Пришло горькое известие. На 79 году жизни скончался наш коллега Владимир Петрович Воробьёв, ученый, писатель, публицист, один из тех, кому принадлежала идея создать Движение «За возрождение отечественной науки», которому он посвятил много сил. С момента образования Движения и до последнего дня своей жизни был членом его Центрального совета, а позднее и членом Президиума последнего.
Владимир Петрович Воробьёв, инженер-физик, кандидат технических наук, в 1957 году окончил Московский инженерно-физический институт по специализации, связанной с проблемами управления. Работал на реакторе первой советской атомной станции в Обнинске под Москвой, где входил в группу специалистов по его исследованию как объекта управления. Потом была разработка систем управления реакторами атомных подводных лодок. По управлению экспериментами по исследованию гидрофизических полей в океане защитил кандидатскую диссертацию. Занимался также управлением научно-исследовательскими, конструкторскими, производственными работами разного назначения. Значительную часть жизни проработал в стенах Курчатовского института, где много лет заведовал лабораторией. Автор нескольких книг по этим проблемам, учебника по управлению качеством, а также многих историко-научных статей и публицистических изданий. Среди последних весьма популярной стала его книга «Демроссийский лохотрон». М., 2004, одно из лучших произведений об эпохе ельцинизма, в котором строгий научный анализ сочетался с едкой сатирой в лучших традициях Салтыкова-Щедрина.
В течение многих лет В.П.Воробьев являлся активнейшим членом Редакционного совета сайта ДЗВОН, неутомимым, всегда ироничным публицистом, талантливо откликавшимся на сайте ДЗВОН, как на злобу дня, так и на глубинные процессы нашей жизни. Помимо физико-технических проблем, теория и практики управления его всегда манили к себе крупные философские и исторические темы, в которые он нередко погружался столь глубоко, что мог смело тягаться с профессионалами в данных областях. Из подобных материалов, выходивших из под его пера, рождались недавние книги «Цивилизация Ноосфера», М., 2008, «Борьба мiров», М., 2010.
Владимир Петрович в последние годы написал десятки прекрасных воспоминаний о различных этапах жизни и достойных людях, с которыми доводилось общаться. Эти мемуары получили очень благоприятные отзывы благодарных читателей. Автор планировал выпустить по ним книгу. Но не довелось. В одном из последних писем, Владимир Петрович затрагивает тему Октябрьской революции:
В.П.Воробьёв: Относительно статьи “Генералы в Октябре” Олега Стрижака, помещенной на вашем сайте. В сокращенном виде, я предложил этот материал газете “Советская Коломна”. И неожиданно получил оттуда резкую отповедь, квалифицирующую его как “явную дезу” “для плохоосведомленных граждан”, подкрепляя это ссылкой на некого Логинова, который в другом месте называется “крупнейшим российским исследователем”. Я, правда, с этим именем не сталкивался, но считать себя знатоком всех участников “Ленианы” не могу.
Версия Стрижака, будь она литературная или историческая, - это правда. Почему я так думаю? В ней присутствует обычная житейская логика. Уже в школьные годы я с сомнением относился к утверждениям школьных учебников, что героические рабочие отряды одним революционным духом разгромили немцев под Псковом и Нарвой. Мои школьные годы совпали с войной и мне героев-рабочих, во что я верил, было просто жалко, я из опыта военных лет просто образно видел, как их расстреливают из пулеметов и пушек. Но другие школьные дела отодвигали эти сомнения на второй план, однако они оставались. Я попал на счастливые школьные годы, когда естественный союз пожилых и очень знающих учителей, как я уже тогда понимал, еще земцев (”Дом с мезонином” и др. Чехов - я очень много читал) и молодых учителей уже сталинского призыва (Макаренко, Пантелеев) на практике разгромил троцкистские эксперементы педологов. Это были учителя-подвижники, но уже мои дети учились у учителей-урокодателей хрущевского призыва, хотя и сталинских еще было много, а теперь вот ЕГЭ. Поэтому и версия сайта “Дело Сталина” мне близка. А для Стрижака была бы интересна судьба генерала Михаила Степановича Свечникова, героя русского Вердена - крепости Особец, последнего (27-го) кавалера Ордена Святого Георгия. Демократы в своих “исторических” передачах на ТВ обрывают этот счет на цифре 25, потому что Свечников в 1916 году вступил в РСДРП, надо думать не случайно. Я был дружески знаком с его сыном Борисом Васильевичем, умершим незадолго до демократии. Он вынужден был перед войной записаться сыном своего дяди, поскольку его отец в 1938 году был расстрелян. Не знаю, какой стороной, тогда в этом были активны и те и другие, и это мы с ним не обсуждали. Борис Васильевич собирал материалы об отце и Октябрьской революции. Вас они могли бы заинтересовать. Чем? Это следует из прилагаемых моих воспоминаний, в которых, правда, могут быть неточности - я писал их более десяти лет спустя по памяти.
