Андрей Фурсов: "Конец неолиберальной эпохи: что дальше?"

В эфире КМ ТV программа «Конференция» и я, ее ведущий, Дионис Каптарь. Сегодня у нас в студии Андрей Ильич Фурсов, академик Международной академии наук (Австрия). Сегодня мы побеседуем с ним о теме, которую можно назвать отчасти исторической, отчасти политической. Речь идет о нынешних временах, новая история, новейшая. Андрей Ильич Фурсов выдвигает идею о том, что эпоха неолиберализма, которая началась где-то в конце 70-х, закатилась, и о том, что же грядет ей на смену, он нам сегодня и расскажет. Андрей Ильич, здравствуйте. Давайте сначала, чтобы мы все говорили об одном и том же, на одном и том же языке, вы нам скажете, что вы подразумеваете под неолиберализмом.

Неолиберализм — это социально-экономическая система, которая стартовала на рубеже 70-80-х годов. Основные характеристики ее заключаются в следующем. Это передел доходов в пользу верхней части общества в капиталистической системе в ущерб средним и нижним слоям, это деиндустриализация ядра капиталистической системы и целый ряд других, связанных с этим процессом, — например, ухудшение положения среднего класса. Но самое главное — это глобальный передел доходов и деиндустриализация. Это две главные черты неолиберальной системы. Естественно, выталкивание государства из экономики и примат финансового капитала.

Цели этих изменений? Кто выгодоприобретатель? Вы отчасти уже назвали группу этих людей, это высшие слои. Почему им именно выгодно заниматься деиндустриализацией?

Эпоха с 1945 по 1975 годы была замечательной во многих отношениях. С чисто экономической точки зрения за это тридцатилетие было создано столько товаров и услуг, что в стоимостном выражении это примерно равняется всему, что было создано с 1801 по 1945 год. Это был период экономического бума. В результате за эти 30 лет, с 1945 по 1975 годы, на Западе значительная часть общества, прежде всего средний слой, оказалась в выигрыше от той ситуации, которая сложилась. Выигрыш этот был обусловлен двумя факторами. Во-первых, просто появился экономический продукт, от которого можно было отстегнуть средним слоям и верхушке рабочего класса, чтобы стимулировать спрос. Но был еще один фактор — наличие Советского Союза. Чтобы, не дай Бог, середина общества и верхушка рабочего класса не стали активно голосовать за левые партии, для этого нужно было как-то их замирить. Нужно помнить, что на рубеже 40-50-х годов в Италии и Франции коммунисты были очень близки к тому, чтобы если не взять власть, то очень сильно потеснить власть предержащих той эпохи. И в течение 30 лет верхушка капиталистической системы, так сказать, отстегивала часть продукта вниз. Однако в середине 70-х годов экономический бум стал заканчиваться. Государство всеобщего собеса подошло к пределу своей эффективности. Но самое главное заключалось в другом — усилившиеся средние слои и усилившаяся рабочая верхушка стали претендовать на политическую власть. Этого верхушка мирового капиталистического класса позволить уже не могла и она это озвучила. В 1975 году по заказу Трехсторонней комиссии три человека, Хантингтон, Крозье и Ватануки, написали знаменитый доклад «Кризис демократии», в котором прямо и откровенно сказали, что демократия — это не ценность, это инструмент, и что если дальше будет развиваться тенденция 50-60-х годов, то безответственные группы могут бросить вызов истеблишменту. И здесь возникла необходимость каким-то образом пригасить этот подъем среднего слоя и рабочего класса. Пригасить его можно было двумя способами. Один способ был назван в этом докладе — внесение некоторой апатии в массы. Вторая, значительно более эффективная вещь — это деиндустриализация, то есть вынесение промышленности за рамки ядра капиталистической системы. И таким образом убивались сразу два зайца. Во-первых, прекращался рост рабочего класса, во-вторых, той части рабочего класса, которая оставалась, можно было сказать — вы требуете больше зарплаты? Да мы вообще завтра совсем переведем всю автомобильную промышленность в Южную Корею, и там люди будут готовы трудиться за пятую часть того, что вы здесь получаете, и вы не получите и этого. То есть это было очень мощное средство давления на рабочий класс и на средний класс. Ударниками, стахановцами этого процесса были Тэтчер и Рейган, соответственно, в Великобритании и в США. Вот вкратце и упрощенно причина перехода к неолиберальной схеме.

