Вход

... в единстве сила ...

Двигатель

Константин Симонов — тот, кому было разрешено говорить о Сталине

7 декабря 2015 в 09:39 |

Емеля |Молодёжная аналитическая группа | 3026 | 0

Ключи: И.В.Сталин кадры язык

П К О Б

Единственный распорядитель — время,
оно запрещает вход непосвященным
и открывает его тем,
кто умеет читать и слышать.

К. Симонов

28 ноября 2015 года исполнилось 100 лет со дня рождения замечательного русского поэта, писателя, драматурга, литературного и общественного деятеля, участника Великой Отечественной войны Константина Симонова. Всем нам хорошо знакомы его произведения «Живые и мертвые», «Из записок Лопатина», «Русские люди» и многие другие. После того, как в «Правде» было опубликовано стихотворение «Жди меня», посвященное любимой женщине — актрисе Валентине Серовой, Симонов стал самым известным и почитаемым поэтом в стране.

Читая его произведения нельзя, невозможно не понять, что Константин Симонов писал о Великой Отечественной войне не по обязанности, а по глубокой внутренней потребности, которая с юных лет и до конца дней определила основную тему его творчества. На протяжении всей жизни поэт, драматург, мыслитель Симонов продолжал думать и писать о людских судьбах, связанных с войной. Он был воином и поэтом, способным зажечь в сердцах миллионов людей не только ненависть к врагу, но и поднять нацию на защиту своей Родины, вселить надежду и веру в неизбежную победу добра над злом, любви над ненавистью, жизни над смертью. Будучи непосредственным очевидцем и участником многих событий, Константин Симонов как журналист, писатель, сценарист, художник слова внёс немалую лепту своего труда в формирование отношения к событиям Великой Отечественной войны у всех последующих поколений.

В Год литературы и Год 70-летия Великой Победы уместно вспомнить писателя-фронтовика К.М. Симонова, советского писателя и поэта, известного всей стране общественного деятеля, Героя Социалистического Труда (1974), лауреата Ленинской (1974) и шести Сталинских премий (1942 — 1950).

В статье, посвящённой 100-летию со дня рождения К. М. Симонова, рассмотрим отдельные вопросы жизни и творчества самого известного поэта военных лет. Отличительной чертой К. Симонова была честность: и по отношению к врагам и недоброжелателям, и к коллегам-журналистам, и к соперникам-писателям.

Он один из немногих деятелей советской интеллигенции, кто о Сталине отзывался не как либералы — охаивая, а более умно — двояко, противоречиво, работая на дальнюю перспективу перерождения партократии СССР в олигархический капитализм 90-ых.

Он вполне искренно говорил о своей приверженности сталинской линии в послевоенные годы. И следует отметить, что довольно надуманны объяснения ревностного служения Симонова сталинскому режиму внутренним страхом поэта из-за его дворянского происхождения. Константин Симонов умнее — он не сжигает мосты, а оставляет себе возможности для манёвра. В какой-то мере его позицию можно назвать позицией «середняка» между либералами-антисталинистами и сталинистами-ура-патриотами, поскольку Симонов оказывался полезен любой власти, кроме откровенно троцкистcкой, власти Хрущёва. Хотя, оценивая одну из последних его работ «Глазами человека моего поколения. Размышления о Сталине» (1979 году, издана в 1988 году), можно сделать вывод, что в ней он сработал на очернение Сталина и Берии, чем помог диссидентскому движению развалить СССР.

Но вне зависимости от личной позиции К.М. Симонова по отношению к политическим деятелям той эпохи, его творчество стало одной из наиболее ярких страниц в истории русской словесности и потому заслуживает должного внимания.

Где читатель?

Проблема сегодняшнего дня в том, что произведения К.М. Симонова сегодня читать просто некому. За всё время, прошедшее в условиях абсолютной литературной «свободы», в русскоязычной литературе постсоветского пространства так и не появилось ни одного произведения, действительно любимого народом. Российский литературный рынок, в том виде, в котором он существует сейчас, ориентирован исключительно на потребности любителей «лёгкого чтива» — низкопробных детективчиков, разного рода фэнтези и дамских романов.