Неизвестный герой Октября
В 1985 году я познакомился с человеком, от которого узнал о страницах советской истории, которые, кажется, теперь не знает никто, по крайней мере, на общеизвестном уровне.
В тот год я был в отпуске в городе Серафимовиче, прежде станице Усть-Медведицкой, на Дону. До этого в газете «Правда» я прочитал короткую критическую заметку сотрудницы серафимовичского райкома партии Надежды Степановны Кравцовой. Я написал ей письмо на адрес райкома, оно дошло, и она мне ответила. Завязалась переписка, в которой мы обсуждали тогдашние события в стране. Она была очень обильной и отражала уже начавшееся всеобщее беспокойство о ее социальном и духовном состоянии. Советские люди тогда попали между жерновами вседозволенности партбюрократии и наглой русофобии демократического «творческого» охлоса. Первая возбуждала недовольство, а второй направлял его на саму природу советской власти и русского самосознания, преклоняясь перед западной колбасой и вибрируя душой от предвкушения грядущего предательства. Тогда я даже начал писать на эту тему роман. Написал довольно много, но потом бросил.
Надежда Степановна пригласила меня приехать к ним в отпуск, что я, Люся и Таня и сделали.
Как-то она показала улицу Комбрига Свечникова. Там, где та поворачивала под прямым углом, на возвышении стоял добротный дом, казацкий курень, в который из-за этого крутого поворота и особого состояния духа некоторых водителей большегрузных самосвалов оные несколько раз врезались. Разрушить его им не удалось из-за этого самого возвышения, которое укрощало их прыть, и прочности самой этой еще дореволюционной постройки. Здесь я и познакомился с Борисом Васильевичем Свечниковым жил Борис Васильевич Свечников. В этот дом своего отца, Михаила Степановича, Борис Васильевич наезжал в летние месяцы. Оказалось, его отец сыграл заметную роль в советский истории, но по ряду причин эти эпизоды его жизни во многом остались неизвестными. Как-то недавно проскочила скупая заметка о нем, где его даже назвали человеком, совершившим Октябрьскую революцию. И это в большой мере правда, хотя содержание заметки в чем-то и расходится с тем, что мне рассказывал Борис Васильевич. Он, наверное, тоже не возражал бы против такого утверждения, но она появилась совсем недавно, а тогда он рассказывал мне о фактах и событиях, не делая таких выводов. Некоторым людям, например, Анатолию Александровичу Хрулеву, я пересказывал услышанное, и они настоятельно советовали мне записать все, что я от него услышал, что я, наконец, с большим опозданием и делаю.
В Москве я видел его большой архив, собранный им за многие годы его борьбы за восстановление памяти о своем отце. Много сил он потратил на борьбу и с перешедшим все границы показухи и мздоимства засильем партбюрократии в локальном масштабе станицы Усть-Медведицкой, об истории которой он тоже много мне рассказывал. В чём я ему, как мог, помогал. В ответ на обращения в высшие партийные органы по этим вопросам он получал округлые отписки, а потому пытался заручиться поддержкой газеты «Правда». Корреспондентом по Волгоградской области там тогда работал Степнов, который тоже активно воевал с тамошним обкомом и его ставленниками на местах. Заметку Кравцовой в газете продвигал тоже он. Кончилось это тем, что его перебросили в Воронеж. Я иногда сопровождал Бориса Васильевича в его походах в редакцию «Правды» за ответами, но дальше приемной нам попадать не удавалась. Там нас встречала абсолютно непробиваемая дама со «стеклянными пуговицами» (слова Бориса Васильевича) вместо глаз. Воевал Борис Васильевич и с партбюрократами и их структурами в сфере советской истории. Я думаю, полная окаменелость тогдашней партбюрократии и помогла ему окончить свой жизненный путь. Никакого внимания, никакой аргументации, один «идеологический» лом, против которого нет приема. Эта всеобщая окаменелость и привела к последующему демократическому безобразию.