Я озвучу некоторые цифры, которые написал в своей книге «Краткая история неолиберализма» Дэвид Харви .

Замечательная книга.

Отлично. Темп мирового экономического роста в 60-х составлял 3,5%, в 70-х — 3,2%; в 80-х — 1,4%; в 90-х (можно сказать, это апофеоз неолиберализма) — 1,1%; в 2000-х (но докризисных) чуть более 1%. Это ли не свидетельство банкротства неолиберализма в плане экономики?

И да, и нет. Дело в том, что с точки зрения предыдущей эпохи, 1945-1975 годов, это, конечно, банкротство. С точки зрения эпохи, скажем, конца 70-х — начала XXI века, это не банкротство, так и было задумано, потому что была задумана деиндустриализация. Я вам добавлю еще одну цифру. В 2010 году специалисты посчитали, что если из мирового валового продукта 2010 года вычесть Китай и Индию, то он получится на уровне 1980 года. То есть на самом деле мастерская мира действительно переехала в Китай и в Индию, а ядро занималось переделом, то есть процесс шел в противоположную сторону тому, что было в 1945-1975 годах. Кроме того, за эти 30 лет, которые прошли с 1980-го по 2010 год, произошла еще одна очень важная вещь. Верхушка мирового капиталистического класса в рамках неолиберальной схемы занималась демонтажом внеэкономических институтов капиталистической системы, то есть национального государства, гражданского общества, системы образования, политической сферы, того каркаса, который делает капитализм капиталистической системой. Неверно представлять, что капитализм это просто некий триумф капитала. Капитал существовал до капитализма и будет существовать после него. Капитализм на самом деле есть очень сложная социальная институциональная система, которая ограничивает капитал в его же долгосрочных и целостных интересах и обеспечивает его экспансию в пространстве, потому что без этой экспансии его существование невозможно. В этом плане крушение Советского Союза и распространение капитализма на всю планету, то есть вся планета теперь капиталистическая, означает, что капитализм достиг своих пределов (эта система экстенсивная) и дальше он развиваться не может. Кто-то скажет — ну и прекрасно, капитализм будет интенсивным. Но дело в том, что капитализм заточен под экстенсив, а его интенсификации мешают как раз те самые институты, которые и демонтировались. Демонтаж этих институтов означает демонтаж капиталистической системы. Смотрите, как интересно получается. 30 лет, условно с 1980 по 2010 годы, западная правящая верхушка демонтировала внеэкономические основы капитализма. Теперь после кризиса 2008-2009 годов западные лидеры говорят — рынок не может решать все проблемы, финансовый капитал нужно подчинить интересам общества. Но совершенно ясно, что не интересам общества, а это значит, что ограничить финансовый капитал. Я глубоко убежден, что в ближайшие 30 лет мы будем иметь дело с антилиберальным курсом, в ходе которого будет демонтирован рынок. Рынок действительно будет поставлен под политический контроль, только уже не государства, а каких-то других структур. Пройдет 30 лет и окажется, что капитализм совершенно спокойно демонтирован под разговоры о необходимости поставить рынок под контроль. Кстати, Аттали в целом ряде своих последних работ откровенно говорит, что хотя будущее — это триумф денег, но финансовый капитал должен был быть поставлен под контроль, и в мире должна существовать глобальная экономика распределения. Это вообще штука не экономическая, а силовая — распределение ресурсов, потому что ресурсов мало.

04.04.2012, 15:09
Вы говорите, что финансовый капитал будет поставлен под контроль. Под контроль кому?

Это очень интересный вопрос. Дело в том, что финансовый капитал с 1980 по 2010 год преуспел в ослаблении государства, то есть глобализация оказалась сильнее национального государства. В то же время мы сегодня видим, что глобализация трещит по швам, что целый ряд социальных процессов вышел из под контроля. Я думаю, что есть только два варианта развития политического мира после глобализации, точнее, в ходе глобализации. Либо это суперглобализация и создание мирового правительства, мечта Варбургов, Ротшильдов и всех остальных, либо это система импероподобных образований, тоже наднациональных структур, которые будут контролировать потоки капиталов внутри себя. То есть, по сути дела, социальные сражения ближайших 30 лет — это борьба двух типов наднациональных структур. Типов мирового правительства с таким неоорденским ядром (здесь мы уже вступаем в зону политических фантазий) либо это импероподобные образования, которые контролируют свои зоны планеты. Почему я говорю про импероподобные образования, а не империи? Время империй прошло, это именно импероподобные образования, потому что руководить ими будут структуры неоорденского типа, ядро которых будут составлять спецслужбы, военно-промышленный комплекс и военные структуры, поскольку кризис, обострение противоречий между различными частями глобального мира, угроза геоклиматической катастрофы, и все это будет выдвигать военных и спецслужбы на первый план. Это как раз та тенденция, которая работает скорее не на мировое правительство, а на импероподобные образования.