Константин Симонов

К.М. Симонову досталась другая, более суровая эпоха. Его стихотворение-заклинание «Жди меня» читали, как молитву. Пьесы «Парень из нашего города», «Русские люди», «Так и будет» стали героическими примерами для целого поколения советских людей. Далеко неоднозначный, слишком откровенный цикл лирических стихов, посвящённый В.Серовой («С тобой и без тебя», 1942), ознаменовал собой недолгий период «лирической оттепели» в советской военной литературе и принёс его автору воистину всенародную известность. Читая эти строки нельзя, невозможно не понять, что Константин Симонов писал о Великой Отечественной войне не по обязанности, а по глубокой внутренней потребности, которая с юных лет и до конца дней определила основную тему его творчества. На протяжении всей жизни поэт, драматург, мыслитель Симонов продолжал думать и писать о людских судьбах, связанных с войной. Он был воином и поэтом, способным зажечь в сердцах миллионов людей не только ненависть к врагу, но и поднять нацию на защиту своей Родины, вселить надежду и веру в неизбежную победу добра над злом, любви над ненавистью, жизни над смертью. Будучи непосредственным очевидцем и участником многих событий, Константин Симонов как журналист, писатель, сценарист, художник слова внёс немалую лепту своего труда в формирование отношения к событиям Великой Отечественной войны у всех последующих поколений. Роман «Живые и мёртвые» — самое масштабное произведение писателя — являет собой глубокое осмысление прошедшей войны, как огромной, общечеловеческой трагедии. Им зачитывалось не одно поколение читателей: и те, кто прошёл и помнил ту войну, и те, кто знал о ней по рассказам старших и советским кинофильмам. Излюбленный жанр Симонова — очерк.

В очерках К. Симонова, как правило, находит отражение то, что он видел своими глазами, что сам пережил, или судьба другого конкретного человека, с которым свела автора война. В его очерках всегда присутствует повествовательный сюжет, и зачастую очерки его напоминают новеллу. В них можно найти психологический портрет Героя — обыкновенного солдата или офицера переднего края; обязательно отражены жизненные обстоятельства, сформировавшие характер этого человека; подробно описывается бой и, собственно, подвиг.

В 1942 году Константину Симонову было присвоено звание старшего батальонного комиссара, в 1943 году — звание подполковника, а после войны — полковника. В качестве военного корреспондента он побывал на всех фронтах. В 1945 году Симонов стал свидетелем последних боёв за Берлин. Он присутствовал при подписании гитлеровской капитуляции в Карлсхорсте. Награждён четырьмя боевыми орденами.

Биографию писателя и поэта советуем прочитать по этой ссылке (http://ptiburdukov.ru/История/родился_К.М._Симонов), где она изложена очень сжато и доходчиво, хотя и не без либеральных ноток, а мы же обратимся к некоторым фактам послевоенного творческого пути писателя.

Взлёт в партии и «опала» после XX съезда

По окончании войны в течение трёх лет К.М. Симонов находился в многочисленных зарубежных командировках: в Японии (1945 — 1946), США, Китае. В 1946 — 1950 годах он занимает пост редактора одного из ведущих литературных журналов «Новый Мир». В 1950 — 1954 годах — редактор «Литературной газеты». С 1946 по 1959 годы, а затем с 1967— по 1979 год — секретарь Союза писателей СССР. За период с 1942 по 1950 годы К.Симонов получает шесть Сталинских премий — за пьесы «Парень из нашего города», «Русские люди», «Русский вопрос», «Чужая тень», роман «Дни и ночи» и сборник стихов «Друзья и враги».

Константин Симонов — сын царского генерала и княжны из старинного русского рода — исправно служил не просто советской власти. Во время войны он отдал весь свой талант сражающемуся народу, своей Родине, той великой и непобедимой стране, которой он хотел видеть Россию. Но, однажды попав в партийную «обойму» (Симонов вступил в партию только в 1942 году), он сразу же обрёл статус обласканного властью, «нужного» поэта. Скорее всего, он и сам верил в то, что делает всё правильно: победа в войне и та позиция, которая была занята Россией в мире после 1945 года, только убедили Симонова в правоте избранного пути.

Его восхождение по партийной лестнице было ещё более стремительным, чем вход в литературу и обретение всероссийской славы. В 1946 — 1954 годах К.Симонов — депутат ВС СССР 2 и 3 созывов, с 1954 по 1956 — кандидат в члены ЦК КПСС. В 1946 — 1954 — заместитель генерального секретаря правления Союза писателей СССР. В 1954 — 1959 и в 1967 — 1979 — Секретарь правления Союза писателей СССР. С 1949 года — член президиума Советского комитета защиты мира.