Борис Васильевич защищал Сталинград, где получил тяжелое ранение, от которого потом страдал всю жизнь. Тем не менее, он стал дипломатом-восточником, и много лет провел на арабском Востоке - в Йемене, Иране. Им он стал не случайно, далее будет ясно, почему. Последний период своей дипломатической работы он провел в Афганистане, уйдя на пенсию (или его ушли) с началом ввода туда советских войск. Он был категорическим противником этого и очень переживал сообщения об их потерях, был противником и тогдашней «революции» в Афганистане. Большой патриот Советской власти и Русской цивилизации и убежденный коммунист, он был категорически не согласен с идеологами суслово-яковлевского пошиба, и предвидел, что эта «классовая» политика в Афганистане приведет к большим бедам и в нем, и в России. Горбачева он считал полнейшим ничтожеством, к чему я тогда, будучи тогда много менее информированным, относился с недоверием.
Огромной ошибкой советской политики в Афганистане он считал поддержку советскими властями свержения афганского шаха, с которым был хорошо знаком. Он рассказывал, что это был человек большого ума и культуры, большой друг Советского Союза и патриот своей страны. Шах с технической помощью Советского Союза проводил большие социальные преобразования в стране, и дальнейшее укрепление его власти, считал Борис Васильевич, послужило бы еще более тесному сближению наших стран. И, конечно же, Борис Васильевич много сил потратил на возвращение доброго имени своему отцу, Михаилу Степановичу.
Михаил Степанович родился в 1882 в станице Усть-Медведицкой (ныне город Серафимович) Царицинской губернии. На японской войне 1904 года он зарекомендовал себя как храбрый и способный офицер. В 1910 году он - подъесаул артиллерии Забайкальского казачьего войска. Потом окончил императорскую Академию Генерального штаба и в чине подполковника во время Германской войны стал командующим крепости Осовец. Она была из числа крепостей оборонительного пояса вдоль Западной границы, которые строились под руководством инженера генерала Карбышева и внешне и по своему строению были во многом похожи друг на друга. В этот аналог французской линии Мажино входили также такие крепости как Брест, Перемышль, Ивангород, Ковно, еще какие-то. О крепости Осовец сейчас мало кто знает, она была расположена на реке Бобр, сейчас это территория Польши и никакого жилья там нет. Однако из всех этих крепостей в Германскую войну она прославилась больше всех. При отступлении русских войск из Восточной Пруссии в начале 1915 года, она остановила наступление немцев на этом участке фронта, нанеся ему большие потери. Более полугода этот «Русский Верден», как его тогда называли, отражал непрерывные атаки врага, мужественно перенося обстрелы тяжелой артиллерии, бившей прямой наводкой по ее стенам. Даже будучи окруженный и оказавшись в глубоком тылу у немцев, она продолжала сражаться. И только по приказу ставки вступила в переговоры, но не о капитуляции, а об организованном ее оставлении. Защищавшие ее войска были пропущены через расположение немецких войск к линии фронта с личным оружием и «знаками чести», то есть знаменами и знаками различия воинов.
Самым почетным орденом Российской империи был орден Святого Георгия, который вручался за выдающиеся полководческие заслуги. Первым его кавалером после Екатерины II стал в 1770 году граф П. А. Румянцов-Задунайский «за одержанную над неприятелем 21 июля 1770 года под Кагулом победу». Им награждены были награждены князь Пётра Багратион, Кутузов, Барклай и другие известные русские генералы. В первом Статуте ордена говорилось: «Ни высокая порода, ни полученные пред неприятелем раны не дают быть пожалованным сим орденом, но дается оный тем, кои не только должность свою исправляли во всем по присяге, чести и долгу своему, но сверх того отличили еще себя особливым каким мужественным поступком или подали мудрые и для Нашей воинской службы полезные советы» и «кто презрев очевидную опасность и явив доблестный пример неустрашимости, присутствия духа и самоотвержения, совершил отличный воинский подвиг, увенчанный полным успехом и доставивший явную пользу».
В 1913 году был утвержден новый Статут ордена Св. Георгия. По нему к этому ордену причислялось Золотое гергиевское оружие как одно из его отличий с официальным названием: «Георгиевское Оружие и Георгиевское Оружие, украшенное бриллиантами». Им за свой воинский подвиг подполковник Генерального штаба и был награжден Михаил Степанович Свечников 26 сентября 1916 года. То есть, по статусу ордена стал 27-м его кавалером. Это было последнее награждение этим высшим орденом георгиевского банта. Награждение им сопровождалось вручением почетного золотого георгиевского оружия, саблей с изображением георгиевского креста, и двойным производством с правом выбора части. Награждение проводил в торжественной обстановке в Георгиевском зале Кремля сам император. Атрибутом и особым знаком отличия этого ордена стала Георгиевская лента, впоследствии сопровождавшая многие боевые награды Российской Империи, а потом и Советского Союза (в советской наградной системе она именовалась «Гвардейская лента»). Этот орден Святого Великомученика и Победоносца Георгия был учреждён императрицей Екатериной II в 1769 году для отличия офицеров за заслуги на поле боя и имел четыре степени отличия.Его старшая степень считалась высшей военной наградой Российской империи. Из этого следует, что и символизирующая этот бант георгиевская лента служат знаком особой чести принадлежащей непосредственным участникам боевых действий.