Что тогда ждет общество? Вы сейчас говорите фактически о верхушке, об элите, а широкие массы в каком состоянии окажутся? Я озвучу одну цифру перед тем, как вы ответите на этот вопрос. Опять же обращаюсь к Дэвиду Харви. Реальная зарплата в США в 2000 году была примерно на уровне 1968 года, то есть чудный новый мир оборачивается застоем, хотя вроде бы все же таки небольшой экономический рост, но он все-таки есть. Куда девались продукты от общества? Очевидно, если верить тому, что вы говорите, они попали в руки очень узкой группы, а реальная зарплата среднего класса оказалась на том же самом уровне, то есть они работают фактически вхолостую, и фактически это говорит об эксплуатации.

Совершенно верно. Я не буду говорить о той части американского общества, чьи доходы упали, но есть какая-то его часть, около 20-30%, чьи доходы остались на уровне 1980 года. Благодаря чему они остались на уровне 1980 года? Благодаря тому, что женщины стали работать. То есть семейный доход остался на уровне 1980 года благодаря тому, что женщины стали активно работать. Еще одна вещь произошла, безусловно, за последние 30-40 лет. На Западе резко упал уровень образования. То, что происходит с образованием сейчас в Российской Федерации, Запад прошел в 70-80-е годы. К нам этот процесс пришел значительно позже, он идет у нас медленнее, потому что советская система образования была исходно сильнее западной системы. И несмотря на то, что эту систему уже 20 лет ломают со страшной силой, как-то никак ее не получается доломать. Что будет дальше, посмотрим, но в любом случае мир десятых годов XXI века во многих отношениях есть мир значительно более бедный, значительно более опасный и значительно менее образованный, чем мир 60-х годов.

Неофеодальный даже, пожалуй.

Я не очень люблю так говорить. Как метафора, да, возможно, неофеодальный, неорабовладельческий. Но я бы сказал так, что это уже вырисовываются контуры после капиталистического мира. Идет только борьба за то, каким будет этот мир. В условиях кризиса длинного XVI века, с середины XV-го по середину XVII века, тоже шла борьба за то, каким будет послефеодальный мир, и три варианта выхода из этого кризиса в Европе в зависимости от того, как складывается борьба. Посткапиталистическое общество второй половины XXI века, разумеется, если не будет глобальной катастрофы, которую можно охарактеризовать словами из знаменитого шлягера 20-х годов наших нэповских времен «все сметено могучим ураганом и нам с тобой осталось кочевать»... Так вот, если не случится глобальной катастрофы, то реально этот мир будет определяться тем, чем закончатся социальные схватки первой половины XXI века, то есть кто кого исключит, кто кого отсечет от общественного продукта. Я думаю, что в разных частях планеты эти схватки будут разными. Я не верю, что посткапиталистический мир будет миром мирового правительства, так сказать, пупок развяжется.

В таком случае возникает вопрос — какие основные игроки и соперники выйдут на арену? Фактически они уже выходят. Конечно, наверное, это США, очевидно, это Британская империя, замаскированная под Британское содружество, возможно, это ЕС. А как же Россия?

Дело в том, и я глубоко убежден, что при сохранении нынешнего социально-экономического курса России осталось существовать лет так 15-20. Если у нас будут продолжаться по инерции неолиберальные реформы, в то время как везде в мире восторжествует антилиберальный курс (об этом говорят уже не только китайцы и немцы, об этом говорят Обама и Саркози), совершенно ясно, что западная верхушка в некоторой растерянности, и это создает определенную опасность. В одном из диалогов Платона есть такая метафора — Бог крутит колесо и оно все крутится в одну сторону, но потом Бог решает закрутить колесо в другую сторону. И он резко начинает его крутить, и колесо-то начинает крутиться в другую сторону, но то, что на колесе, идет еще в противоположном направлении. Нынешнее состояние западной элиты примерно такое — Бог закрутил уже в другую сторону, а некоторые полагают, что можно еще двигаться в том же направлении. Постсоветская правящая элита еще движется по инерции в том направлении, которое противоречит ходу истории. Отсюда возможна масса кризисных явлений.