Да, повинуясь «генеральной линии партии», он участвовал в кампании травли Зощенко и Ахматовой, писал «заказные» пьесы о космополитах («Чужая тень») и стихотворения-баллады, пытался уговорить И. Бунина, Тэффи и других видных писателей-белоэмигрантов вернуться в Советскую Россию. В качестве главного редактора в 1956 году Симонов подписал письмо редколлегии журнала «Новый мир» с отказом в публикации романа Бориса Пастернака «Доктор Живаго» а в 1973 году — письмо группы советских писателей в редакцию газеты «Правда» о Солженицыне и Сахарове.

Но в то же самое время невозможно не признать, что деятельность Симонова на всех его высоких литературных постах не была столь однозначной. Возвращение читателю романов Ильфа и Петрова, выход в свет булгаковского «Мастера и Маргариты» (в сокращённом журнальном варианте в 1966 году уже после смещения Хрущёва) и хэмингуэевского «По ком звонит колокол», защита Л.О. Брик, которую высокопоставленные «историки литературы» решили вычеркнуть из биографии Маяковского, первый полный перевод пьес А.Миллера и Юджина О’Нила, выход в свет первой повести В. Кондратьева «Сашка» — вот далеко не полный перечень заслуг К.Симонова перед советской литературой. Было ещё и участие в «пробивании» спектаклей в «Современнике» и Театре на Таганке, первая посмертная выставка Татлина, восстановление выставки «ХХ лет работы» Маяковского, участие в кинематографической судьбе Алексея Германа и десятков других кинематографистов, художников, литераторов. Хранящиеся сегодня в РГАЛИ десятки томов подённых усилий Симонова, названные им «Всё сделанное», содержат тысячи его писем, записок, заявлений, ходатайств, просьб, рекомендаций, отзывов, разборов и советов, предисловий, торящих дорогу «непробиваемым» книгам и публикациям. В архиве писателя и возглавляемых им редакций журналов нет ни одного неотвеченного письма. Сотни людей начали писать военные мемуары после прочитанных Симоновым и сочувственно оцененных им «проб пера».

В отличие от многих своих коллег по литературному цеху, за годы своей «симфонии» с властью, К.Симонов не разучился совершать поступки, направленные на то, чтобы отстаивать свои взгляды и принципы.

Сразу после смерти Сталина он опубликовал в «Литературной газете» статью, провозгласившую главной задачей писателей отразить великую историческую роль Сталина. Хрущёв был крайне раздражён этой статьей. По одной из версий, он позвонил в Союз писателей и потребовал немедленного смещения Симонова с поста главного редактора «Литературной газеты».

По большому счёту, редактор Константин Симонов сделал то, что считал нужным сделать в тот момент. Его честная натура солдата и поэта противилась таким формам обращения с ценностями прошлого и настоящего, как «оплёвывание и облизывание». Своей статьёй Симонов не побоялся выразить мнение той части общества, которая действительно считала Сталина великим руководителем и победителем фашизма. Им, вчерашним ветеранам, прошедшим все тяготы минувшей войны, претили скоропалительные отречения «оттепельных» перевёртышей от своего недавнего прошлого. Неудивительно, что вскоре после XX съезда партии поэт подвергся жестокому разносу и был освобождён от своего высокого поста в Союзе Писателей СССР. В 1958 году Константин Симонов уехал жить и работать в Ташкент в качестве собственного корреспондента «Правды» по республикам Средней Азии.

Однако эта вынужденная «командировка»-ссылка Симонова не сломала. Напротив, освобождение от общественно-административной работы и той доли публичности, что сопровождала его практически всю жизнь, дало новый импульс творчеству писателя.

Когда есть Ташкент, — мрачно, но с мужественным достоинством шутил Константин Симонов, — незачем уезжать на семь лет в Круассе, чтобы написать «Мадам Бовари».