Георгиевская лента украшает и колодки «Ордена Славы» - ордена СССР, учреждённого в 1943 году. Он имеет три степени: высшая Первая степень - золотая, а Вторая и Третья - серебряные. Эти ордена выдавались за личный подвиг на поле боя в порядке строгой последовательности - от низшей степени к высшей. Георгиевская лента украшает и колодки медали «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.», учрежденной 9 мая 1945 года. Медалью награждались военнослужащие, принимавшие непосредственное участие на фронтах войны.
Она служит частью и ордена Святого Георгия нынешней России - ее высшей военной наградой старших и высших офицеров за боевые операции при нападении внешнего противника. Однако с ним, произошло то же, что происходит со всем после установления у нас демократии. Вроде Дня независимости России, который после нескольких лет обдумывая этой дубовой глупости переназвали «Днем России», хотя привязка к этому дню продолжает висеть на нем как репей на хвосте бродячей собаки. Вопреки статусу этого ордена им награждали участников войны в Чечне. Хотя к чести получивших эту награду они, как кажется, ее не носят.
Но демократия есть демократия, и с 2006 года георгиевская лента, этот «особый знак отличия», стал знаком омерзительной игры, которую устроили демократы. Ее стали нацеплять на себя мертвецки пьяные люди, привязывать на автомобильные антенны, водочные бутылки, штаны, сумки и собачьи ошейники, вплетать в косички и использовать вместо обувных шнурков.
Мы делаем вид, что возмущены как прибалты издеваются над памятниками советским воинам, но какая этому цена? Или это «возмущение» - только демонстрация верноподданнической преданности г-ну Путину?Георгиевская лента - это многовековой символ, олицетворяющий подвиг русского воина на полях сражений, в кровавых рукопашных схватках. За эти награды люди отдавали жизнь. Но что вы хотите от демократов?
Итак, Михаил Степанович стал высшим георгиевский кавалером, генерал-майором и командующим дивизией, которую вскоре отправили в Финляндию нести там гарнизонную службу в городах и селениях, но особенно на железных дорогах и других коммуникациях. И это вскоре привело к тому, что он стал непосредственным и очень важным участником революционных событий.
В начале 90-х годов мадам Шергова старшая на демократическом ТВ рассказывала об ордене Святого Георгия и сообщила, что им было 25 награждений, то есть о генерале Свечникове «забыла». Что ждать от демокрадов? Они врут всегда и во всем. Особенно, если им кто-то не нравится. А генерал Свечников им не нравится, потому что в том же 1916 году он вступил в партию большевиков. Михаил Степанович был из простых казаков, представитель простого народа, а русский народ для демокрадов - враг. А в феврале 1917 года он отказался выполнить приказ направить свою часть стрелять в народ.
«Все знают», что в 1917 году Ленин переехал из Швейцарии в Россию в «запломбированном» вагоне. А с недавних еще пор стали «знать», что при пересечении Германии получил от немцев знаменитые «немецкие миллионы». Эти «знания» теперь подпитываются «сведениями», которые в изобилии наполняли демократические газеты тех времен. Пока какой-то авторитетный и честный противник «Совдепии», тщательно документально расследовав, не пришел к выводу, что все это - злонамеренная ложь. А через Германию Ленина и группу, ехавшую с ним, среди которых далеко не все были его полными единомышленниками, вынудили обстоятельства. Дело в том, что во всех воевавших с Германией странах на Ленина и его спутников были выданы ордера на арест, как только они попадут на их территорию. Германское же правительство немецкие социал-демократы убедили, что для керенской России приезд Ленина ничем хорошим не светит. Так что Ленин играл свою игру, а немцы - свою, но на какой-то момент их интересы совпали. Хотя, с другой стороны, как-то представляется, что получить от кайзеровского правительства деньги на революцию, а потом исторически его обыграть, так-то ли это уж и предосудительно в политике, когда на карте стоит история?
Куда же они направились после Германии? Сейчас мало кто ответит на этот вопрос.