Насколько эта элита самостоятельна?

Понимаете, надо обладать инсайдерским знанием, но чисто импрессионистски полагаю, что процентов так на 50.

Это много.

Это мало.

Смотря для чего. То есть вы оптимист?

Нет, я не оптимист. Дело в том, что здесь очень важно — как любил говорить Энштейн, мир понятие не количественное, а качественное. Важно, что входит в эти 50%. Если, скажем, некая внешняя группа подсадила некую другую группу под подложный информпоток, который определяет ее мировоззрение, и в рамках этого ложного информшара определяет действия этой группы, то ясно совершенно, что действия адекватными не будут.

Может быть, это прикрытие, они лишь только делают вид, что не знают общество, в котором живут? Может быть, они делают вид, что попали на крючок всяких, скажем так, брошюрок для туземцев?

Трудно сказать, но думаю, что своего общества не знала уже поздняя советская верхушка, поэтому Андропов совершенно правильно сказал знаменитую фразу, которая точно звучит так: «Мы не знаем общество, в котором живем и трудимся». Я думаю, что дальше все шло только по нисходящей.

Почему вы ему верите, Андропову?

Я помню то время очень хорошо. И я помню, насколько неадекватно представляла советская верхушка ситуацию в собственной стране. Сейчас ситуация, на мой взгляд, стала еще хуже, поскольку в 90-е годы в Россию хлынул мутный поток вышедшей из моды и находящейся в кризисе западной политологии, социологии. Наши научные коммунисты стали срочно переучиваться в социологов и политологов. К ним прибавились неудачники из географии, филологии и откуда только возможно. И эти все люди начали создавать тот поток интеллектуального мусора, в котором мы живем уже 20 лет. В таких условиях очень трудно представить реальность. Я уверен, что те люди, которые управляют нашей страной, статистику и эмпирические данные имеют адекватные. Я глубоко сомневаюсь в том, что их интеллектуальная обслуга может это адекватно концептуализировать.

Вы знаете, Андрей Ильич, на самом то деле многие эксперты также говорят в том смысле, что они в какой-то степени оправдывают людей, находящихся наверху.

Я не оправдываю.

Вы не оправдываете, а по факту получается так, потому что одно дело, когда мы имеем дело со злонамеренностью, а другое дело, когда мы имеем дело с заблуждениями. Это совершенно разные категории. Я сейчас говорю в данном случае о советской верхушке. Об этом много говорят, и работы об этом есть, и действительно эту фразу Андропова все на разные лады повторяют. Но когда задаешь конкретный вопрос (я задаю его разным экспертам) о том, что же конкретно-то не знали эти наши руководители, что они не знали, что людям не нравится стоять в очередях, они этого не знали?.. Я условно говорю.

Они не знали не это. Они не понимали, как устроен мир вокруг них. Они попались на удочку западного десанта. Самое главное, с середины 50-х годов у нас перестали изучать капиталистическую систему и поэтому проглядели появление новой хищной молодой фракции мирового капиталистического класса под названием корпоратократия. Государственно-монополистический капитализм Запада готов был сосуществовать с Советским Союзом, однако была та фракции корпоратократии, которая появилась в конце 40-х — начале 50-х годов, которая заявила о себе в 1953 году свержением правительства Моссадыка в Иране и Хакобо Арбенса Гусмана в Гватемале; эти оба свержения были очень интересны, и это было не столько в интересах государства США, сколько в интересах транснациональных корпораций или США как кластера транснациональных корпораций. И вот этот слой сосуществовать с Советским Союзом никак не желал. Этот слой сформировал в Советском Союзе свою часть, советский сегмент корпоратократии. Это была та часть советской номенклатуры, которая была задействована в торговле нефтью на западных рынках. И вот это-то верхушка и просмотрела.

Хотя я моложе вас и намного, но даже мы, тогда еще подростки и даже дети, но прекрасно знали, что существует свой определенный мир внешторговских работников, мир мгимошников. Сейчас мы уже все посмотрели фильм «Стиляги». И те, кто жил тогда, помнит это из собственного опыта.

