), сказал: вы знаете, что князья народов господствуют над ними, и вельможи властвуют ими; 26. но между вами да не будет так: а кто хочет между вами быть бόльшим, да будет вам слугою; 27. и кто хочет между вами быть первым, да будет вам рабом» (Матфей, гл. 20).

В более общей терминологии без конкретики «князей», «ясновельможных панов» и прочих «величеств», «превосходительств» и «святейшеств» смысл этой заповеди Христа можно выразить так:

«Вы знаете, что над народами владычествуют осатаневшие «элиты», но между вами да не будет так…».

И Христос провозгласил альтернативу тому социальному порядку, которому были привержены и Филофей, и великий инквизитор Ф.М.Достоевского:

«Закон и пророки до Иоанна; с сего времени Царствие Божие благовествуется и всякий усилием входит в него» (Лука, 16:16). «Ищите прежде Царствия Божия и Правды Его, и это всё (по контексту благоденствие земное для всех людей) приложится вам» (Матфей, 6:33). «Ибо го­во­рю вам, ес­ли пра­вед­ность ва­ша не пре­взой­дёт пра­вед­но­сти книж­ни­ков и фа­ри­се­ев, то вы не вой­дё­те в Цар­ст­во Божие» (Мат­фей, 5:20).

Но учение о становлении царствия Божиего на Земле усилиями самих людей в Божьем водительстве исторически сложившееся христианство во всех его ветвях почитает ересью, вопреки однозначному смыслу молитвы «Отче наш»:

«Да святится имя Твоё; да прии́дет Царствие Твоё; да будет воля Твоя и на земле, как на небе».

Другое её название — «миллинаризм» (на основе латыни) и «хилиазм» (на основе греческого). Оба названия проистекают от слова «тысяча», поскольку «еретики» были убеждены в том, что Судному дню будет предшествовать тысячелетнее Царствие Божие на Земле.

Позицию, по сути солидарную с позицией великого инквизитора Ф.М.Достоевского, во время своего пастырского визита на Дальний Восток, при посещении Якутской и Ленской епархии, выразил и патриарх московский и всея Руси Кирилл (Владимир Михайлович Гундяев):

«Рая на земле построить невозможно. Задача людей заключается в том, чтобы не рай построить на земле, а чтобы человеческая жизнь не превращалась в ад» («Рая на земле построить невозможно». — Сайт «Русская народная линия», 24.09.2010: http://www.ruskline.ru/news_rl/2010/9/24/patriarh_kirill_raya_na_zemle_postroit_nevozmozhno/).

Собственно в этом конфликте вероучений исторически сложившихся христианских церквей и изначального учения Христа и лежит ответ на вопрос, почему доктрина «Рим» — царство кесаря и инквизитора — неизбежно приводит уверовавшие в неё общества к катастрофе: не находит это поддержки Свыше и потому, исчерпав попущение, рушится. В этом же ответ на вопрос, почему творчество Достоевского так мрачно и депрессивно.

Великий комбинатор

А какое отношение имеет к этому «великий комбинатор» И.Ильфа и Е.Петрова? — «Великий комбинатор» — в обществе, живущем под властью «великого инквизитора», — помеха режиму и его реальная или потенциальная жертва. И потому «великий комбинатор» — антагонист «великого инквизитора» и один из претендентов на установление своего режима после того, как режим «великого инквизитора» внутренне разложится.

Дело в том, что устойчивость режима «великого инквизитора» обеспечивается 4 факторами:

1. Созидательным трудом подавляющего большинства населения под общим управлением великого инквизитора.
2. Преимуществами в потреблении произведённого и в социально-статусном соотношении власти и безответственности перед нижестоящими, которые даёт продвижение вверх по социальной иерархии личностей.
3. Самодисциплиной высших иерархов, которые должны обеспечить эффективность труда и поддерживать некую меру распределения разного рода преимуществ по ступеням социальной иерархии, гарантирующую стабильность системы и поддержку её подавляющим большинством населения (при этом определённый аскетизм «великого инквизитора» даёт ему моральное право «драть» всех, кто находится ниже его в социальной иерархии, но потребляет больше, чем САМ «великий инквизитор»).
4. Подавлением антисистемных меньшинств, к числу которых принадлежит и сообщество «комбинаторов», и прежде всего — антисистемных представителей само́й правящей «элиты».