А далее нелегальные путешественники прибыли в нейтральную Швецию, где в российском консульстве получили российские паспорта и таким образом повысили статус своей легальности. Однако ни этот факт, ни то, как им удалось это сделать, по существу неизвестны. Будто из Москвы в Малаховку зайцами проехали. Исследуя эту часть российской истории, Борис Васильевич выяснил, что в Стокгольм эти своеобразные туристы приехали на Пасху. Несколько выждав, они заявились в консульство на второй ее день. Тамошние служащие тогда, как и сейчас в подобных учреждениях, были люди простые, и на эту непыльную службу попадали не по особым талантам, а по особым связям. Кто такой Ленин, они и не слыхивали, но зато в послепасхальное утро были в настроении особом. Не исключено, что эти туристы пустили в ход и другие традиционные для таких случаев российские способы общения, которые в это утро были куда как подходящими. Далее было сложнее, пришлось, где пешком, где чуть ли не вплавь форсировать по уже почти весеннему льду Ботнический залив. Хорошо хоть по пути Аланские острова были. И вот Финляндия. Как развивались события далее, и советская, и нынешняя демократическая историография скромничает. Вроде бы Ленин сразу на броневик у Финляндского вокзала Святым духом попал. А, если задуматься, вся эта эпопея выглядит очень четко продуманной. Будто в армейском штабе разработанной. День и час прибытия, информационное оповещение заводов и фабричных предприятий. Впрочем, почему, будто? Операцию разработал штаб расквартированной в Финляндии дивизии, которой командовал генерал и большевик Михаил Степанович Свечников.
О том, что группа Ленина едет в Петроград, конечно же, было хорошо известно, и всю Финляндию наводнили жандармы, шпики и специальные группы офицеров для ее захвата. Но за безопасность группы Ленина отвечал лично Михаил Степанович, и он спас и его, и эту группу. Вся полицейско-жандармская команда оказалась бессильной! Трехвагонный литерный состав, в центральном вагоне которого была группа Ленина, а в двух других по взводу революционно настроенных солдат, был неуязвим. Тем более, что на всех станциях, полустанках и разъездах состав приветствовали шпалеры солдат, держа «на караул» винтовки с красными флажками на штыках. Командовал составом очень талантливый революционный офицер, которым вполне мог оказаться одним из известных командиров - героев гражданской войны, но он в самом ее начале погиб. Погибли и многие другие соратники и единомышленники Свечникова. Подполковник Г.В. Булацель вместе с сыновьями 17 и 15 лет, кадетами Петроградского кадетского корпуса, весной 1918 года был расстрелян в Финляндии по приказу Маннергейма. Тогда же и там же погиб штабс-капитан Б.В. Муханов. Капитан А.Ф. Коппе, правый эсэр, был повешен летом 1918 года по приказу Деникина.
В октябре 1917 года не было того общенародного восстания, о котором нам рассказывала советская историография. В Петрограде были созданные Петросоветом при заводах и фабриках отряды рабочих-красногвардейцев, но они воевать еще не умели. Не умели воевать на суше и матросы балтийцы, к тому же они перебили многих своих офицеров, и ими было некому грамотно руководить. Боеспособной революционной силой оказался только 42-й Отдельный армейский корпус, 106-й пехотной дивизией которого командовал генерал Свечников, единственный тогда в РСДРП военспец, окончивший Императорскую военную академию. В сентябре Ленин встречается с ним в Выборге и приходит к выводу, что «финляндские войска» - единственная реальная сила пролетарской революции. До 25 октября большевики вели только агитацию и к военным акциям не прибегали. Но вот в Гельсингфорс приходит телеграмма «Высылай устав», и 450 гренадёров во главе с офицерами выехали на защиту Советов.
25 октября вечером Зимний дворец дважды штурмуют рабочие отряды - безуспешно. Третий штурм - атака матросов отбита. Четвертый штурм ведет отряд Свечникова - и в 2 часа ночи 26 октября Зимний взят. В это время части Северного фронта по приказу Керенского движутся на Петроград, но генерал Черемисов возвращает их обратно. Остался наступать только 3-й корпус генерала Краснова, подкрепленный артиллерией и бронепоездом. Он успешно сметал рабочие отряды и теснил матросов. Однако З0 октября под Пулковом Красная гвардия все же остановила Краснова. Когда же в бой вступили гренадеры во главе с офицерами, да еще в погонах, Краснов сдался.