Фильм «Стиляги» — абсолютно лживый.

Как бы то ни было, это говорит о том, что есть и был другой мир, о котором знали. Как же верхушка не могла это знать?

Она прекрасно об этом знала, она была частью этого мира, но предполагалось, что этот мир — это такой сегмент, который живет по другой логике. Они не понимали, что это раковая опухоль, которая рано или поздно приведет к перерождению организма. Это лишний раз говорит о неадекватности советской верхушки, верхнего слоя, потому что нижний верхний слой и работал на то, чтобы превратиться в класс собственников, чтобы решить проблему трансляции привилегий детям. В этом отношении отказали те структуры, которые должны были выполнять функцию иммунной системы.

Вы говорите о средних. Но я общался с историком, с доктором исторических наук Островским.

Китаист?

Нет, это петербургский историк, это наш, можно сказать, классик в какой-то степени, живой классик.

Это замечательный историк.

Крупный историк, и он говорил в интервью, подготавливая работу о том, кто поставил Горбачева во власть...

Замечательная работа, кстати.

...И опрашивая различных живших, живущих и уже сейчас пожилых. В те годы, когда Горбачев еще только подходил к власти и находившимся на крупных постах, он выяснил, что до Горбачева, до перестройки по указанию Андропова уже была дана команда организовать разработку программы приватизации государственной собственности в Советском Союзе, была организована специальная группа и даже две. И, кстати, одну из них неформально возглавлял Горбачев, не будучи тогда еще генеральным секретарем, а старый Рыжков был ему подчиненным, опять же неформально,. Так по крайней мере рассказывает Островский. Из этих его слов выходит (а я, наверное, выражу общее мнение, что человек этот настолько авторитетен, что ему нельзя не поверить), что высшая верхушка как раз это все затевала, и даже не средний уровень. Кто такой Андропов? Это верх.

Понятно. Но она не затевала, речь не шла о демонтаже социализма и развале Советского Союза. Речь шла именно о реформах, но реформы эти вышли из-под контроля. Советский Союз на рубеже 70-80-х годов оказался в условиях структурного кризиса. А когда система оказывается в структурном кризисе, то ее легко внутренними и внешними усилиями перевести в системный кризис, что и произошло. Но я не уверен, что тот же Андропов планировал развал Советского Союза и превращение его в капиталистическое общество. Речь идет, я думаю, о другом, о том, что этот процесс вышел из-под контроля. Он был перехвачен.

Островский, опять же ссылаюсь на него, говорит, что согласно этой программе, о которой он говорит, планировалась приватизация половины государственной собственности. Можно ли называть это социализмом?

Вопрос — какая половина собственности должна была уйти в приватизацию. Мелочевка?

Если мелочевка, то тогда это не половина, позвольте. Вес имеется в виду — половина. Не по количеству.

Смотрите, Китай. Там очень многое приватизировано, и тем не менее Китай остается социалистической страной.

Вы сказали некоторое время назад, что весь мир стал капиталистическим.

Китай в этом отношении очень специфическая страна. Китай остается под контролем Коммунистической партии Китая и Народно-освободительной армии Китая. Функционально это капиталистическая страна, но внутри, по содержанию, это страна с огромным сектором госсобственности, и полная капитализация Китая изнутри — это вещь очень проблематичная. Мы должны различать функциональную капитализацию общества и содержательную. Функционально весь мир действительно стал капиталистическим, по содержанию очень многие части планеты вообще не подвержены капиталистической реконструкции. И это создает массу проблем и противоречий.

Некоторые эксперты указывают на то, что изменившись экономически, Китай изменяется и идеологически прямо на глазах. И ждут не дождутся — не в смысле, что очень хотят, а в смысле, что вот-вот произойдет то, что у нас было на съезде хрущевском, а потом уже и горбачевском.

По той информации, которая у меня есть, в Китае как раз сейчас идет в идеологическом плане противоположный процесс, потому что люди почувствовали опасность этих вещей. Но ситуация действительно может развиваться по-разному в условиях кризиса, просто нужно смотреть, что происходит в Китае. Я не исключаю, что с Китаем произойдет то, что произошло с Советским Союзом, но это будет означать распад Китая.

Так что же удивляться этому? Китай фактически только лишь совсем недавно стал единым государством, до этого же он формально был единым.