После того как Хрущёва сместили, Симонова опять решают «вернуть в обойму». Он стал чуть ли не единственным «партийным» писателем, кто мог высказываться в 70-ые годы о Сталине. Причём его высказывания во многом отражают состояние советской интеллигенции, которая была обработана несколькими информационными вбросами, вроде доклада Хрущёва на XX съезде, творений Солженицына, слухов и прочих средств изменения общественного мнения. Свою лепту в деле формирования ментальности диссидентского движения таким образом вложил и Константин Симонов, будучи плодовитым писателем. В этом плане наибольшее значение играла последняя его работа «Глазами человека моего поколения: Размышления о И. В. Сталине» (http://modernlib.ru/books/simonov_konstantin_mihaylovich/glazami_cheloveka_moego_pokoleniya_razmishleniya_o_i_v_staline/read), написанной в 1979 году, а опубликованной в 1989, аккурат в разгар «Перестройки» (http://inance.ru/2015/10/perestrojka/). Некоторые выдержки из неё с нашими комментариями мы и приведём.

Константин Симонов о Сталине

О Сталине и его роли в войне

Интересно отношение К.М. Симонова к Троцкому, который был идолом диссидентов 1930-ых:

У меня, когда я был на западе Америки уже один, без Эренбурга, как-то спросили на пресс-конференции, читал ли я книгу Троцкого, в которой он излагает биографию Сталина? Я ответил, что нет, не читал. Тогда спросили, хотел бы я её прочесть, эту книгу? Я сказал, что нет, не испытываю такого желания, потому что книги подобного сорта меня не интересуют. Тогда меня спросили, что я подразумеваю под «книгами такого сорта». Я ответил, что это те неспортивные книги, в которых человек, получивший нокаут и проигравший матч на первенство, начинает подробно описывать, как именно он его проиграл, и жалуется на происшедшее с ним. Ответ удовлетворил аудиторию. Пожалуй, дело было не только в проявленной мною в данном случае известной доле находчивости, а в чем-то более существенном для американцев в сорок шестом году.

Сталин был для них фигурой достаточно далёкой, достаточно загадочной, во многих отношениях неприемлемой, но в то же время для многих из них — я говорю о тех американцах, которых вообще в какой-либо мере интересовали проблемы, связанные с нами, — Сталин был человеком, в двадцатые годы пославшим в нокаут такого, куда более известного в те времена в Америке, чем он, политического лидера, как Троцкий, а в недавние годы нокаутировавшим и Гитлера. Разумеется, с помощью их, американцев, их ленд-лиза, их поставок оружия, их бомбардировок Германии, их вторжения в Европу, но тем не менее в нокаут Гитлера отправил всё-таки Сталин, окончательно и бесповоротно загнав его в Берлин, в бункер имперской канцелярии, где Гитлер кончил самоубийством.

Показательно, что Константин Симонов не умаляет заслуг Сталина в войне, поскольку, сам пройдя через неё, хорошо понимал, что Победа была выкована совместными усилиями руководства, солдат и народа, трудившегося в тылу. Такая позиция выгодно отличает Симонова от основной массы диссидентов 70-ых и 80-ых не знавших войны, либо прошедших её в раннем своём возрасте.

Ещё на что хотелось бы обратить внимание. Константин Симонов очень точно поймал настрой американцев не только по отношению к Сталину, но и к русским вообще, ко всей нашей цивилизации в целом. Если в его словах заменить Сталина на русских — мало что изменится, поскольку люди Русской цивилизации всегда были для людей Запада достаточно далеки, достаточно загадочны, во многих отношениях неприемлемы, но в то же время для многих из них, которых в какой-либо мере интересовали проблемы, связанные с нами — русские люди были теми, кто нокаутировал не только Гитлера, но в недавние годы — турков, шведов, Наполеона, поляков, тевтонцев и многих других.

Возвращаясь к Сталину следует отметить, что Константин Симонов трезво и адекватно оценивал его как глобального политического лидера:

К лету сорок шестого года, несмотря на фултонскую речь Черчилля, несмотря на начавшуюся с этой речью холодную войну, популярность Сталина была максимальной — не только у нас, но и во всем мире, по сравнению с любым другим моментом истории, через десятилетия которой проходило его имя. Сорок четвертый, сорок пятый, сорок шестой год, — можно даже, пожалуй, считать с сорок третьего, с пленения Паулюса и Сталинградской катастрофы немецкой армии, — это был пик популярности Сталина, носившей, разумеется, разные характеры, разные оттенки, но являвшейся политической и общественной реальностью, с которой нигде и никто не мог не считаться.