Следующий эпизод биографии Михаила Степановича был связан с разгромом Красной армией немецких войск под Псковом и Нарвой. Мне еще в школе было не очень понятно, как это только что созданные из необученных рабочих отряды Красной армии одним революционным духом разгромили известные своей военной организацией войска немцев, вооруженных тоже не чем попало. И вот все встало на место. Когда началось немецкое наступление, советское правительство создало Упраформ, Управление формирования Красной армии. И возглавить его Ленин пригласил, кого бы вы думали? Правильно, хорошо известного ему генерала и опытного специалиста по обороне, Михаила Степановича Свечникова. Своим боевым авторитетом ему удалось убедить часть офицерского состава царской армии на время оставить в стороне политические распри, в результате были созданы в высшей степени боеспособные части. Они-то молниеносно и разгромили не такие-то уж и слабые войска немцев. Конечно, в боях участвовали и отряды петроградских рабочих, но главную роль сыграли все-таки профессиональные военные. Намек на это содержится в одном художественном фильме 80-х годов, но только лишь в виде частного эпизода.
Военно-политическое положение молодой Страны советов показывало настоятельную необходимость подготовки соответствующего ее задачам командного состава Красной армии. И Свечников становится профессором военной академией, ставшей впоследствии Академией имени Фрунзе. Анекдот о Василии Ивановиче Чапаеве с его квадратным трехчленом имеет свою историческую основу. Чапаев действительно был вызван в академию для обучения. Но оказалось, что начинать его ему надо было с грамматики и арифметики. И Свечников отправил его обратно в дивизию, чтобы тот вернулся, когда на фронте будет полегче. Не суждено, как оказалось, а то быть бы ему в ряду советских маршалов Великой отечественной войны.
Также еще со школы мне было непонятно, как стремительное наступление Деникина на Москву, когда, казалось, никто не сомневался в его победном исходе, вдруг перешло в не менее стремительное бегство. Оказывается, и тут не обошлось без Свечникова, непревзойденного стратега оборонительных боев. Им в короткое время был организован Курский и Орловко-тульский укрепрайоны, где были размещены наиболее организованные тогда дивизия латышских стрелков, эстонская дивизия, хорошо подготовленные на этот раз рабочие отряды и… «финляндские войска».
О последних упоминается в записках Ленина Склянскому, но советская историография отказывалась признать этот исторический факт, а сами эти записки не включала в полное собрание сочинений Ленина, куда вносили, казалось, все, им написанное. Ну, латышская и эстонская дивизии - куда ни шло, но «финляндские войска»! А все просто. Ленин не думал, как на его записки посмотрят в будущем, и «финлянскими» войсками называл, да-да, ту самую 106 пехотную дивизию, которая обеспечила ему в свое время триумфальное движение по Финляндии и разбила корпус генерала Краснова. А были в ней не какие-то чухонцы, а самые что ни на есть рязанские и воронежские мужики. В отличие от других, эта дивизия не была расформирована во время революции. И четыре отборные офицерские «цветные» дивизии Деникина осенью 1919 сходу напоролись на гранит свечниковского укрепрайона и были обращены в бегство. Как говорил Борис Васильевич, ему пришлось девять лет доказывать истинные обстоятельства этого факта. Партийные историки стояли насмерть, особенно, по его словам, упорствовал некий Холопов. Возможно, специалистам-историкам эта фамилия известна.
Были у Свечникова в гражданскую войну и успешные наступательные операции. Мало кто знает, что, согласно Брестскому миру, который был подписан и турками, за временную демаркационную линию между воюющими сторонами было принято текущее размещение их войск, чтобы потом разобраться с границами при заключении настоящего мирного договора. Это относилось и к русско-турецкой линии фронта, которая проходила в районе Карса и Эрзерума, которые были в руках русских. Но, когда русская армия стихийно демобилизовалась, турки нарушили положения Брестского мира и двинулись в Армению, захватили ее почти всю, вплоть до Дилижанского перевала. Армянские патриоты призвали на помощь русских офицеров из еще оставшихся частей царской армии, сформировали четыре армянские дивизии и выгнали турок примерно на уровень нынешней границы с Турцией. Этому помогли советские войска, армия, находившаяся на Кубани и в Ставрополье, которой прежде командовал известный из истории и литературы анархист Сорокин. Ее в 1918 году и возглавил командарм Свечников, а затем и весь Каспийско-Кавказский фронт. Он и нанес по туркам удар во фланг через Иранский Азербайджан, воспользовавшись положениями еще царского договора между Россией и Ираном. Потом этот договор был перезаключен советским правительством на тех же условиях, что и прежде, и это сыграло свою роль во время Великой отечественной войны. А во время той компании у Михаила Степановича от тифа погибла жена, мать Бориса Васильевича, и там, в Иране, была похоронена. Это и сыграло определенную роль в выборе профессии Борисом Васильевичем.