Вы имеете в виду недавно, это когда?

Максимум 50 лет назад.

Понимаете, какая штука. Тот период, который начался опиумными войнами и закончился приходом коммунистов к власти, это один из периодов хаоса в истории Китая. До этого Китай был централизованным, в период хаоса опять децентрализация, но китайское руководство прекрасно понимает все эти опасности. И поскольку китайское руководство обладает стратегическим мышлением, я думаю, что в любом случае они понимают, чем чревато бесконтрольное развитие капиталистического сектора.

В этом смысле вы даете, как говорится, бальзам на душу китайским товарищам.

В среднесрочной перспективе. Вы знаете, древние римляне любили говорить, что «судьба ничего не дает навечно». То, что в среднесрочной перспективе оказывается достижением, в краткосрочной оказывается поражением. Здесь, в этой ситуации, все зависит на самом деле, в массовом обществе, как это ни парадоксально, большая часть решений зависит от правящих слоев.

Почему это парадоксально? По-моему, это логично.

Это внешне парадоксально, потому что вроде бы массы выходят на историческую арену. И, значит, массовые процессы все решают. На самом деле чем более массово общество, тем легче им манипулировать. Вы попробуйте поманипулировать деревней, у которой есть своя традиция и где есть община. Это одно дело. И совсем другое дело — атомизированная масса, у которой нет своих ценностей, которой можно навязать свои ценности. Что в этом отношении показал ХХ век? Он показал, что в схватке выигрывают те социумы, у которых значительно лучше организованные элиты, правящие слои, у которых слои со стратегическим мышлением. Одна из специфических черт советской верхушки 60-70-80-х годов заключалась в том, что у них абсолютно не было своей стратегической линии, только тактика. Если у тебя нет своей тактики, ты рано или поздно становишься жертвой чужой стратегии.

Хорошо. Вернее, ничего хорошего, достаточно мрачный взгляд на нашу недавнюю историю. Наш эфир постепенно заканчивается. Хотелось бы у вас узнать напоследок — все же таки вы не ответили несколько на один мой вопрос, я его просто повторю. Вы сказали о том, что Россию ждут не очень хорошие времена, если сохранится неолиберальная концепция в нашей стране. Но вы думаете, что она сохранится или нет?

В «Коньке-Горбунке» есть такая фраза, я ее очень люблю: «Ажно я пророк?»

И. о. пророка.

Почему трудно ответить на этот вопрос? Во-первых, когда мировая система, элементом которой является Российская Федерация, находится в кризисе, то есть в точке бифуркации, это означает, что у системы — максимальный выбор в рамках некоего коридора возможностей. И когда система находится в точке бифуркации, не нужен сильный толчок, нужен толчок в определенном направлении. В этом отношении небольшая группа людей, придав этот толчок, может решить очень многое. Это во-первых. Во-вторых, опять же поскольку РФ элемент мировой системы и во многих отношениях она не субъект, а объект, то очень трудно сказать, как будет здесь развиваться ситуация. Очень многое будет зависеть от ситуации в мире. Например, будет война на Ближнем Востоке или нет? Случись война на Ближнем Востоке, здесь опять же разные варианты для развития ситуации и у нас. То есть прогнозировать очень и очень сложно. Есть одна вещь, просто нехорошая. Наше общество значительно менее социально здорово, чем оно было накануне Великой Отечественной войны. И это значит, что в случае серьезного конфликта ситуация может пойти совсем по-другому, чем в 1941 году. В то же время, как говорят англосаксы, каждое приобретение есть потеря и каждая потеря есть приобретение. Хорошо известно в истории, что новые элиты и новый модальный тип личности возникает во времена кризисов и войн. Именно во времена кризисов и войн появляется новый тип человека, который, как вдруг казалось, некому встать на защиту, и вдруг появляются люди, которые готовы рвать пасть противнику и ломать ему хребет. И это случается именно во времена кризисов и войн. То есть финал открытый, и, может быть, тем и хороша история, что в периоды кризисов очень многое зависит от каждого отдельного человека и от его позиции, насколько он готов защищать свою Родину, память предков, могилы предков и ценности своей цивилизации.

Андрей Ильич, большое вам спасибо за такое окончание эфира и за то, что вы нашли время к нам прийти. В студии был Андрей Ильич Фурсов, академик Международной академии наук (Австрия).