Сегодня мы наблюдаем подобную же ситуацию с выходом популярности общественного деятеля Русской цивилизации на мировой уровень. Да, речь идёт о Владимире Владимировиче Путине, пик популярности которого ещё явно не наступил, всё только набирает обороты, но уже сейчас все понимают, что без России не решается ни одна глобальная проблема, поэтому именно к выступлению Путина на юбилейной Генеральной Ассамблее ООН было приковано всеобщее внимание.

«Слона» никто и не заметил или Глобальное объявление Путиным конца правления «закулисы» на 70-ой Ассамблее ООН» http://inance.ru/2015/09/assambly/

Тогда, кстати роль России в Победе над нацизмом не оспаривалась никем, что также отмечает Симонов. К сожалению, сегодня антиросскийская пропаганда уже так поработала с мировоззрением людей, что будут те, кто неадекватно воспримет следующие слова писателя:

Наша победа над фашизмом произвела в этой среде сильнейшее впечатление, это впечатление продолжало сохраняться, многие эмигранты участвовали в Сопротивлении, многие хотели ехать домой, на родину. Встречаясь даже с людьми, стоявшими, в общем, на правом фланге этой эмиграции, не понимавшими нас, непримиримо относившимися к нашему строю и к нашему образу жизни, не желавшими принимать советское гражданство, отказывавшимися от такой возможности, — я мог убедиться, что уважение к сделанному нашей страной в годы войны было в тот момент, пожалуй, почти всеобщим чувством.

Правый фланг — это либералы. Много ли сегодня среди них тех, кто не поддался на антиросскийскую пропаганду и отстаивает правду истории?

О своём отношении к Сталину

Очень интересно проследить, как в Симонове, человеке старшего по отношению к диссидентам 70 — 80-ых годов поколения, менялось восприятие Сталина под давлением информационного воздействия разнообразных вбросов и какое воздействие сам Симонов ощущал и описал в своих воспоминаниях. Сначала приведём его оценку своей позиции до «либерализации» мировоззрения советской интеллигенции:

В начале ноября сорок первого года на Рыбачьем полуострове я, ещё не зная о предстоящем параде на Красной площади, написал стихи «Суровая годовщина», начинавшиеся словами: «Товарищ Сталин, слышишь ли ты нас? Ты должен слышать нас, мы это знаем». Стихи эти целиком посвящены нашему тогдашнему отношению к Сталину и нашим, связанным с ним надеждам. Стихи были написаны очень далеко от Москвы, полного представления о том, что там, под Москвой, происходит, у меня не было, — в стихотворении выразилась тревога и обостренность всех чувств. Я и сегодня не стыжусь этих стихов, не раскаиваюсь в том, что написал их тогда, потому что они абсолютно искренне выражали мои тогдашние чувства, но я их не печатаю больше, потому что то чувство к Сталину, которое было в этих стихах, во мне раз и навсегда умерло. То значение, которое имел для нас Сталин в тот момент, когда писались эти стихи, мне не кажется преувеличенным в них, оно исторически верно.

Надо отдать должное Симонову в его честности перед собой:

Но одно стихотворение, где есть имя Сталина, я печатал и продолжаю печатать точно в таком виде, в каком оно было написано. Всё в нём сохранилось для меня так, как звучало и тогда, когда я писал это стихотворение, и тогда, когда происходило то, о чем оно написано. Я говорю о стихотворении «Митинг в Канаде», открывавшем в сорок восьмом году мою книгу «Друзья и враги». Напомню, что речь идет о зале, в первых рядах которого сидят люди, пришедшие, чтобы сорвать митинг:

Почувствовав почти ожог,
Шагнув, я начинаю речь.
Её начало — как прыжок
В атаку, чтоб уже не лечь:
«Россия, Сталин, Сталинград!»
Три первые ряда молчат.
Но где-то сзади легкий шум,
И, прежде чем пришло на ум,
Через молчащие ряды
Вдруг, как обвал, как вал воды,
Как сдвинувшаяся гора,
Навстречу рушится «ура»!

Я написал в этих стихах о том, что в действительности было, и о том, как это было. Я могу и сегодня читать эти стихи, и не раз читал их, потому что выраженная в них подлинная часть истории, все то значение, которое слово «Сталин» имело для меня тогда рядом со словами «Сталинград» и «Россия», остались и по сегодня частью моего ощущения войны.