В конце 1938 года он, будучи тогда Начальником кафедры истории военного искусства Военной Академии им. М.В.Фрунзе, был он арестован и расстрелян. Реабилитирован 8.12.1956.
При этоих словах о расстреле Михаила Степанович махровые демократы тут же начнут радостно потирать руки. Как же, расстрелян генерал, ставший большевиком еще перед революцией, Как же, «сталинские репрессии»! Действительно, тогда в армии проходила жестокая чистка Красной армии от представителей высшего командного состава, входивших в заговорщицкую троцкистскую сеть. Его комплектовал еще Троцкий, и в его книгах и статьях, написанных им в эмиграции, достаточно сведений о существовании такого подполья в ее рядах. ГПУ задержало и какое-то число инструкционных писем Троцкого его участникам. По Троцкому Россия и ее армия должны были сыграть роль запала в перманентной мировой революции, которая в конечном итоге, скорее всего, должна была установить мировое еврейское господство, наподобие Хазарского каганата. Тогда верные ученики Троцкого готовы были принести в жертву этому хоть весь русский народ, а Сталину его почему-то было жалко. Еще со времен революции иудотроцкисты захватили главенство и в «органах», достаточно посмотреть ни их национальный состав в те годы. Дзержинскому, а потом Сталину пришлось много потрудиться для их очистки, но это дело до конца они не довели. Многие, вроде троцкиста и бухаринца в одном ботинке Хрущева, уцелели, а потом и создали миф о «сталинских репрессиях» неповинных людей. Хотя организовали их именно они.
Все же троцкисты заговорщики из числа военных были вовсе не трусливые люди. Воспитанные в суровых условиях революции и гражданской войны, они смело шли на провокации, фальсификации, оговоры и клевету и, даже будучи арестованными, долгое время стойко держались, несмотря на суровые методы обращения с ними. Примером может служить крупная фигура в «органах» по фамилии Черток. Когда его разоблачили и пришли арестовывать в его кабинете, он со словами «Просто так вы меня не возьмете!» выпрыгнул в окно и разбился насмерть. В порядке самозащиты они подводили под репрессии и многих невиновных высших офицеров, конструкторов и ученых. Например, Рокоссовский не ставил свой арест в вину Сталину, так как знал эту правду. Арестованный по ложному доносу будущий академик Стечкин, по словам писателя Феликса Чуева [1] тоже хорошо знал причину своего ареста. Так случилось, что в этом у меня появился и собственный опыт. В 1960 году в автомобильной поездке по Прибалтике с отцом Люси мы были в Риге. Оказалось, что в плане поездки у Люсина отца входило также посетить своего довоенного коллегу и друга по УФАНу (Уральский филиал АН) Папедиса, или Папеду, как он звался до войны. Он тогда был арестован, как «немецкий шпион». Просидел около двух лет, но с приходом в МВД Берия его году в 1938 году выпустили, ознакомив при этом с его «делом». Оказалось, на него донесли двое его коллег по работе, в ответ на критику Папеды на них в стенгазете за нарушения производственной дисциплины, кажется за опоздания на работу с утра и после обеда, тогда с этим было строго. Этот он рассказал, когда мы были у него дома в Риге (он тогда был ректором Рижского политехнического института) во время той поездки. Но отказался рассказывать, что ему довелось пережить в тюрьме, сказав, что самые неприятные воспоминаниями о тех годах - это то, как в течении двух недель между доносом и арестом он каждый день с этими тогдашними демократами встречался, здоровался, шутил, ходил в столовую. То есть, эти аресты были далеко не только провокациями троцкистов, а часто и результатом доносов обычных мерзавцев.
О чем жн не рассказал мне «сталинист» Борис Васильевич? Не верится, что его отец, высший русский офицер, вставший на сторону народа еще тогда, когда другие еще ни с чем не разобрались, то есть отличавшийся очень высокими понятиями чести и способностью принимать решения в очень сложных условиях и воспитавший такого советского патриота, каким был его сын, был троцкистом-заговорщиком. И почему его арестовали и расстреляли в тот же день? Может быть, он знал что-то такое, чего еще остававшиеся в армии и «органах» троцкисты никак не могли предать огласке? Например, что его, генерала в царское время, а в советское служившего не совсем на тех ролях, на которые он мог бы претендовать из-за своих революционных заслуг, троцкисты пытались привлечь, но получив отказ, тат же решили убрать? Со временем я, может быть, и решился бы задать Борису Васильевичу такие вопросы, но… не судьба.