Однако система несёт в себе причины её собственного краха, главная из которых — безответственность «высших» перед «низшими». Это ведёт к тому, что на каком-то этапе своего самовоспроизводства в преемственности поколений социально-статусные и потребительские преимущества представителей высших уровней иерархии перестают быть обусловленными их реальной управленческой компетентностью в отношении обеспечения эффективности труда, признаваемой обществом справедливости распределения производимого и подавления антисистемных факторов. Когда «элита» режима «великого инквизитора» утрачивает деловую компетентность и начинает жить для себя, изрядная доля общества чувствует свою обделённость (в том числе утрачивают доверие к государственной власти); а кроме того — ещё некоторая часть общества обретает убеждённость в том, что они тоже могут обеспечить своё благополучие за счёт чужого труда не хуже, чем это делает исторически сложившаяся «элита», которая своим паразитизмом подаёт пример для подражания всевозможному люмпену, с которым она постепенно становится идентичной в аспектах нравственности и этики.

Эта социальная группа завистников включает в себя подгруппу претендентов в «великие комбинаторы», которые характеризуются тем, что избегают грубого насилия и беззастенчивого воровства, т.е. «чтут уголовный кодекс», но изобретают «сравнительно честные способы отъёма денег и иных благ».

Когда режим «великого инквизитора» деградирует настолько, что может быть снесён, тогда претенденты в «великие комбинаторы» подают себя остальному обществу в качестве борцов за свободу против тирании «великого инквизитора». И если общество не видит в них паразитов, от которых свободу необходимо защищать точно так же, как и от тирании «великого инквизитора», то воцаряется режим «великого комбинатора».

Однако, если в идеале режим «великого инквизитора» возлагает на всех без исключения обязанность трудиться на том или ином поприще, то режим «великого комбинатора» возлагает эту обязанность только на «лохов», признавая за теми, кто способен «комбинировать», право на «комбинации», не нарушающие законодательство, которое написано такими же «великими комбинаторами» от юриспруденции так, чтобы создать возможности для «комбинирования».

Заключение

Отечественная интеллигенция со времён Ф.М.Достоевского пугала себя и остальное общество угрозой тирании режима «великого инквизитора». Но со времён Н.В.Гоголя, предостерегающе показавшего великого комбинатора П.И.Чичикова во всей его красе, отечественным мыслителям не было дела до сути «великого комбинатора», и они не задумывались о том, каков будет его режим, если «великий комбинатор» обретёт монопольную власть над обществом.

Успех перестройки и реформ в духе идей буржуазного либерализма в том виде, в каком он стал достоянием истории, был возможен прежде всего потому, что в советском обществе Остап Бендер был культовым литературным персонажем, которому многие симпатизировали потому, что несли в своей психике черты его нрава и характера. Соответственно после того, как ханжески-идеологический контроль ЦК над нравами общества остался в прошлом, истинная нравственность населения стала выражаться беспрепятственно и памятники Остапу Бендеру появились во многих городах на территории бывшего СССР. Это означает, что проблема преодоления кризиса Русской многонациональной цивилизации по-прежнему в том, чтобы каждый изжил в себе и «великого комбинатора», и жертву его обмана:

«Большинство россиян считают, что современные мужчины этой страны чаще всего похожи на Остапа Бендера из кинофильма «Двенадцать стульев» в исполнении Андрея Миронова (так считают 24 % опрошенных), а женщины — на Катю Тихомирову из кинофильма «Москва слезам не верит» в исполнении Веры Алентовой (19 %), сообщает на своем официальном сайте Всероссийский центр изучения общественного мнения, опубликовавший итоги опроса. Среди современников россиянам также часто встречаются прототипы Саши Белого из сериала «Бригада» (18 %), Афони из одноименного кинофильма (16 %)…» (http://www.newsru.com/cinema/29dec2010/kinogeroi_print.html).