О либерализации мировоззрения советской интеллигенции

Симонов очень точно уловил процессы, происходившие в советской интеллигенции:

Как я помню, и в конце войны, и сразу после неё, и в сорок шестом году довольно широким кругам интеллигенции, во всяком случае, художественной интеллигенции, которую я знал ближе, казалось, что должно произойти нечто, двигающее нас в сторону либерализации, что ли, — не знаю, как это выразить не нынешними, а тогдашними словами, — послабления, большей простоты и легкости общения с интеллигенцией хотя бы тех стран, вместе с которыми мы воевали против общего противника. Кому-то казалось, что общение с иностранными корреспондентами, довольно широкое во время войны, будет непредосудительным и после войны, что будет много взаимных поездок, что будет много американских картин — и не тех трофейных, что привезены из Германии, а и новых, — в общем, существовала атмосфера некой идеологической радужности, в чем-то очень не совпадавшая с тем тяжким материальным положением, в котором оказалась страна, особенно в сорок шестом году, после неурожая.

Симонов очень аккуратно описывает дух «оттепели», который сегодня можно описать уже точнее — неотроцкизм после войны стал поднимать голову. А основным путём прихода к власти троцкистов всех поколений, что самого Троцкого, что Тухачевского, что Хрущёва, что Горбачёва, был путь предательства с получением после него локальных властных преференций — должности «надсмотрщика». Симонов также точно почувствовал и то, посредством воздействия на какую среду этот «дух» будет последовательно развиваться. Локомотивом обоих «Перестроек» стала художественная интеллигенция, что потвердила вся история вялотекущего сорокалетнего переворота в СССР, основную работу по одурманиванию населения делали режиссёры разнообразных кинокомедий, навязывающих советским гражданам чисто западные стереотипы поведения индивидуализма, крохоборства и пьянства.

Об этом читайте статью «Первая и Вторая «Перестройка» — Хрущёва и Горбачёва — шаги одного пути развала СССР» http://inance.ru/2015/10/perestrojka/

Результаты этого процесса почти с документальной точностью зафиксировал в своём фильме «Гараж» Эльдар Рязанов (Ретро-рецензия. Почему «Гараж» — самый страшный фильм СССР, мнение самого режиссёра о своём фильме отражено в статье «Эльдар Рязанов: «Мне бы хотелось, чтобы «Гараж» устарел как можно скорее!» http://www.kp.ru/daily/24454/617559/).

Видимо, Сталин, имевший достаточную и притом присылаемую с разных направлений и перекрывавшую друг друга, проверявшую друг друга информацию, почувствовал в воздухе нечто, потребовавшее, по его мнению, немедленного закручивания гаек и пресечения несостоятельных надежд на будущее.

Действительно, Сталин понимал, что троцкистские кланы никуда не делись, а лишь поутихли во время войны и Симонов лёгким намёком указывает на то, кто мог быть заинтересован в заговоре против советского государства, а не против Сталина, как то представляют многие:

Думается, исполнение, торопливое и какое-то, я бы сказал, озлобленное, во многом отличалось от замысла, в основном чисто политического, преследовавшего цель прочно взять в руки немножко выпущенную из рук интеллигенцию, пресечь в ней иллюзии, указать ей на её место в обществе и напомнить, что задачи, поставленные перед ней, будут формулироваться так же ясно и определенно, как они формулировались и раньше, до войны, во время которой задрали хвосты не только некоторые генералы, но и некоторые интеллигенты, — словом, что-то на тему о сверчке и шестке.

О заинтересованности некоторой части генералитета в заговоре по смене власти мы писали в статьях «22 июня 1941 — последствия управленческих ошибок» (http://inance.ru/2014/06/22june/) и «Исторические модели: заговор маршалов перед 22 июня 1941 года» (http://inance.ru/2015/06/predatelstvo/).

«Исторические модели: заговор маршалов перед 22 июня 1941 года» http://inance.ru/2015/06/predatelstvo/

Симонов о Берии

Константин Симонов был одним из немногих, приближённых к власти литераторов, кто мог публично высказываться о Сталине, поэтому к его доводам прислушивались многие.

Есть в его «Размышлениях» несколько моментов, которые уж очень смахивают на информационный вброс, совершаемый с определёнными целями. В его мемуарах много внимания уделяется Сталину, как политику жёсткому и жестокому, поэтому его последняя работа во многом стала информационным обеспечением, как сегодня говорят, компании против Сталина и Берии, развернувшейся во время «Перестройки». Мы приведём только одно из таких мест, хотя их много. Данный фрагмент посвящён тому, как Берия якобы организовывал антиправительственный заговор, в котором его обвинил Хрущёв и компания:

Так вся эта серия мероприятий проходит через газеты, лишь потом обнаруживая внутренний смысл как подготовительные шаги по дороге к захвату власти, которые поспешно, один за другим, делал Берия.