В середине 90-х годов на уличном лотке мне попалась книжка литературного критика Катаняна. Прежде он писал о Маяковском, и я взял ее полистать. Она была о Лилии Брик. Возможно, зря я тогда не купил ее. Все же случай подсунул мне страницу, где Катанян описывает, как в 35 или 36 году он возвращался с Брик и ее тогдашним мужем одним из высших офицеров Красной армии Примаковым из Кисловодска. О Брик Катанян с некоторой иронией говорит, что она была высокоморальной женщиной, потому что у нее никогда не было больше одного муже и одного любовника сразу. В течение двух дней в купе поезда они играли в карты и выпивали. И Примаков обронил запомнившуюся Катаняну фразу: «Сталину скоро конец!» Эта книга была не о Сталине, а о Брик, и эта фраза была в ней даже меньше, чем эпизодом, просто бытовой иллюстрацией. Тем более она говорит о многом. Что троцкистский заговор против Сталина и его внутренней и внешней политики был разветвленным и мощным, что его участники уже не сомневались в его успехе, и даже особенно его не скрывали, так что «творческий» охлос был вполне в курсе этих ожидаемых событий. Так что ерничество нынешних средств массового одурачивания и демонстрации кадров массовых собраний с коллективными осуждениями троцкистских заговорщиков как примеров рабской тупости русских людей, это обычные штучки демократических русоненавистников. На самом деле эти кадры показывают, что и народ хорошо знал о происходящем и это было истинное отношение людей к нему. Это сейчас верноподданнические восторги в адрес г-на Путина коррумпированного чиновничества, хорошо купленного телевидения и одураченного населения говорит, что непременное условие демократии, а сейчас у нас именно она безо всяких кавычек и слов «так называемая», - это манипуляция сознанием людей [2,3]. Ни в царской России, ни при советской власти ее не было, русскому самосознанию она не свойственна. Она бывает только в демократическом обществе, то есть при капитализме.
После ареста отца родные сменили Борису Васильевичу, которому тогда было лет пятнадцать, отчество, выдав его за сына брата Михаила Степановича. Так у Бориса Васильевича появилось другое отчество, но это вовсе не значит, что он отказался от своего отца. Я не спрашивал Бориса Васильевича о судьбе его отца, а сам он об его аресте ничего не рассказывал. Это вовсе не значит, что он ничего об этом не знал. Но он был убежденным коммунистом и яростным борцом против партбюрократии в родной станице и везде, где сталкиваться с ней в хождениях по восстановлению доброго имени отца и его роли в революции и последующей истории Советского государства. В Серафимовиче его хлопотами в восьмидесятых годах появилась улица «Комбрига Свечникова». Это звание ему было присвоено в 1935 году. Хотя по его положению во время боевых действий на Кавказе, его можно было бы именовать командармом. Он яростно воевал с Первым секретарем райкома Серафимовича Лапиным, открыто собиравшим дань с колхозов, совхозов и других предприятий района. Но она не давала результатов, у того была мощная защита в обкоме. В этой борьбе против ненавистных ему партбюрократов в Серафимовиче ему помогали Надежда Степановна и корреспондент газеты «Правда» Степнов. Но Кравцову вскоре убрали из райкома, а Степнова перевели из Волгограда в Воронеж. В конце 80-х годов мне удалось разыскать его там, и я почувствовал, что у него уже теряется вера, что он чего-то сможет добиться. В Воронеже тоже. Кравцова же неожиданно стала яростной ельцинисткой, и наши дружеские отношения на этом кончились. Потом она, по-видимому, жалела об этом своем сальто-мортале, и раза два-три присылала мне какие-то растерянные письма, последнее в начале 2007 года, но прежнего дружелюбия у нас уже не получалось.
Начиная с опытнейшего интригана Хрущева, троцкистская язва, приняв форму партбюрократии, подобно вирусу-мясоеду разъедала тело и мозг КПСС, и когда горбачево-ельцинские продукты этого распада стали во главе партии и государства, те были уничтожены. Потребителей вожделенных 120-ти сортов колбасы, изготовленной из поставленного из Польши зараженного «коровьим бешенством» мяса, со временем охватывает безумие. То же произошло с населением страны от внесенного ему демократами вируса социального безумия, а ампутанты-демократы продолжают подпитывать этой заразой тех, кто в 90-е годы не поддался ему.
По всему было видно, что Борис Васильевич, имевший к этому времени большой опыт дипломата-восточника и доступ к разным архивам, все это хорошо понимал. И не ставил гибель своего отца в вину Сталину, а, так же как и он, как мог, боролся с партбюрократическими язвами в партии и государстве, несмотря на зачастую сильные физические страдания из-за нарушений в позвоночнике вследствии тяжелого ранения под Сталинградом.