Что такое режим «великого комбинатора» в чистом виде на практике, — показали «лихие 1990‑е».

Режим «великого комбинатора» не гарантирует никому и ничего, поскольку даже на «са́мого великого комбинатора» неизбежно нападёт «ещё более великий комбинатор» или он столкнётся с грубым насилием завистников, не способных к «благородному комбинированию», — это вопрос времени. И уж тем более те, кто своим трудом создаёт благосостояние общества, и на чьей жизни паразитируют «комбинаторы» разного ранга, под властью режима «великого комбинатора» лишены каких бы то ни было гарантий, кроме гарантии на нищету, поскольку они заняты делом и у них нет ни времени, ни сил на «комбинирование».

Поэтому с точки зрения простого труженика, живущего на одну зарплату, режим «великого инквизитора» предпочтительнее, поскольку он — при соблюдении определённых социальных норм, предписанных «великим инквизитором», — гарантирует основной статистической массе населения некоторое благополучие и рост благосостояния.

Претензия большинства к «великому инквизитору» может быть только в том, что он плохо поддерживает это качество жизни на основе четырёх выше названных факторов: 1) достаточно эффективное управление трудом в масштабах общества, 2) распределение благ по справедливости в её исторически сложившемся понимании, 3) самодисциплина и честность правящей «элиты» в русле концепции организации жизни общества, которой следует «великий инквизитор», 4) подавление антисистемных меньшинств, к числу которых принадлежит сообщество «комбинаторов», и прежде всего — антисистемных элементов в само́й «элите».

Это различие отношения труженика к режимам «великого инквизитора» и «великого комбинатора» объясняет безуспешность попыток «десталинизации» общества в прошлом и в настоящем.  Хрущёв и КО не смогли осуществить десталинизацию, поскольку, списав пороки режима на И.В.Сталина, сами не состоялись ни в качестве более эффективного «великого инквизитора», ни в качестве истинных освободителей. В брежневские времена КАМАЗы по дорогам страны шли с портретами И.В.Сталина на лобовых стёклах без какого-либо принуждения к этому водителей со стороны «тоталитарного» государства. В этом можно усмотреть простонародный намёк режиму, олицетворяемому Л.И.Брежневым, на то, что он не только не является демократическим, но даже плохо справляется с обязанностями «великого инквизитора». Попытка «десталилинизации», которой дали начало М.С.Горбачёв и вербанутый ЦРУ-шниками А.Н.Яковлев, также не увенчалась успехом, но привела к замене режима неэффективного «великого инквизитора» режимом «великого комбинатора», об управленческой эффективности и общественной полезности которого вообще говорить не приходится. Очередная попытка «десталинизации», начатая в 2000‑е гг., также не достигает успеха, и причина этого в том, что её осуществляют приверженцы режима «великого комбинатора», пытающиеся представить себя истинными свободолюбцами

В действительности свобода как свойство личности и «комбинаторство» как характер её деятельности несовместимы друг с другом: в русском языке слово «свобода» объективно является аббревиатурой — С-овестью ВО-дительство БО-гом ДА-нное. Но сам Ф.М Достоевский понимал свободу как-то иначе, поэтому Христос Ф.М.Достоевского не нашёл возражений великому инквизитору, тогда как Иешуа в романе Булгакова — нашёл что сказать об истине Понтию Пилату. И соответственно склонность или хотя бы нравственная готовность индивида к «комбинаторству» лишает его свободы, а общество, в котором «комбинаторы» вольны делать, что захотят, «чтя уголовный кодекс», — не может быть свободным. Достоевский, хоть и не давая действенных рецептов, но изобличал либерализм в своих произведениях, за что либералы люто его ненавидят.

О взаимоотношениях либералов и творчества Ф.М. Достоевского будет вторая часть этого материала.

Продолжение следует…

Источник