Один из этих шагов в газеты не попал, но я принадлежу к числу людей, знающих о нём. Не могу точно вспомнить, в какие дни это было, но, наверное, при старании можно числа восстановить, потому что именно в это время Фадеев и Корнейчук, бывшие членами ЦК, оба ездили в заграничные поездки по делам Совета мира. Вскоре после сообщения о фальсификации дела врачей членов и кандидатов в члены ЦК знакомили в Кремле, в двух или трех отведенных для этого комнатах, с документами, свидетельствующими о непосредственном участии Сталина во всей истории с «врачами-убийцами», с показаниями арестованного начальника следственной части бывшего Министерства государственной безопасности Рюмина о его разговорах со Сталиным, о требованиях Сталина ужесточить допросы — и так далее, и тому подобное. Были там показания и других лиц, всякий раз связанные непосредственно с ролью Сталина в этом Деле. Были записи разговоров со Сталиным на эту же тему. Не убежден, но, кажется, первоначально записанных на аппаратуру, а потом уже перенесенных на бумагу.

Я в три или четыре приема читал эти бумаги на протяжении недели примерно. Потом чтение это было прекращено, разом оборвано. Идея предоставить членам и кандидатам ЦК эти документы для прочтения принадлежала, несомненно, Берии, именно он располагал этими документами, и впоследствии выяснилось, что так все и было. Он хотел приобрести дополнительную популярность, показав себя человеком беспристрастным, человеком, не случайно отодвинутым несколько в сторону в последние месяцы жизни Сталина, человеком, которому Сталин не доверял или перестал доверять, человеком, который был никак не склонен продолжать те жестокости, возмутительные беззакония, которые, судя по предъявленным нам для чтения документам, были связаны непосредственно со Сталиным, с его инициативой, с его требованиями. Выставляя документы на обозрение, Берия как бы утверждал, что он и далёк, и категорически против всего этого, что он не собирается покрывать грехов Сталина, наоборот, хочет представить его в истинном виде.

Был или нет подобный эпизод в реальности, мы не знаем, но форма подачи очень показательна: какие-то документы, когда-то показали — документальное повествование усиливает доверие к информации. А после этого свидетельство человека, видевшего некие документы, становится чуть ли не историческим доказательством. Такой приём широко применялся многими диссидентами во время «Перестройки».

Всё, что Симонов пишет о Берии, в точности соответствует либеральному взгляду на историю нашего отечества. Наш взгляд на эту историческую личность и результаты его деятельности, мы представили во многих статьях, с которыми советуем ознакомиться:

«Тайна кризисного руководства и атомного века СССР» (http://inance.ru/2014/08/atom-berii/).
«Нас спасли народные железные дороги!» (http://inance.ru/2014/08/zdussr/).
«Государственный переворот 1953 года и его прикрытие на XX съезде (часть1)» (http://inance.ru/2015/02/iuda/).
«Государственный переворот 26 июня 1953 года (часть 4): если бы его не было?» (http://inance.ru/2015/06/perevorot-26-june-1953/).

«Тайна кризисного руководства и атомного века СССР» http://inance.ru/2014/08/atom-berii/

Заключение

Констатин Симонов во многом, если оценивать его публицистику — являлся неким промежуточным звеном между информационным полем, создаваемом партократией, и росшим в его время «полем» диссидентского движения. Возможно, многие именно благодаря его публицистике «переосмыслили» в нужном Западу ключе нашу историю и присоединились к демократизаторам Перестройки, поддержали их.

Мы уважаем и ценим творчество Константина Симонова, как военного писателя и корреспондента, но его публицистика противоречива, в некоторых местах странна.

В год 100-летия Константина Симонова мы всем рекомендуем прочитать его книги о войне и, особенно рекомендуем прочитать указанную нами книгу «Глазами человека моего поколения: Размышления о И. В. Сталине» (http://www.chaltlib.ru/articles/resurs/jubilei_goda/god__literaturi_v_rossii/100_let_k_m_simonovu/).

Источник